Критик
Переводчик
Поэт
Прозаик
В 1860–70-е сочувствовал революционным движениям, был поклонником Писарева и Чернышевского, близко знал многих революционеров, в т.ч. знаменитого Н. А. Морозова. Отец собрал неплохую домашнюю библиотеку, которой Брюсов начал пользоваться уже с 4 лет. Страсть к чтению становится его главным увлечением. «От сказок, от всякой «чертовщины», — вспоминал Брюсов, — меня усердно оберегали. <...> После детских книжек настал черед биографий великих людей. <...> Я начал мечтать, что сам непременно сделаюсь «великим». <...> Меня соблазняла слава Кеплеров, Фультонов, Ливингстонов» (Из моей жизни. С.66–67). Сочинять стихи и прозу Брюсов стал с тех пор, как научился писать. Одно из самых ранних его произведений — «комедия» «Лягушка», написанная в возрасте 4 лет. Первой публикацией было «Письмо в редакцию» детского ж. «Задушевное слово» (1884. №16).
В частную гимназию Ф. И. Креймана (1885–89) Б. был принят сразу во 2-й класс. На 2-м году обучения вместе с одноклассником В. К. Станюковичем он издает рукописный гимназический журнал «Начало», через который впервые осознает себя «литератором».
В 1889 он выпускает рукописный «Листок V класса», в котором обличает гимназические порядки, первый номер «Листка» открывался статьей «Народ и Свобода». Обострившиеся отношения с администрацией вынудили Брюсова перейти в гимназию Л. И. Поливанова (1890–93). Здесь он впервые почувствовал вкус к философии. Под влиянием «Этики» Спинозы (он читал ее в подлиннике и написал к ней комментарии.) Брюсов с интересом занимается математикой, создает новые теоремы. В это же время Брюсов переживает ряд первых юношеских увлечений, особенно сильный след в его душе оставила любовная связь со скоропостижно скончавшейся в 1893 от оспы Е. А. Масловой (Красковой), которой он посвятил множество стих, и последние главы (под именем героини Нины) повести «Моя юность».
В 1890-х Брюсов по-настоящему понял и «действительно принял» в свою душу Пушкина. К этому году относится и его знакомство с поэзией французских символистов — П.Верленом, С.Малларме и А.Рембо. В год окончания гимназии Брюсов записывает: «...Талант, даже гений, честно дадут только медленный успех. <...> Надо выбрать иное...» Этим иным, «путеводной звездой в тумане», становится для него декадентство, «достойным вождем» которого он видит себя (Дневник. С. 12).
В 1893–99 Брюсов учится на историко-филологическом факультете Московского университета. Брюсов всецело отдается литературе и философии. Помимо классической филологии он изучает Канта и Лейбница, с увлечением слушает курсы истории В. О. Ключевского, П. Г. Виноградова, ходит на семинары Ф. Е. Корша. На годы учебы в университете приходится первый начальный период осознанного литературного творчества Брюсова. С чертами гражданского индифферентизма, эгоцентризма, обостренной эротики и пессимизма, что являлось общим настроением людей конца XIX столетия. Обращение Брюсова к символизму («декадентству») тесно связано с неприятием материализма и реалистического метода в литре. Асоциальная эстетика раннего символизма признавала лишь темы вечные и неизменные: бытия, природы, религии, искусства, смерти, любви. Задачей «нового искусства» в этот период Брюсов считал выявление субъективного начала творческой личности.
