Мы шли до края и за край, И в риске и в чаду, И все, с кем мы знавали рай, Нам встретятся в аду. ... Когда рота остановилась на очередной короткий привал, было уже ясно, что таким табором двигаться на злополучную вершину нельзя. Дальше подъем шел по склону, который освещался луной. Ротный произвел перегруппировку перед последним рывком.
Почему ротный выбрал Кубика — знали все. Но почему Кубик взял в напарники его — уставшего, измученного молодого — никто так и не понял. Кубик слыл в роте отмороженным — молчал, порой обкуривался «в дым», бил без предупреждения, охотно идя на обострение отношений. Их в роте было трое земляков, призванных из Алтайского села. Под дембель из этой дружной компании алтайцев в живых остался только Кубик.
«Будешь идти след в след — «стоим — идем», стрижешь ушами, молодой? « Вот и весь инструктаж.
Солдат двигался автоматически, порой с запозданием реагируя на условные сигналы Кубика. Усталость брала свое, пара полученных «подач» от Кубика только усилила напряженку. Луна светила предательски ярко, камни на склоне, отполированные ветром и солнцем, блестели, создавая иллюзию прошедшего дождя.
Подтянувшись на руках, Кубик резким движением перекинул тело на площадку карниза, затем, сидя на корточках, огляделся и... неожиданно встал во весь рост. Площадка освещалась луной. На фоне черного звездного неба и сверкающих камней Кубик выглядел пришельцем из космоса. Его длинная искаженная тень только усиливала внеземной эффект происходящего.
Накопившаяся усталость убила остатки логики и страха в голове молодого. Восприняв поведение Кубика как знак отсутствия опасности, он, громко топая, оступаясь, взобрался на площадку и подошел к дембелю.
Кубик повернулся к нему всем телом, словно прикрывая его, растрепанного, от чьих-то нескромных глаз. «Шнурки развязались», — голос Кубика был спокойным и слегка уставшим. «Где? « — не понял молодой. «На правом ботинке», — уже жестко, но тише произнес Кубик. Присев на левое колено, Кубик, не меняя интонации, сказал: «Спокойно, урод. У меня за спиной духи. Там точка с ДШК. Мы для них, как в тире. Они прозевали нас, а мы их. Да не крути ты шарабаном, черт. Слушай сюда. Сейчас я встану и повернусь к ним. Ты из-за моей спины кинешь гранату — и сразу за тот камень»? — Кубик слегка повел головой в сторону большого камня на краю площадки. Между ним и склоном была небольшая щель.
Кубик медленно встал, отряхивая колено. «Шурави, бакшиш! « — раздался крик, и они услышали, как что-то покатилось к ним со склона. «Гранаты», — успел подумать молодой. Сильный толчок от Кубика кинул его на камень. Падая в щель лицом вниз, он на мгновение опередил одновременный взрыв нескольких гранат, накрывший всю площадку. Несколько тугих горячих ударов в спину и ноги заставили его инстинктивно вжаться в спасительную щель. Он слышал, как взорвалась ответная граната, брошенная Кубиком. Затем пространство вокруг него наполнилось упругими, теплыми струями воздуха. Что-то гулко хлопало, отскакивая от камней, повторяя, словно эхо, равномерный кашель духовского ДШК. Он почувствовал неожиданную слабость и с ужасом понял, что самым бесстыдным образом засыпает, не имея возможности и сил противостоять нахлынувшей на него мягкой, приятной беспомощности. Растекаясь по каменной щели, успел только подумать: «Я так и не кинул гранату... «
...На улице шел дождь. Капли монотонно долбили обшивку машины. Струи воды на лобовом стекле размывали привычные контуры домов, проезжающих машин, спешащих куда-то одиноких пешеходов.
— Знаешь, о чем я сейчас думаю? — Валерка рассеянно изучал унылый городской пейзаж через боковое стекло машины. — Я думаю о том, что в Афгане я хотел и не боялся, а сейчас хочу и боюсь, — ответил он сам себе, не дождавшись Саниного вопроса.
— А я сейчас думаю о том, что ты чувствовал тогда, той ночью на «Кресте», — Саня знал, что с Валеркой лучше говорить об одном и том же, чем молчать.
