Лейтенант Фридрих Буш, летчик германской разведывательной авиации, и новодеревенскнй школьник Леша Михайлов в один и тот же день получили награды: лейтенант Буш — железный крест, а Леша Михайлов — медаль «За оборону Ленинграда». Как сказано было в приказе германского командования, летчик Буш представлялся к награде «за отличную разведывательную деятельность над позициями противника у Ленинграда, в результате чего были обнаружены и уничтожены 12 зенитных установок русских». А Леша Михайлов получил медаль как раз за то, что помог немецким самолетам обнаружить эти двенадцать батарей. Вы, я вижу, удивлены. У вас глаза на лоб полезли. Вы думаете небось, что это ошибка или опечатка. Что ж, выходит, значит, что Леша Михайлов — предатель? Почему же он тогда получил советские награду, а не какой-нибудь тоже медный или оловянный немецкий крест? А между тем никакой ошибки тут нет. Леша Михайлов получил свою награду по заслугам. А вот за что получил ее лейтенант Фридрих Буш — это дело темное. Хотя, если разобраться, может быть, он и в самом деле неплохо выполнил свою боевую задачу. Ведь он действительно обнаружил на подступах к Ленинграду двенадцать зенитных батарей. Правда, без помощи Леши Михайлова и других ребят он черта бы с два обнаружил. А хотя... Ну да, впрочем, так вы все равно ничего не поймете. Надо все рассказать по порядку. Леша Михайлов жил, как я уже сказал, в Новой Деревне. Около их дома — за огородами — был пруд. На том берегу пруда, в небольшой рощице, стояла зенитная батарея. Почти каждую ночь, когда с финской стороны летели на Ленинград немецкие бомбардировщики, батарея открывала огонь. Конечно, не одна батарея. Их там вокруг было много. От этого огня в михайловском доме, как и в других соседних домах, давно уже не осталось ни одного стекла — окна были заколочены досками, фанерой или заткнуты подушками. Зато уж и немцам, конечно, тоже доставалось от этого огня!.. Батарея была хорошо замаскирована. В обычное время, когда она помалкивала, не работала, ее не только с воздуха, но и с земли не разглядеть было. Но, конечно, это только взрослые не могли разглядеть. А от ребят разве что-нибудь скроешь? Ребята еще давно, еще в самом начале войны, когда только появилась у них эта батарея, все, что им нужно было, разнюхали, разведали и знали теперь батарею, наверно, не хуже самих зенитчиков. Знали — и сколько там орудий, и какого они калибра, и сколько у орудий прислуги, и кто командир, и где снаряды лежат, и как заряжают, и как стреляют, и как команду подают. Работала батарея только по ночам. Наутро после налета бомбардировщиков почти всякий раз прилетал в деревню маленький, легкий, похожий на стрекозу немецкий самолет-разведчик «хеншель-126». Иногда он по полчаса и больше кружил над деревней, выискивая и вынюхивая расположения русских зениток. Но батареи молчали. И «хеншель-126», повертевшись и покружившись, не солоно хлебавши, улетал восвояси. Сначала ребята удивлялись: — Чего же они не стреляют? Ведь он же прямо совсем на куриной высоте летит! Его с одного выстрела подбить можно!.. Одни раз они даже не выдержали и закричали через колючую проволоку командиру батареи, который в это время как раз разглядывал в бинокль вражеского разведчика: — Товарищ старший лейтенант! Чего же вы смотрите? Хлопните его из второго орудия. В самый раз будет. Командир оторвался от бинокля и с удивлением посмотрел на ребят. — Это что такое? — крикнул он строго. — Вы как сюда попали? Ребята переглянулись, а Леша Михайлов за всех ответил: — Мы так... потихоньку... замаскировались. — Ах, вот как? Замаскировались? Ну, так и я вот тоже