В 1894–95 Брюсов издает 3 небольших выпуска сборника «Русские символисты», в которых дает образцы «новой поэзии», вплоть до знаменитого своего одностишия («О, закрой свои бледные ноги») в духе французского символизма. Сборники состояли в основном из стихов самого Брюсова да отредактированных им стихов А. Л. Миропольского и нескольких поэтов-любителей. Это был первый коллективный манифест русского модернизма в России. Реакция на сборники была скандальной и оглушительной. «Эта тетрадка, — писал о 1-м выпуске В. С. Соловьев, — имеет несомненные достоинства: она не отягощает читателя своими размерами и отчасти увеселяет своим содержанием». «Русский символизм, — продолжал во второй рецензии философ-критик, — обогащается пока звучными именами более, чем звучными произведениями» (Вестник Европы, 1894. №8; 1895. №1,10). Вместе с 3-м выпуском «Русских символистов» Брюсов издает первый авторский сб. стихов «Chefs dъoeuvre» («Шедевры», 1895; 2-е изд. 1896). Броское название, вызывающее содержание и далекое от скромности предисл., обращенное не к «современникам и даже не к человечеству», а к «вечности и искусству», вызвали дружное неприятие критики. Позднее Брюсов писал: «Сколько могу теперь судить сам о своих стихах, «шедевров» в книжке не было, но были стихотворения хорошие. <...> Критики, однако, прочли только одно заглавие книжки <...> и шум около моего имени учетверился. Я был всенародно предан «отлучению от литературы», и все журналы оказались для меня закрытыми на много лет...» (Из моей жизни. С.75). В следующем, более сдержанном сборнике стихов Брюсова «Meeumesse» («Это — я», 1897) сквозь индивидуалистический декаданс проступают уже черты поэтической зрелости, намечаются сквозные темы всего последующего творчества — урбанизм, история, смена культур, мотивы науч. поэзии.
В 1895–1999 Брюсов пишет фантастический роман об инопланетянах «Гора Звезды» (Фантастика: сб.73–74. М., 1975), обращается к незавершенному замыслу «История русской лирики», задумывает исследование об «Атлантиде», «Философские опыты», приступает к серьезному изучению стиховедения.
В этот период он сближается с известными писателями символистской ориентации: К. К. Случевским, К. М. Фофановым, Ф.Сологубом, Д. С. Мережковским, 3.Н.Гиппиус, Н. М. Минским; заочно (1897) знакомится с В. В. Розановым, несколько ранее (1894) с Вл.Гиппиусом, К. Д. Бальмонтом и А. М. Добролюбовым, а затем (1898) с И.Коневским (И. И. Ореусом). Трое последних оказали на молодого Брюсова значительное влияние. «Если через Бальмонта, — писал Брюсов, — мне открылась тайна музыки стиха; если Добролюбов научил меня любить слово, то Коневскому я обязан тем, что научился ценить глубину замысла в поэтическом произведении — его философский или истинно символический смысл» (Из моей жизни. С.77–78). На «субботах» Георга Бахмана, а затем и на собственных «средах» Брюсов начинает регулярно встречаться с московскими модернистами. Еще студентом Брюсов ездит в Крым, на Кавказ, посещает Ригу, Варшаву.
В 1897 впервые выезжает за границу, в Германию. В этом же году (28 сент.) женится на Иоанне Матвеевне Рунт, ставшей его спутницей жизни и помощницей в литературных делах.
В 1899 через И. А. Бунина в одесской газете «Южное обозрение» (14 февр., 19 сент.) публикует стихотворный цикл «Картинки Крыма».
Первым журналом, открывшим свои страницы для Брюсов, был «Русский архив» П. И. Бартенева.
С 1900 по 1903 Брюсов — секретарь редакции «Архива». Он публикует здесь ряд статей, в т.ч. «О собрании сочинений Ф. И. Тютчева» (1898. № 11), «Ф. И. Тютчев. Летопись его жизни» (1903. №11–12).
С 1900 активно печатается в консервативной московской газете «Русский листок», в журнале по оккультизму и спиритизму «Ребус», а с 1901 — в «Ежемесячных сочинениях» И. И. Ясинского и «Мире искусства», единственном в те годы журнале (после закрытия в 1898 «Северного вестника»), сочувствовавшем новым эстетическим веяниям.