— Да я же тебе рассказывал про это уже тысячу раз! — Валерка не мог сдержать своего раздражения. — Вот ты опять грузишь! Тебе надо это — ковыряться в прошлом?
— Человеком управляют его прошлое и его привычки, — назидательно произнес Саня.
— Тогда ты, брат, водолаз по жизни, — с явным удовольствием съязвил Валерка.
— Ну, было, ну, прокололся — бывает!
Мутный поток грязной воды из-под колес обогнавшего их «лэнд-крузера» на секунду накрыл их «восьмерку» с головой»...
... Мугаджары. Несколько разрушенных глиняных домов на границе зеленки и бетонки, тонкой нитью уходящей на запад к Кишкинахуду, а затем дальше к Гиришку, к Герату, к Кушке и, может быть, к кому-то из туркменов домой. Зеленка в этом месте резко отступала изумрудным массивом на юг, освобождая дорогу из своих цепких объятий и уступая место безликой выжженной солнцем пустыне.
Их группа из шестнадцати человек на двух БТРах высадилась ровно пятнадцать минут назад и должна была обеспечить «блок» на этом участке бетонки. Быстро все прошмонав, привычно проверив вероятные места минирования, они занимали позиции, радуясь тому, что опередили противника.
Колонна опять задерживалась. Они торчали здесь, казалось, уже вечность. Солнце, не по-осеннему жаркое, палило их спины и лысые затылки, заставляя опорожнять и без того скудные запасы воды. Весь окрестный виноград был уже собран и съеден — это тоже никак не скрашивало их напряженного ожидания.
Саня сидел на облюбованной им точке. Вытянув длинные ноги, опершись спиной о сухую глиняную стену разрушенной наполовину сушилки, он внимательно рассматривал виноградник в прицел, снятый им с АГСа.
«Ну что, пойдем за водой? « — предложение Зулпукара заставило его оторваться от наблюдения. «Пойдем», — Саня спрыгнул с сушилки, не без сожаления оставляя уже обжитое им место.
Этот колодец они нашли в прошлый раз, когда обеспечивали прохождение колонны на блоке. Колодец находился у стены, служащей рубежом занимаемой ими позиции. До него было метров сто плюс два дувала, увитых виноградной лозой. За ними начинался виноградник, через который духи обычно выходили к бетонке. Но пока колонны не было. Не было духов. Не было уже и винограда. Только засыпающая осенняя лоза и это дурацкое солнце, которое уже опустошило два больших глиняных кувшина, бережно прижатых резиновыми ремнями из автокамер к белым внутренним стенкам их БТРа.
Колодец был вырыт духами. Это была круглая яма в сухой земле виноградника диаметром около полутора метров и глубиной около пяти. Она была прикрыта крышкой, сплетенной из лозы. Покрытая пылью и забитая грязью крышка была почти не заметна на земле, что легко превращало колодец в ловушку. Стенки этого глиняного цилиндра были покрыты углублениями для рук и ног, облегчавшие человеку спуск. Саня, надев на шею два пустых, как ссохшиеся желудки солдат, презерватива РДВэ и, закинув автомат за спину, осторожно полез вниз. В колодце было прохладно.
Зеркало темной воды покрывали упавшие сверху листья винограда и прочий мусор. Саня, широко расставил ноги, плотнее устраивая их в выемках, уперся головой в стенку колодца и развел руками сор, ощутив тугое сопротивление воды. В поднятом им круговороте Саня заметил мертвое тельце утонувшего мышонка. Не испытывая ни жалости, ни брезгливости, он аккуратно положил неудачника в одну из впадинок в стенке и, наконец, с удовольствием ополоснул лицо холодной водой. В сумраке колодца, приятной прохладе и завораживающем колыхании воды казалось, что время остановилось. Саня напился, затем, набрав воды в оба рюкзака-фляги, смочил свою лысую голову.
Сверху посыпалась сухая глина. Зулпукар, не дождавшись Саню, спускался вниз. С трудом разминувшись на середине узкой горловины, они поменялись местами — один направился к воде, другой начал подъем. Сане оставалось меньше метра до края, когда что-то заслонило солнце, освещавшее шахту колодца.
Глаза медленно привыкали к дневному свету после сумрака подземелья. Первым, что удалось разглядеть, была большая загорелая голень и стопа в черной резиновой галоше.