маскируюсь. Понятно? — Ага. Понятно, — сказал, подумав, Леша. — Чтобы, значит, не обнаружили и не засекли? — Во-во, — сказал командир. — А вообще — пошли вон отсюда! Разве не знаете, что сюда нельзя ходить? — Знаем, — ответили ребята. — Да мы не ходим, мы ползаем. — Ну и ползите обратно. Дня через три вечером на батарее была объявлена боевая тревога. Не успел отзвенеть сигнал, как ребята уже сидели на своем обычном месте — в кустах на берегу пруда. Кто-то из батарейцев их заметил и сказал командиру. — Ах, вот как? — закричал командир, узнав Лешу Михайлова. — Опять это ты? Ну, погоди, попадись ты мне!.. Леша и товарищи его убежали, но и после, конечно, поглядывали за батарейцами, только стали немного осторожнее. А в ноябре месяце, перед праздниками, случилась эта самая история, за которую Леша Михайлов с товарищами чуть не угодил в трибунал. Ну да, впрочем, не будем забегать вперед. Будем и дальше рассказывать по порядку. Выдался как-то очень хороший зимний денек. Снегу насыпало — ни пройти, ни проехать. После школы выбежали ребята на улицу гулять. Стали играть в снежки. Поиграли немного — надоело Кто-то предложил — давайте лепить снежную бабу. А Леша Михайлов подумал и вдруг говорит: — Нет, ребята, давайте лучше не бабу, а давайте — знаете что — построим снежную крепость. Или батарею зенитную. С блиндажом и со всем, что полагается. Затея ребятам понравилась, и вот на пруду, за михайловскими огородами, по соседству с настоящей зенитной батареей, началось строительство игрушечной, снежной и ледяной огневой точки. Работали ребята весь тень до вечера Катали снежные комья, возводили с гены, брустверы, орудийные площадки... И получилось у них здорово. Все как настоящее. Даже пушку соорудили, и пушка у них была не какая-нибудь, а самая всамделишная — зенитная, из какого-то старого дышла или оглобли, и также вертелась, и можно было из нее прицеливаться Это было в субботу. На следующий день, ребята с утра достраивали свою крепость, когда над их головами в безоблачном зимнем небе появился старый новодеревенский знакомый «хеншель-126». На этот раз он прилетел очень кстати. Играть стало еще интереснее — Воздух! — закричал Коська Мухин, маленький веснушчатый пацан, по прозвищу Муха. — Тревога! — закричал Леша Михайлов. — Товарищи бойцы, по местам! Он первый подбежал к игрушечной пушке и стал наводить ее на настоящий вражеский самолет — По фашистским стервятникам — огонь! — скомандовал он и сам ответил — зa свою пушку: — Бах! Бах! — Бам-ба ра-ра-ах! — хором подхватили ребята. А разведчик, как всегда, повертелся, покрутился и, стрекоча своим стрекозиным моторчиком, улетел в сторону фронта Ребята еще немножко поиграли, потом разошлись. Лешу Михайлова позвали домой обедать Он с удовольствием уплетал мятый вареный картофель с соевым маслом и уже собирался попросить у матери добавочки и даже протянул для этого миску, как вдруг миска вылетела у него из рук. Оглушительный удар, а за ним второй и третий прогремели, как ему показалось, над самой его головой Степы Михайловского дома заходили ходуном, посыпалась штукатурка, на кухне что-то упало и со звоном покатилось Лешина сестренка Вера диким голосом закричала и заплакала. За нею заплакала Лешина бабушка. — Бомбят! Бомбят! — кричал кто-то на улице. Там уже работали зенитки, стучал пулемет, и где-то высоко в небе глухо и приглушенно гудели моторы немецких пикировщиков — А ну, живо лезьте в подполье! — командовала Лешина мать, отодвигая стол и поднимая тяжелую крышку люка. Бабушка, а за нею Лешины сестры и младший брат полезли в подвал, а сам Леша, пользуясь суматохой, сорвал со стены шапку и юркнул в сени. Во дворе он чуть не столкнулся с Коськой Мухиным