В 1901 московское издательство «Скорпион», в работе которого Брюсов принимает самое деятельное участие, приступило к выпуску альманаха «Северные цветы». С изданием альм, символизм в России становится уже вполне сформировавшимся литературным течением. Если в 1890-х Брюсов полагал, что искусство ведет к познанию души художника, а значит, и общению с ним, то в 1900-е назначение искусства он видит гораздо шире — в интуитивном познании души человека и глубинных тайн бытия. Осенью 1900 в издательстве «Скорпион» выходит третья книга лирики Брюсова «Tertiavigilia. Книга новых стихотворений. 1897–1900» («Третья стража»), открывающая второй, зрелый период творчества писателя. С этого сборника, вспоминал писатель, «началось мое «признание» как поэта. Впервые в рецензиях на эту книгу ко мне отнеслись как к поэту» (Из моей жизни. С.80).
Сборник знаменовался отказом от натуралистически-вызывающей эротики и крайностей декадентства, расширением идейно-тематической палитры писателя, сосредоточенным раздумьем над многообразием жизни.
В 1902 Брюсов уточнил свой взгляд на искусство: «Живое искусство всегда «бродит в безднах», всегда касается тайн <...>; оно всегда философично, мистично, если хотите религиозно <...>. Это искусство и Пушкина, и Достоевского, и моего Верхарна, и всемирного Гете» (ЛН. Т.27–28. С.286–287).
В марте 1903 Брюсов выступает с программной лекцией об искусстве «Ключи тайн» (Весы. 1904. №1), воспринятой в качестве манифеста новейшего русского символизма. Отталкиваясь от интуитивистской гносеологии и эстетики Шопенгауэра, Брюсов открыто заявил об искусстве как способе сверхчувственного, не рассудочного познания мира.
С конца 1902 Брюсов некоторое время состоит секретарем журнала Мережковских «Новый путь», в котором продолжает осваиваться с техникой журнального дела, публикует стихи, статьи, заметки, а также ведет рубрику «Политическое обозрение». В это же время он входит в состав комиссии Московского литератуно-художественного кружка, а с 1908 — председатель ее дирекции. В апр. 1903, впервые приехав в Париж, знакомится с Вяч.Ивановым.
В 1903 выходит четвертый сборник стихов писателя «UrbietOrbi» («Граду и миру»). Самим названием книги Брюсов хотел показать, что он обращается уже не только к узкому «граду» единомышленников, но и «ко всему миру» русских читателей. Сборник с весьма разнообразным содержанием («Песни», «Баллады», «Думы. Искания», «Элегии», «Оды», «Послания» и т.д.) мыслился автором как единое композиционное целое. Книга вызвала разноречивые отклики критики — от отрицательных до сдержанных и благожелательных. С восторгом она была встречена «младшими» символистами. Книга, по словам Блока, представляет «ряд небывалых откровений» и «озарений почти гениальных» (Блок А.А. СС: в 8 т. Т.8. С.69). «Брюсов, — констатировал Белый, — по этому сборнику оказывается единственным современным поэтом, держащим в руках судьбы будущей русской поэзии» (ЛН. Т.85. С.330). Характерной чертой сборника являлось и воспевание поэтом судьбы, рока, иногда в форме «мечты»; иногда «мудрого змия» или «другого». В отделе «Думы. Искания», осознавая провиденциальный смысл своей жизни, Брюсов писал: «Я в жизнь пришел поэтом, я избран был судьбой / И даже против воли останусь сам собой. / Я понял неизбежность случайных дум своих, / И сам я чту покорно свой непокорный стих. / В моем самохваленьи служенье Богу есть, — / Не знаю сам, какая, и все ж я миру весть!» («Июнь», 1902). Явственное осознание всемогущего, неотвратимого водительства необъяснимой судьбы, которой вынужден подчиняться поэт, неизменно пройдет через все дальнейшее творчество Брюсова. Тема метафизического, почти непреодолимого одиночества каждой неординарной личности, невозможности человеку вырваться со «дна» своей «души-тюрьмы», разомкнуть «железный» эгоцентрический кругозор даже в момент любовной страсти также становится заметным мотивом лирики Брюсова. («Одиночество», «Мечтание» и др.).