Дальнейшее произошло в одно мгновение. Саня увидел, как в колодец — прямо ему на голову — полетела граната. Он инстинктивно уклонился от падающего металла, прижавшись к стенке. Не дожидаясь автоматной очереди в упор, оттолкнувшись от стены, он подпрыгнул и ухватился за ногу в галоше. Водяной столб от взрыва чуть приподнял Саню и, опадая, сорвал его вместе с духом вниз и швырнул на дно глиняного стакана. С высоты пяти метров они рухнули на оглушенного, но живого Зулпукара, уже взбивавшего в пену холодную воду.
Полученный Саней удар по голове прикладом собственного автомата на короткое мгновение отключил его сознание. Очнувшись, он увидел только дрожащую пелену перед собой, его окружала мутно-желтая мокрая тишина, наполненная неистовыми движениями чужих тел. Зацепившись за что-то амуницией, он оказался зажатым головой вниз между Зулпукаром и хозяином колодца. Стараясь перевернуться на ноги, он молотил руками и ногами когда-то такую желанную холодную воду, которая сейчас была готова хлынуть в его разрывающиеся от отсутствия воздуха легкие. Когда ему уже казалось, что он так и останется торчать головой вниз в этом колодце, неожиданно сильный рывок за шиворот изменил его положение и он, уже практически потерявший сознание, оказался лицом к лицу с духом, стоявшим с пепельным лицом по шею в воде.
Из всех дырок Саниной головы вытекала вода. Силясь глотнуть воздуха, он открыл рот, и его вырвало прямо в лицо мертвого духа. Пытаясь разобраться в случившемся, Саня повернулся к товарищу. Разорванная щека Зулпукара сильно кровоточила, он учащенно дышал. На его немой вопрос Зулпукар поднял вверх из воды правую руку, сжимающую нож, когда-то добытый на проческе в городе.
Над их головой висело облако дикой смеси дыма, водяной и глиняной пыли. Запах взрывчатки был тошнотворен. Сквозь звуки капель, падающих со стенок колодца, доносился шум яростной перестрелки. Осмотрев и ощупав друг друга, они осознали, что два порванных осколками РДВэ, рассеченное лицо Зулпукара и страх утонуть в этом глиняном мешке — единственное, что осталось у них от знакомства с духом.
Измазанные грязью, они стояли в холодной воде. Словно напоминая им о возможности превращения этого колодца в могилу, в одной из выемок — на уровне головы мертвого, прижатого к стене духа — на листе виноградной лозы лежала маленькая тушка мышонка, так бережно укрытая Саней. Мокрые, взлохмаченные осколками стенки обещали им нелегкий подъем, который, к тому же, в любой момент мог быть оборван одной короткой автоматной очередью.
Когда они, чертовски уставшие, наконец-то перевалились через край колодца, все уже закончилось без их участия. В бригаде еще долго показывали на них пальцем. Колодец, ставший могилой для голоногого неудачника, засыпали, взорвав в нем фугас, найденный саперами на дороге...
Нелепость, почти стоившая им жизни, там, где жизнь продлевается смертью врага...
... Саня сидел на кухне и слушал рассказ Димы-Миротворца. Отслужив в Югославии, помотавшись, Дима тормознулся в известном на всю страну подразделении, где, по его словам, он с удовольствием освобождал чужие сердца от ненависти. Их когда-то познакомил Валерка.
«... Понимаешь, по-дурацки как-то получилось. Я сам разговаривал с этими парнями. Они не уроды совсем. Просто день был тогда тяжелый — шел дождь, вызовов было много, в общем, нелепо все вышло. Они сами не поверили, когда увидели, что сделали. Да он и сам как-то странно себя повел. Зачем он так сделал? Он никогда так не шутил...»
В тот вечер, подбросив Саню до дома, перед тем, как поставить машину на стоянку, Валерка заехал на заправочную станцию. Дождь не прекращался с утра. Было уже поздно. Увлекшаяся болтовней с приятелем королева бензоколонки долго не подходила к пульту. У Валерки был тяжелый день, заканчивать его таким хамством он, наверное, не хотел. К тому моменту, когда дама, не скрывая раздражения, наконец, появилась на своем рабочем месте, терпение закончилось бы и у святого.