Муха едва дышал, лицо у него было бледное, губы дрожали. — Ой, Лешка! — забормотал он, испуганно оглядываясь и шмыгая носом. — Ты знаешь... беда какая... — Что? Какая беда? Муха не мог отдышаться: — Ты знаешь, ведь это... ведь это ж нашу батарею сейчас бомбили. — Ну да! Не ври! — сказал, побледнев, Леша. — Ей-богу, своими глазами видел. Две бомбы... прямое попадание... и обе в нашу батарею. Одни щепочки остались. — Сам видел, говоришь? — Говорю ж тебе: своими глазами видел. Мы с Валькой Вдовиным за водой ходили, увидали — и сразу туда. Я убежал, а он... — Что? — закричал Леша и с силой схватил товарища за плечо. — Его... его на батарею увели. На настоящую, — сказал Муха и, опустив голову, заплакал. Немецкие самолеты разбомбили игрушечную крепость и улетели. На батареях прозвучал отбой воздушной тревоги, понемногу успокоилось все и в самой деревне, а Валька Вдовин все еще не возвращался домой Леша Михайлов несколько раз бегал к Валькиной матери. Он успокаивал ее, говорил, что видел Вальку «своими глазами», что он жив, что его пригласили в гости зенитчики и, наверно, угощают его там чаем или галетами. Но сам Леша не мог успокоиться. «Ведь это ж я виноват, — думал он. — Это я все выдумал — с этой дурацкой крепостью. А Валька даже не строил ее. Он только сегодня утром из Ленинграда приехал...» Он уже собирался пойти на батарею и сказать, что это он виноват, а не Валька, когда в дверь постучали и в комнату ввалился сам Валька Вдовин. — Ага, ты дома? — сказал он, останавливаясь в дверях. — Дома, дома, заходи, — обрадовался Леша. — Да нет... я на минутку... я не буду, — пробормотал Валька. — Кто-нибудь у вас есть? — Нет, никого нет. Бабушка спит, а мама в очередь ушла. Заходи, не бойся. — Лешка, — сказал Вдовин, не глядя на Лешу. — Тебя, наверно, в трибунал отправят. Судить будут. — Меня? — сказал Леша. — А откуда ж узнали, что это я? — Откуда узнали? А это я на тебя сказал. — Ты? — Да, я, — повторил Вдовин и посмотрел Леше в глаза. — Я сначала отпирался. Говорю: знать ничего не знаю. А потом командир батареи говорит: «Это, наверно, такой чернявенькнй, с полосатым шарфом... Михайлов его, кажется, ловут?» Ну я и сказал: «Да, — говорю, — Михайлов». И адрес твой спросили — я тоже сказал. Леша стоял, опустив голову. — Так, — выговорил он наконец. — Значит, и адрес сказал? — Да. И адрес сказал. — Ну и правильно, — сказал Леша. — Я бы все равно сам пошел на батарею. Я уже собирался даже. — Значит, ты не сердишься? Леша стоял, не глядя на товарища. — Нет, — сказал он. Валька схватил его за руку. — Знаешь что, — сказал он. — А может быть, тебе убежать лучше? — И не подумаю, — сказал Леша. Потом он взглянул на Вальку, не выдержал и тяжело вздохнул. — Как ты думаешь, расстреляют? — сказал он. Валька, подумав немного, пожал плечами. — Может быть, и не расстреляют, — ответил он не очень уверенно. До вечера Леша Михайлов ходил сам не свой. Приходили ребята, — звали его гулять — он не пошел. Уроков он не учил, отказался от ужина и раньше чем обычно улегся спать, по, как ни старался, как ни ворочался с одного бока на другой, заснуть он не мог. Не то чтобы он очень боялся чего-нибудь. Нет, Леша был, как говорится, не из трусливого десятка. Но все-таки, как вы сами понимаете, положение у него было невеселое, тем более что он чувствовал себя действительно виноватым. А мысль о том, что судить его будут в Военном трибунале, как какого-нибудь шпиона или предателя, совсем убивала его. «Может быть, и в самом деле лучше убежать? — думал он. — Проберусь как-нибудь на фронт или к партизанам, навру чего-нибудь, скажу, что мне скоро тринадцать лет будет, может, меня и возьмут. Пойду