Сборник «Уфецбнпт. Венок. Стихи 1903–1905 гг.» (1906) стал первым по-настоящему крупным успехом поэта. В него наряду с историко-мифологическими сюжетами и лирикой интимного плана, связанной с запутанными отношениями с Н. И. Петровской, Брюсов включил стихи на злободневную тему войны и революции. С фантастическим упоением, как на очищающую стихию судьбы, смотрит поэт на войну и революцию («Война», «К согражданам», «Уличный митинг» и др.). Ради грядущего «нового мира» он без сожаления готов пожертвовать всей человеческой мудростью, книгами и даже собственной жизнью. Не принимая либерально-мещанского довольства царским манифестом 17 октября 1905, Брюсов писал: «На этих всех, довольных малым, / Вы, дети пламенного дня, / Восстаньте смерчем, смертным шквалом, / Крушите жизнь — и с ней меня!» («Довольным», 18 окт. 1905). Книга вызвала всеобщее признание критики. После нее Брюсов приглашают участвовать во многих «толстых» журналах: «Образование», «Мир Божий», «Русская мысль» и др.
Стихи своего следующего сборника «Все напевы» (1909) сам Брюсов оценивал достаточно объективно: «в них меньше новизны, чем в других моих книгах, но больше искусства, совершенства <...>. Смотрю на свое прошлое исторически, еще раз «меняю кожу» (Чуковский К. Из воспоминаний. М., 1959. С.452–453). К этому времени Брюсов становится признанным мастером «мужественной», аполлонической лирики, поэтом с «бронзовым голосом», «в самых совершенных стихах» которого, по словам известного критика А. А. Измайлова, все же «больше мерцаниямудрости и дерзновения ума, чем лиризмасердца» (Измайлов А. А. Помрачение божков и новые кумиры. М., 1910. С.91–92).
В 1904–08 Брюсов является организатором, бессменным руководителем и ведущим автором главного журнала русских символистов «Весы». Журнал, по замыслу Брюсова, предназначался для объединения всех символистов и выработки единой эстетической программы «нового искусства» (см.: Азадовский К.М., Максимов Д. Е. Брюсов и «Весы» // ЛН. Т.85. С.257–324). Свои многочисленные статьи, рецензии, заметки Брюсов печатал здесь под разными псевдонимами — Аврелий, В.Бакулин, К.Веригин, Гармодий, Пентаур и др. Именно в «Весах» отчетливо обозначилось углублявшееся со временем расхождение Брюсова как с «младшими», так отчасти и «старшими» символистами (Мережковским, Гиппиус и др.). После закрытия «Весов» (1909), с сент. 1910 в течение 2 лет Брюсов становится заведующим литературно-критическим отделом журнала «Русская мысль».
В 1907–13 Брюсов помимо поэзии активно занимается переводами, прозой, драматургией. Для театра В. Ф. Комиссаржевской он переводит драму Метерлинка «Пеллеас и Мелизанда», поставленную В. Э. Мейерхольдом в окт. 1907, и (совм. с Вяч.Ивановым) драму Г.ДъАннунцио «Франческа да Римини», поставленную Н. Н. Евреиновым в сент. 1908. В «Русской мысли» Брюсов публикует «психодраму» «Путник» (1911. №1), трагедию «Протесилай умерший» (1913. №9). Реальным подтекстом романа «Огненный Ангел» (Весы.1907–08) о жизни Германии XVI в. явилосьописание непростых отношений любовного»треугольника» Брюсов — Белый — Петровская (ЛН. Т.85. С.332–339). Задаваясь вопросом, в чем же видел смысл человеческой жизни Брюсова и что стояло за философским «средоточием» «побеждающего очарования» его лирики, поэт-символист Эллис не без основания считал, что ответ на этот вопрос содержится в словах Мудреца из символическойдрамы «Земля», вошедшей в книгу рассказов Брюсова «Земная ось» (М., 1907): «Мы теломзвери, мы духом небожители <...>. Нет ничего выше, как познать, разгадать самого себя<...>, идти своей дорогой между звериными божеским — вот задача человека. Не поддаться соблазну — ни кинуться в бездну,ни вознестись в высь — вот его гордость...» (Эллис Л. Русские символисты. М., 1910. с.176).
