Меж старых стихов полевые погоны Хранятся на случай в рабочем столе. Гудки паровозов, мосты и прогоны Затеряны где-то в предутренней мгле. Ты больше не воин. Твой вечер спокоен. Тебя на поверку не ждет старшина. Нет больше разлуки, И добрые руки На плечи тебе опускает жена. Тревоги не надо. И писем не надо. Тепло от лукавого милого взгляда. Тепло и приятно сидеть у огня. И это немного тревожит меня. Неужто мы вправду теперь домоседы, Любители чинной вечерней беседы? Неужто, друзья боевые мои, Нам лясы точить, распивая чаи? Неужто довольно, скажите на милость, Чтоб пенилась кружка да трубка дымилась Чтоб ночью не снились атака и мрак? Но это, к великому счастью, не так. Но это не так! Да, по совести, редки И встречи с друзьями по взводу разведки, А если и встретимся, я не перечу: По маленькой, что ли, пропустим за встречу. За мирное время пропустим вторую, Вполголоса песню споем полковую. Да что там вполголоса! Ну-ка, на полный, Сыграй нам, Батурин, «Дунайские волны». А мы подпоем, подбирая слова. Неправда! Гвардейская хватка жива! Неправда! Ты вовсе сейчас не нахмурен, Лихой отделенный, разведчик Батурин. Пристукни своей деревянной ногой, Ударь каблуком в половицу другой. Как прежде, рвани на колене баян: Мы с песней пройдем по бывалым боям. Мы снова смешаем и даты и сроки, По черному снегу войдем в Терийоки. Под Выборгом, в розовом свете заката, Салют отдадим на могиле комбата. И снова атака. И пушки ревут. И камнем врезается в море Гангут. И ветер изодранным флагом полощет Над первым поселком за Марьиной рощей. В дыму задохнулась Воронья гора. В курляндских болотах грохочет «ура». Так выпьем, друзья, за Батурина — кружки До дна. За конструктора детской игрушки! Пусть знают, играя, веселые дети, Кто делает эти игрушки на свете. Мы мирные люди сегодня, старик. Малиновый полдень над нами стоит, Сверкает кипучим огнем вдохновенья, Горячим трудом моего поколенья. Мы в силу вошли и по старой привычке Встаем на вечерний сигнал переклички. Отвес, ватерпас да походная койка. Мы вечно в разведке. Вся жизнь — новостройка. Не все ли равно, на каких перегонах Друзья мои спорят ночами в вагонах. Ведет их по жизни дорога крутая… Уходит Богатов в ущелья Алтая. Он с горной породой ведет разговоры, Он рвет динамитом лиловые горы. Он писем не ждет и ответов не пишет, Над ним раскаленное марево пышет. И эхо грохочет у каменных скатов. Дерзай, старина! До свиданья, Богатов, Живи на здоровье! Работай на славу! Григорий Рябинин идет в Балаклаву. Вздымаются волны, за ярусом ярус. Гудит, надуваясь, залатанный парус. Живым серебром отливает кефаль. Пусть слово привета уносится вдаль. Сверканье завалов глубокого снега, Карельские дебри. Седая Онега. В серебряных шапках густые леса, Где сполох салютом покрыл небеса, Где вывел в атаку своих молодцов Глава лесорубов Ефим Огурцов. Широкие плечи и кожа — как медь. Привет тебе, рыжий сибирский медведь! Иди, как в атаку ходил, напролом, Сквозь дебри прокладывай путь топором. Настала пора Твоего топора, Великих работ Золотая пора. Нам много доделать. Нам много достроить. А время не ждет и не терпит простоя. Друзья мои, где вы? Далеко-далеко… Неправда! Мы рядом, мы локоть о локоть! И песню послушай — в ответ загудят Луженые глотки бывалых ребят. Цвети, наша родина, славой своей! Пусть матери в отпуск не ждут сыновей. Им выпал бессрочный транзитный билет. Им дела по горло и отдыха нет. Спокойное солнце обрызгало дали. В комодах лежат ордена и медали. Мы, мирные люди, по старой привычке Встаем на вечерний сигнал переклички. Мы вечно на фронте. Мы вечно в строю. Об этом я песню сегодня пою. А песня не терпит минуты простоя — Она, как солдат, не выходит из строя. А если настанет минута — умрет, — То слово последнее будет: вперед! В огонь и буран, через зиму и лето Крылатой кометой летит эстафета. Леса новостроек, мосты и прогоны Мелькают огнями в предутренней мгле. Меж старых стихов полевые погоны Хранятся на случай в рабочем столе.