куда-нибудь в разведку и погибну... как полагается... а после в газетах напишут или, может быть, объявят Героем Советского Союза...» Но убежать Леша не успел. Перед самым рассветом он забылся и задремал. А в половине восьмого, раньше чем обычно, его разбудила мать. — Леша! Лешенька! — говорила она испуганным голосом. — Проснись! Сыночек! — Чего? — забормотал Леша, дрыгая спросонок ногой. — Вставай скорее. За тобой приехали, тебя спрашивают. Леша одним махом сбросил с себя одеяло и сел в постели. — Приехали? Из трибунала? — сказал он. — Из какого трибунала? Не знаю, военный какой-то приехал. На мотоциклетке. «Эх, не успел убежать», — подумал Леша. Застегивая на ходу рубашку и затягивая ремешок на животе, он вышел на кухню. У печки стоял высокий красноармеец в полушубке и в кожаном шоферском шлеме. Он сушил перед печкой свои меховые рукавицы. От них шел пар. Увидев Лешу, красноармеец как будто слегка удивился. Наверно, он думал, что Леша немного постарше. — Михайлов Алексей — это вы будете? — сказал он. — Я, — сказал Леша. — Одевайтесь. Я за вами. Вот у меня повестка на вас. — Ой, батюшки светы, куда это вы его? — испугалась Лешина мать. — А это, мамаша, военная тайна, — усмехнулся красноармеец. — Если вызывают, значит заслужил. У Леши не попадали в рукава руки, когда он натягивал свое пальтишко Мать хотела ему помочь. Он отстранил ее. — Ладно, мама. Оставь. Я сам, — сказал он и почувствовал, что зубы у него все-таки слегка стучат и голос дрожит. — Взять с собой что-нибудь можно или не надо? — спросил он, посмотрев на красноармейца. Тот опять усмехнулся и ничего не сказал, а только покачал головой. — Поехали, — сказал он, надевая свои меховые перчатки. Леша попрощался с матерью и пошел к выходу. На улице у ворот стоял мотоцикл с приставной коляской-лодочкой. Еще вчера утром с каким удовольствием, с каким фасоном прокатился бы Леша Михайлов на виду у всей деревни в этой шикарной трехколесной машине. А сейчас он с трудом, еле волоча ноги, забрался в коляску и сразу же поднял воротник и спрятал лицо: еще, не дай бог, увидит кто-нибудь из соседей... Красноармеец сел рядом, в седло, и одним ударом ноги завел мотор. Мотоцикл задрожал, зафукал, застучал и, сорвавшись с места, помчался, взметая снежные хлопья и подпрыгивая на ухабах, по знакомой деревенской улице. Ехали они очень недолго. Леша и оглянуться не успел, как машина застопорила и остановилась у ворот двухэтажного каменного дома. У ворот стоял часовой. Леша огляделся и узнал этот дом. Когда-то здесь был детский сад. «Это на Островах, — сообразил он. — Вот он, оказывается, где трибунал-то помещается...» — Вылезай, Алексей Михайлов. Пошли, — сказал ему красноармеец. «Ох, только бы не заплакать», — подумал Леша, вылезая из коляски и направляясь к воротам. Часовой попросил у них пропуск. — К полковнику Шмелеву, — сказал Лешин сопровождающий и показал повестку. Часовой открыл калитку и пропустил их. В большой накуренной комнате, где когда-то помещалась, наверное, столовая детского сача, было сейчас очень много военных Были тут и летчики, и зенитчики, и моряки с береговой обороны. Были и красноармейцы, и офицеры Кто сидел, кто стоял, прислонившись к стене, кто расхаживал по комнате. — Погоди минутку, я сейчас, — сказал Леше его спутник и скрылся за большой белой дверью. Через минуту он вернулся. — Посиди, отдохни, тебя вызовут, — сказал он и ушел. Леша присел на краешке скамейки и стал ждать. Вдруг белая дверь открылась, и из нее вышел Лешин знакомый — тот самый старший лейтенант, командир новодеревенской батареи. Он увидел Лешу, узнал его, но ничего не сказал, нахмурился и пошел к выходу. А Леша