Разрыв, наметившийся в 1905 между Брюсов и символистами религиозно-теургического направления, после появления статьи Брюсов «О «речи рабской», в защиту поэзии» (Аполлон. 1910. №9), направленной против мистического истолкования символизма Вяч.Ивановым и Блоком, стал еще глубже, ознаменовав собой общий кризис русского символизма. В марте 1912 вышел очередной сборник стихов поэта «Зеркало теней», открывший третий, предреволюционный этап его творчества. Как и последующие поэтические сборники «Семь цветов радуги» (1916), «Девятая Камена» (1916–17) и «Последние мечты» (1917–19), он, по мнению критики, наряду с отдалением поэзии от острых «высей» и приближением ее к простым житейским переживаниям все же демонстрировал общее снижение художественного мастерства Брюсова, угасание его поэтической силы. В этот период интерес писателя все больше перемещается от поэзии к прозе.
В 1913 он издает сборник рассказов «Ночи и дни», посвящая его психологии женской души.
В 1911–1912 в журнале «Русская мысль» выходит его роман «Алтарь Победы. Повесть IV века», показывающий жизнь Рима на переломе от язычества к христианству. Следующий роман «Юпитер поверженный» (продолжение «Алтаря Победы») остался незавершенным (опубл.: Брюсов В. Неизданная проза. М.; Л., 1934).
В 1912 у писателя возникает грандиозный замысел книги «Сны человечества», в которой Брюсов хотел показать смену всех поэтических форм, какие за историю человечества прошла лирика. Однако этот план оказался реализованным лишь частично. В типологически примыкающей к «Снам» книге «Опыты по метрике и ритмике, по евфонии и созвучиям, по строфике и формам» (1918) Брюсов показывает смену лирических форм уже не на уровне поэтического мышления, а на уровне стиля и языка, в плане стиховедческой техники.
Первая мировая война, вначале казавшаяся поэту последней («Последняя война», 1914), способной преобразить в лучшую сторону человеческую жизнь, через два с половиной года, после того как Брюсов в качестве корреспондента много месяцев провел на театре военных действий, таковой быть для него перестала («Тридцатый месяц», 1917). Разочаровываясь в исходе войны и политике, Брюсов все глубже уходит в литературу и научную работу. Он продолжает работать над начатым еще в 1914 во многом автобиографическим романом из современной жизни Москвы с условным названием «Стеклянный столп», в котором намеревался отразить эпоху «между двумя войнами и двумя революциями». Сохранилось лишь несколько черновых фрагментов этого большого незавершенного замысла (ЛН. Т.85. С.114–164). Во время войны Брюсов интенсивно занимается переводами. От переводов Верхарна, Метерлинка, Верлена, Гюго, Эдгара По, Данте, Уайльда, Байрона, Гете, Мольера, «Энеиды» Вергилия он обращается к переводам армянской, финской и латышской поэзии.
В 1915 вместе с другими поэтами-переводчиками с энтузиазмом приступает к работе по переводу и редактированию уникальной антологии «Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней» (1916; 3-е изд. Ереван, 1986). Сам Брюсов представил переводы более 40 армянских поэтов, написал к сборнику вступельную статью и примечание, а затем издал отдельный очерк «Летопись исторических судеб армянского народа от VI в. до Р.Х по наше время» (1918).
В 1923, в год 50-летия поэта, правительство Армении присвоило Брюсову почетное звание народного поэта Армении.
Талант Брюсова-критика проявился в многочисленных статьях и публикациях, связанных с творчеством Баратынского, Фета, Тютчева, Гоголя, Каролины Павловой, французских и русских символистов. Часть своих статей и рецензий Брюсов воспроизвел в книге «Далекие и близкие» (1912). Б. как стиховед, как теоретик стихосложения, помимо специальных статей, автор итоговой книги «Краткий курс науки о стихе» (1919; 2-е изд. под названием «Основы стиховедения», 1924).
Особое место в творчестве Брюсов занимает Пушкиниана. Он автор 82 печатных работ, посвященных творчеству поэта: «Медный всадник» (1910), «Стихотворная техника Пушкина» (1914), «Разносторонность Пушкина» (1922), «Левизна Пушкина в рифмах», «Пушкин — мастер» (обе — 1924) и др. Пристально исследуя поэтическую технику Пушкина, зрелый Брюсов мечтал о том, чтобы искусство писать стихи стало «общим достоянием», доступным самому скромному литератору. Эту идею позднее подхватит и разовьет «ученик» Брюсов — Н. С. Гумилев.
