Савин окончил гимназию, но дальше учиться не пришлось. «В университете не был — студенческий мундир на красной подкладке мне не к лицу. С осени 1919 по осень 1921 блуждал по Дону, Кубани и Крыму и увлекался спортом: первое время верховой ездой и метанием копья, затем — после поражения на Перекопской Олимпиаде, заставшего меня в госпитале — увлекательными прогулками по замерзшей грязи в костюме Адама и охотой за насекомыми в подвалах, особо и чрезвычайно для этого устроенных», — писал он в шутливой автобиографии (Цит. по: Синкевич В. — С.147).

Служил в 3-м сводном кавалерийском полку Добровольческой Армии. Раненный, остался в Джанкое и попал в плен. Издевательства, голод, пытки, расстрелы товарищей он впоследствии отразил в цикле очерков «Плен», появлявшихся на страницах русской печати стран Балтии. Об этих годах в жизни поэта И.Бунин писал: «Ему не было еще и двадцати лет, когда он переживал начало революции, затем Гражданскую войну, бои с большевиками, плен у них после падения Крыма... Он испытал гибель почти всей своей семьи, ужасы отступлений, трагедию Новороссийска... После падения Крыма он остался больной тифом на запасных путях Джанкойского узла, попал в плен... Узнал глумления, издевательства, побои, голод, переходы снежной степи в рваной одежде, кочевания из ЧЕКИ в ЧЕКУ... Там погибли его братья Михаил и Павел» (Бунин И. Наш поэт // Возрождение. 1927. 4 авг.).

Стихи Савина, посвященные памяти братьев, стали одними из самых трагических в истории поэзии, посвященной Белой армии: «Ты кровь их соберешь по капле, мама, / И зарыдав у Богоматери в ногах, / Расскажешь, как зияла эта яма, / Сынами вырытая в проклятых песках. / Как пулемет на камне ждал угрюмо / И тот в бушлате звонко крикнул: «Что, начнем? «/Как голый мальчик, чтоб уже не думать, / Над ямой стал и горло проколол гвоздем» (Мой белый витязь... С.35).

Чудом уцелев, Савин бежал и перебрался в Петроград. Там он и отец, пережив ледяную и голодную зиму, подтвердив в финском представительстве свое происхождение, перебрались в Хельсинки. Какое-то время Савин лечился, затем стал работать на заводе. Но вскоре его целиком и полностью захватила литература.

Савин печатал заметки, статьи и стихи в русских изданиях — «Сегодня», «Русские вести», «Руль», «Новое время». Писал фельетоны, воспоминания о пережитом, о первых концлагерях на Соловках, о встречах с Анной Вырубовой, которую разыскал на Валааме. В той части личного архива поэта, которая находится в РГАЛИ (Ф.2276), хранятся программки любительских спектаклей и вечеров, подготовленных при участии поэта. Он организовал «Кружок молодежи», где проводил собрания, посвященные творчеству Есенина, Гумилева, Ахматовой.

В 1926 в издании Главного правления Общества галл и полийцев в Белграде увидела свет единственная прижизненная книга стихов поэта «Ладонка». Поэт Ф.Касаткин-Ростовский писал в рецензии: «К стихам Ивана Савина надо подходить бережливо. Их нельзя оценивать только с точки зрения холодной критики. Их надо почувствовать как крик сердца. В небольшой книжке, в образных и красивых стихах вылилась душа одного из тех, кто добровольно пошел бороться с поработителями России... Книга Савина есть кредо добровольца» (Касаткин-Ростовский Ф. Стихи Ивана Савина // Возрождение. 1926. 25 авг.). «Ладонка» была гимном добровольчеству и пронзительным рассказом о трагедии поколения, раздавленного, как сказал впоследствии А.И.Солженицын, «красным колесом». «Кто украл мою молодость, даже / Не оставив следа у дверей? / Я рассказывал Богу о краже, / Я рассказывал людям о ней. / Я на паперти бился о камни. / Правды скоро не выскажет Бог. / А людская неправда дала мне / Перекопский полон да острог» (Мой белый витязь... С.30). Поразительной силы были строки С. о его загубленных братьях. «Спи спокойно! В тоске без предела, / В полыхающей болью любви / Я несу твое детское тело, / Как Евангелие на крови» (Мой белый витязь... С.33).

Все пережитое не могло не отразиться на здоровье поэта. Приступы депрессии следовали один за другим. Затем последовала неудачная операция аппендицита, и Савина не стало. Его кончина вызвала эмоциональные отклики русских эмигрантов: «Как рано и прискорбно потеряли мы этого талантливого фи-но-руса, типического славочудина старой московской веры! — надмогильные вопли брата над зверски расстрелянными братьями, над оскорбленными и униженными сестрами? Да во всей русской поэзии нет более страшных, острее впивающихся в сердце стихов», — писал А.Амфитеатров (Галлиполиец. 1927. Авг.). «То, что он оставил после себя, навсегда обеспечило ему незабвенную страницу и в русской литературе; во-первых, по причине полной своеобразности стихов и их пафоса; во-вторых, по той красоте и силе, которыми звучит их общий тон, некоторые же вещи и строфы — особенно» — так откликнулся на смерть поэта Иван Бунин (Возрождение. 1927. 4 авг.). «Стихи Савина — интимная исповедь, и этой исповеди нельзя не верить» — таково было мнение П. Пильского (Сегодня. 1927. 16 июля).

Однако стихи поэта оказались намного долговечнее его жизни. Строфы Савина часто перепечатывали в военных и педагогических изданиях эмиграции, в 1947 в мюнхенском лагере перемещенных лиц «Ладонку» тиражом в 200 экземпляров переиздал Р.Полчанинов. В США к тому времени оказалась и вдова поэта, Л.В.Савина, урожденная Соловьёва, прибавившая после второго брака фамилию Сулимовская. Она сохранила архив, и в 1958 в Нью-Йорке с ее предисловием вышел в свет новый сборник стихов Савина с тем же названием «Ладонка». В него вошло несколько десятков новых стихотворений. «Эти стихи — торопливый рассказ, полный жутких подробностей, от которых можно захлебнуться слезами и почувствовать приближение обморока. Ритм этих стихов — ритм походки выведенных на расстрел, шатающихся от слабости и от непривычного, после тюрьмы, свежего воздуха. Ритмическая неровность некоторых строк, их отрывистость придает стихотворению взволнованность свидетельского показания. Иван Савин свидетельствует о своем страшном и героическом времени, и его поэзия — поэзия высоких обид и высокого гнева», — отмечал И.Елагин (Новое русское слово. 1959. 15 февр.).

В 1988 в Нью-Йорке вышла новая книга Савина «Только одна жизнь». В нее вошли как все известные к тому времени стихотворения, так и рассказы поэта о страшных днях в крымских застенках, объединенных названием «Плен». Предисловие написала Л.В.Савина-Сулимовская.

В книгу стихов и прозы Савина «Мой белый витязь...» (1998) включены, кроме уже опубликованных, несколько неизвестных стих., в т.ч. и из архива Савина, переданного по воле вдовы поэта в архив-библиотеку Российского Фонда культуры и ныне находящегося в Доме-музее Марины Цветаевой.