даже привстал от волнения Он даже не сразу расслышал, что его зовут. — Михайлов! Михайлов! Кто Михайлов? — говорили вокруг. — Я Михайлов! — закричал Леша. — Что ж ты не откликаешься? — сердито сказал ему молоденький лейтенант в блестящих, как зеркало, сапогах. Он стоял в дверях с какими-то папками и списками и уже целую минуту выкликал Лешину фамилию. — Пройдите к полковнику, — сказал он, открывая белую дверь. «Только бы не заплакать», — еще раз подумал Леша и, стараясь держаться прямо, по-военному, шагнул через порог. Пожилой, стриженный ежиком полковник сидел за большим столом и перелистывал какие-то бумаги. — Михайлов? — спросил он, не глядя на Лешу. — Да, — ответил Леша. Полковник поднял глаза и тоже как будто удивился, что Леша такой маленький и тщедушный. — Н-да, — сказал он, разглядывая его из-под густых и мохнатых, как у медведя, бровей. — Вот ты каков, оказывается. А ну-ка, подойди ближе. Леша подошел к столу. Полковник смотрел на пего строго, и седые медвежьи брови его все ближе и ближе сдвигались к переносице. — Так, значит, это ты построил эту снежную крепость или блиндаж, или что там... которую давеча разбомбили «мессеры»? — Да... я, — прохрипел Леша и почувствовал, что еще минута — и слезы помешают ему говорить. — Только ведь мы не нарочно, товарищ полковник, — прибавил он, стараясь глядеть полковнику прямо в глаза. — Мы ведь играли... — Ах, вот как? Играли? — Ага, — прошептал Леша. — Кто это «мы»? — Ну, кто? Ребята, одним словом. — А кто зачинщик? Кто выдумал все это? Под чьим руководством строили? — Я выдумал. Под моим, — ответил Леша, опуская голову. И тут он не выдержал — слезы прорвались оттуда, где они до сих пор прятались, и заклокотали у него в горле. — Товарищ полковник... пожалуйста, простите меня, — пролепетал он. — Я больше не буду... — Это что — не будешь? — Играть не буду. — Вот тебе и на! — усмехнулся полковник. — Как же это можно — не играть? — Ну... вообще... блиндажей не буду строить. — Не будешь? Самым серьезным образом не будешь? — Самым серьезным. Вот ей-богу! Хоть провалиться, — сказал Леша. — Н-да, — сказал полковник. — Ну, а если мы тебя попросим? — Что попросите? — Да вот что-нибудь еще построить в этом же роде. Крепость, или блиндаж, или дзот какой-нибудь... Леша поднял глаза. Полковник смотрел на него по-прежнему серьезно, не улыбаясь, только брови его разошлись от переносицы и под ними открылись ясные, немного усталые и воспаленные от долгой бессонницы глаза. — Видишь ли, дорогой товарищ, какая история, — сказал он. — Оказывается, что в военное время даже играть надо осторожно. Вот построили вы, например, батарею. Отлично, вероятно, построили, если немец ее за настоящею принял. Но построили вы ее где? Рядом с настоящем боевой действующей зенитной батареей. Это тебе известно? — Известно, да, — чуть слышно проговорил Леша. — А ведь рядом не только батарея. Тут и невоенные объекты — жилые дома, живые люди... — Товарищ полковник! — чуть не плача перебил его Леша. — Да разве ж я не понимаю?! — Понимаешь, да поздно, — строго сказал полковник. — Задним умом живешь. — Правильно. Задним, — вздохнув, согласился Леша. — А между тем, — продолжал полковник, — такие фальшивые, что ли, сооружения, как ваша крепость, нам, военным людям, очень и очень нужны. Они называются у нас ложными объектами. Чтобы замаскировать настоящий объект, отвести противнику глаза и натянуть ему нос, где-нибудь в стороне строятся поддельные, декоративные, похожие на настоящие и все-таки не настоящие укрепления и сооружения: блиндажи, окопы, ангары, огневые точки, батареи — и все, чего, одним словом, душа пожелает. Леша давно уже проглотил слезы