В конце Первой мировой войны Брюсов сближается с Горьким, участвует в его издательских начинаниях, готовит с ним сборник украинской литературы. В журнале Горького «Летопись» Брюсов публикует историческое исследование «Учители учителей. Древнейшие культуры человечества и их взаимоотношение» (1917. №5–12). Горький высоко ценил Брюсова не только как работника, но и поэта. «Вы — поэт божией милостью, — писал он Б. 23 февр. 1917, — что бы ни говорили и ни писали люди умственные» (Горький М. СС: в 30 т. М., 1955. Т.29. С.380).
Разочарование в победном исходе войны после непродолжительных колебаний подготовило Брюсова к решительному принятию Октябрьской революции.
В 1920 он вступает в ряды Коммунистической партии, работает в Наркомпросе, возглавляет президиум Всероссийского союза поэтов, читает разнообразные лекционные курсы, организует (1921) и руководит Высшим литературно-художественным институтом.
Революцию Брюсов воспринял как обновляющую «огненную купель» социальной стихии, ведущую Россию к ее заветной мечте о «свободном человеке» и «новой жизни». Если до революции Брюсов отлучал поэзию от социального бытия, видя ее назначение в исследовании «тайн человеческого духа», то теперь он считал, что она должна «сознательно стать выразителем переживаний коллективных». Послеоктябрьские, преимущественно революционные сборники стихов Брюсова («В такие дни», 1921; «Дали», 1922; «Меа» («Спеши»), 1924) знаменовали последний, завершающий период творчества мастера. В двух последних он демонстрирует и образцы «научной поэзии» («Принцип относительности», «Невозвратность», «Мир электрона» и др.). Однако перегруженные эрудицией, громоздкие поэтические опыты Брюсов, как и его стихи о революции с абстрактным метафоризмом и маловыразительной риторикой, все отчетливее говорили о поэтической усталости автора. Да и искренне приветствуя революционное обновление жизни, органически, внутренне сжиться с новой социальной действительностью Брюсов так до конца и не смог (см. сб. «Меа», «Волшебное зеркало» и др.).
Постижение мира через формы и образы, как, впрочем, и процесс познания мира рациональным, научным путем, воспринималось Брюсовым как некое таинственное действо, сродни религиозному откровению. Наследие писателя не может быть правильно понято и без учета «большого» времени, той «метаисторической» перспективы, которая в качестве важнейшего методологического принципа, как и у большинства русских символистов, лежала в глубинной основе его многочисленных художественных и научных произведений.
Значение Брюсова для истории русской литературы как смелого поэта-новатора, ученого-стиховеда, наиболее значительного, вслед за Мережковским, представителя «старшего» поколения русских символистов общепринято и неоспоримо. Писатель-энциклопедист, он постоянно стремился соединить в своем творчестве опыт как мировой, так и классической русской литературы, отразить в образах и формах искусства эволюцию и вершину духовно-эстетической «мечты» человечества. Помимо критиков (3.Гиппиус, В.Ходасевич и др.), не очень высоко ставящих поэтическое значение Брюсов, были и те, которые видели в нем подлинного поэта. «Поэтом по призванию», открывшим «новые пути и перепутья», считал, например, писателя В.Ильин (Эссе о русской культуре. С.265–266). Близкую оценку Брюсову дал и Д.Святополк-Мирский, который в статье на смерть поэта утверждал, что «Брюсов останется в истории прежде всего как передовой боец за возрождение в России эстетической культуры и за возвращение поэзии принадлежащего ей по праву места. Великим поэтом он не был, но поэтом был, и лучшее из написанного им навсегда сохранит почетное и неотъемлемое место в сокровищнице русской поэзии (Святополк-Мирский Д. Валерий Яковлевич Брюсов // Современные записки. 1924. № 22. С. 417, 426).