Что Валерка сказал ей, никто уже не узнает. Но то, что сказанное не понравилось ее кавалеру, предположить можно. Когда Валерка заправил машину и уже сел в нее, этот дамский угодник подошел к его «восьмерке». В общем, они «поговорили». Наряд милиции, неожиданно быстро подъехавший по звонку заправщицы, испугавшейся за жизнь ухажера, крепко «уснувшего» под дождем после «беседы», тормознул его, выезжающего с заправки.
На вопрос Валерки о причине их беспокойства, стражи общественного порядка, отягощенные автоматами, бронежилетами и свалившимся на них сверху вместе с дождем чувством собственной значимости и ответственности, пригрозили ему справедливой расправой. Их убогий вид, зачамканные броники и пукалки-АКСУ вернули Валерке уже утраченную им радость к жизни.
Валерка достал из бардачка машины игрушку сына — добротно изготовленную желтолицыми творцами детского счастья копию «Ругера P-85» и вышел из машины. Двое милиционеров, стоявших у Валериной восьмерки, сразу легли на мокрую, хорошо освещенную площадку заправочной станции. Третий «боец» начал стрелять из короткого автомата.
Из выпущенных им восемнадцати пуль только одна попала в стоящего у своей машины улыбающегося Валерку. Так он этим ребятам и запомнился — лежащим на земле под дождем, смотревшим на него снизу, весело улыбающимся...
Дальше все было делом техники — протоколы, складные показания и изъятая как вещдок игрушка Валеркиного сынишки. «Предмет, похожий на пистолет» видели только те двое, принявшие положение «к бою». Стрелявший его не видел, но видел «отжимающихся» товарищей и улыбающегося водителя ВАЗ-21083. Целые сутки шел дождь...
Саня с Димой-Миротворцем еще посидели на кухне. Миротворец пить не стал, а предложил «дунуть» в память о Валерке. Они вышли на лестничную площадку. Уже давно забытый дым заполнил Санины легкие. Он сидел на холодном бетоне, уставившись в заплеванные ступеньки, и вспоминал их последний разговор тогда, в «восьмерке».
... Дождь все шел и шел... Капли монотонно долбили по капоту и крыше машины.
— Слушай, Валер, а Кубик погиб? — Саня задал давно мучавший его вопрос. Почему-то раньше он не решался этого сделать.
— Да нет, он тогда выжил. Его сдуло с того карниза. Он меня потом еще выковыривал из той щели, мне ведь только задницу и ноги посекло тогда. Я его еще спросил со страху, буду ли я жить. Он мне сказал, что помирать пока не время, а, когда надо будет, он за мной придет. Так прямо и сказал. Его зарезали на второй день после возвращения домой, на дискотеке. Кто-то из «откинувшихся» местных авторитетиков. Туда еще потом дембеля из роты отбыли всем призывом. Шум был, стрельба. Мать Кубика уговорила наших простить уродов. К его родителям каждый год раньше ездил кто-нибудь из наших. Сейчас, наверное, уже реже. Я тоже ездил, косить меня его отец научил.
Валерка помолчал и потом добавил:
— Сегодня во сне Кубика видел. Как в тот раз, перед тем карнизом, стоит и в глаза мне смотрит, типа, проверяет — струшу я или нет. Потом так головой мотнул в сторону и говорит: «Ну что, молодой, пойдем? « И я пошел за ним, и мне так легко стало, задышалось так свободно — как после дождя... «
Саня с Миротворцем попрощались у подъезда.
— Да, жизнь прожить, как по минному полю пройти, — прощаясь, произнес Миротворец.
— Да, это — как за водой сходить, — согласился с ним Саня.
— Все там будем, — подвел после долгой паузы итог Миротворец.
— Тогда бросай курить эту дрянь, иначе я этого не вынесу, — почти просительно сказал Саня.
— А там без этого совсем загнешься, — нашел оправдание Миротворец.
И они разошлись, обменявшись на прощание крепким рукопожатием. Каждый пошел своей дорогой.
Саня шел и вспоминал слова Валеры: «Когда ты родился, все вокруг смеялись, а ты плакал. Умереть надо так, чтобы все вокруг плакали, а ты смеялся». У Валерки это получилось...