и слушал полковника с таким вниманием, что даже рот открыл. — Понятно тебе? — сказал полковник. — Ага. Попятно, — кивнул Леша. — Так вот, товарищ Михайлов, не согласитесь ли вы построить нам штучек пять-шесть таких ложных объектов? — Это кто? Это я? — чуть не закричал Леша. — Да. В общем, ты и товарищи твои. Леша смотрел на полковника и не понимал, шутит он или нет. — А из чего строить? Из снега? — сказал он. — А это уж как вам хочется. Лучше всего из снега, конечно. Во-первых, материал дешевый. А во-вторых, кто же лучше ребят со снегом умеет работать? — Точно! — согласился Леша. — Ну так как же? — сказал полковник. — Ну что ж, — ответил Леша, для важности почесав в затылке. — Можно, конечно. Только вот боюсь, что, пожалуй... — Что еще за «пожалуй»? — Оглобель, боюсь, не хватит. — Каких оглобель? — Ну, которые вместо пушек. У нас ведь понарошку было: зенитки у нас не было, так мы — оглоблю вместо нее. — Понятно, — сказал полковник. — Ну что ж, товарищ Михайлов, оглобель уж мы вам как-нибудь раздобудем. За оглоблями дело не станет. — Тогда все в порядке, — сказал Леша. — Приказано строить. Они еще немножко поговорили, и через десять минут красный штабной мотоцикл уже мчал Лешу Михайлова обратно домой. А что было дальше, я вам в подробностях рассказать не могу. Где и как строились ложные объекты, это, как вы сами понимаете, очень большая военная тайна. Могу только сказать, что строили их вместе с Лешей Михайловым и Коська Мухин, по прозвищу Муха, и Валька Вдовин, и другие новодеревенские ребята. Но Леша Михайлов был у них главным инженером. И в штабе, куда он теперь частенько заглядывал за указаниями и за инструкциями, его так и называли: «Инженер первого ранга Алексей Михайлов». Работали ребята, в общем, на славу, — иногда, если нужно было, и по ночам работали, забывали и пить и есть, не жалели ни сна, ни времени своего, но в школу все-таки бегали, не пропускали, и Леша Михайлов даже умудрился в эти дни получить «отлично» по русскому письменному. А «хеншель-126» теперь уже не летал в Новую Деревню, а летал туда, где возникали одна за другой новые зенитные точки. Следом за ним прилетали тяжелые «мессеры» и «фокке-вульфы» и, не жалея боеприпасов, бомбили снежные блиндажи и деревянные орудия. А ребята сидели в это время дома или в убежище, прислушиваясь к далеким разрывам фугасок, переглядывались и посмеивались. А взрослые не понимали, чего они смеются, и сердились: ведь никто не знал, что немцы бомбят снег, а ребята хранили военную тайну свято, как полагается. Иногда, если немцы не замечали батарею и долго ее не бомбили, ребятам приходилось достраивать или даже перестраивать ее. Но таких было немного — две или три, а на остальные немцы «клевали», как рыба клюет на хорошую приманку. В тот день, когда фашистские самолеты разбомбили двенадцатую по счету снежную батарею, Лешу Михайлова с товарищами вызвали в Ленинград, в штаб фронта. Их принял командующий фронтом. Из его рук Леша Михайлов получил медаль, а товарищи его — почетные грамоты, в которых было сказано, что они отличились на обороне города Ленина, «выполняя специальное задание командования». В этот же день лейтенант Фридрих Буш, командир разведывательного самолет «хеншель-126», получил железный крест. Об этом писали немецкие фашистские газеты. Видели мы там и фотографию этого отважного летчика. До чего же, вы знаете, глупое, самодовольное и счастливое лицо у этого прославленного героя! Где-то он теперь, этот Фридрих Буш? А Леша Михаилов жив, здоров, по-прежнему живет в Новой Деревне и учится уже в восьмом классе. --------------------------------------------------------------------------------