В летопись героической борьбы 1941 — 1945 гг. в тылу немецко-фашистских захватчиков партизаны вписали яркую страницу, в том числе и мужественные партизаны и подпольщики, действовавшие в полосе Северо-Западного фронта на территории Ленинградской области, в северных и западных районах Калининской области, в Латвии и Литве.

Вступление

Тогда меня особенно впечатлили выпущенные государственным издательством «Русская книга» два «документальных» сборника, содержащие откровенные передержки, фальсификацию и прямые подлоги. В прошлом году в этом издательстве у меня выходил однотомник, я общался там с людьми, и они мне подтвердили, что выпуск обеих клеветнических книг считался «правительственным заданием», для них были выделены лучшая бумага и лучший переплетный материал, и курировал эти издания один из трех наиболее близких в то время к Б. Н. Ельцину высокопоставленных функционеров.

Еще в начале 1993 года мне стало известно, что издание в России книг перебежчика В.Б. Резуна («Суворова» ) также инициируется и частично спонсируется (выделение бумаги по низким ценам) «сверху». Примечательно, что решительная критика и разоблачение этих фальшивок исходили от иностранных исследователей; на Западе появились десятки статей, затем уличение В. Резуна во лжи, передержках и подлогах продолжилось и в книгах, опубликованных за рубежом, у нас же все ограничилось несколькими статьями, и когда два года назад я спросил одного полковника, доктора исторических наук, почему бы российским ученым не издать сборник материалов, опровергающих пасквильные утверждения В. Резуна, он мне сказал: «Такой книги у нас не будет. Неужели вы не понимаете, что за изданием книг Суворова стоит правящий режим, что это насаждение нужной находящимся у власти идеологии?» Как мне удалось установить, заявление этого человека соответствовало истине, и хотя проведенные экспертизы (компьютерный лингвистический анализ) засвидетельствовали, что у книг В. Резуна «разные группы авторов» и основное назначение этих изданий — переложить ответственность за гитлеровскую агрессию в июне 1941 года на Советский Союз и внедрить в сознание молодежи виновность СССР и прежде всего русских в развязывании войны, унесшей жизни двадцати семи миллионов только наших соотечественников, эти клеветнические публикации по-прежнему поддерживаются находящимися у власти в определенных политико-идеологических целях.

В предлагаемых вниманию читателей главах из моей одноименной новой книги рассматриваются роман Г. Владимова «Генерал и его армия» (журнал «Знамя», 1995, №№ 4 и 5) и его статья «Новое следствие, приговор старый» (там же, № 8).

Еще во время «холодной войны» на Западе вдруг стали расценивать советские репрессии против сотрудничавших с немецкими оккупантами коллаборационистов как очередное преступление тоталитарного коммунистического режима. Подобное обвинение выглядело, правду сказать, совершенно диким: что, в конце концов, был должен делать Кремль с нацистскими пособниками? Выдавать им повышенную пенсию и билеты в санаторий?

Предвоенная подготовка партизанской войны в СССР

О том, что перед войной в приграничных областях СССР происходила подготовка партизанской войны, специалисты знали давно — первым об этом поведал полковник И.Г. Старинов еще в 1964 году. Однако вплоть до начала 90-х годов особого общественного внимания этот исторический сюжет не привлекал. Положение изменилось после выхода скандальной книги Виктора Суворова (В.Б. Резуна) «Ледокол», в котором о подготовке партизанской войны рассказывалось кратко, но захватывающе.

С разгромом немецко-фашистских войск под Яссами и Кишиневом в конце августа 1944 г. резко изменилась в нашу пользу стратегическая обстановка на южном крыле советско-германского фронта. Создались благоприятные условия для успешного наступления Красной Армии на Балканы и в Венгрию, для глубокого охвата всего южного крыла немецко-фашистских армий с последующим за этим вступлением в Чехословакию и Австрию.

Не менее велики были и политические итоги Ясско-Кишиневской операции. Победа Советских Вооруженных Сил сыграла решающую роль в успехе народных восстаний 23 августа в Румынии и 9 сентября 1944 г. в Болгарии. Под руководством коммунистических партий, свергнув ненавистную власть фашистских правителей, трудящиеся этих стран повернули оружие своих национальных армий против гитлеровских оккупантов. В те исторические дни румынские и болгарские войска приняли участие в великом освободительном походе Красной Армии.

В конце сентября 1944 г. войска 2-го Украинского фронта, где в то время мне довелось быть начальником штаба, приступили к освобождению Венгрии. В результате успешно проведенной в октябре 1944 г. Дебреценской операции было закончено освобождение Румынии, очищена от гитлеровских оккупантов почти треть венгерской земли, на которой проживала четверть населения страны,

16 октября 1944 г., так и не решившись окончательно порвать с Гитлером, ушел в отставку правитель Венгрии Миклош Хорти. Затеянные им маневры вокруг подписания соглашения о перемирии с Советским правительством, по существу, не пошли дальше заявления регента но радио о разрыве с гитлеровской Германией, от которого Хорти отказался на следующий день. Убежищем для себя он выбрал гестапо, официально передав власть в стране еще более оголтелому фашисту Ференцу Салаши.

Новый ставленник гитлеровцев установил на неосвобожденной территории Венгрии тоталитарный режим. В армию насильно мобилизовывалось все способное носить оружие население, за малейшее проявление симпатий к Советскому Союзу людей подвергали жестоким репрессиям, расстреливали. Но никакими чрезвычайными мерами лидер партии «Нилаш керестеш» ( «Скрещенные стрелы») уже не мог поправить пошатнувшееся положение правящих кругов фашистской Венгрии.

Вступление советских войск в Венгрию активизировало борьбу народных масс против фашистского оккупационного режима. На освобожденной территории появлялись народные органы самоуправления, встал вопрос о создании нового, демократического правительства, которое решительно порвет с фашистской Германией и объявит ей войну.

Учитывая непрочность положения правящей верхушки салашистской Венгрии, Ставка Верховного Главнокомандования 28 октября, в день завершения Дебреценской операции, отдала приказание командующему 2-м Украинским фронтом Маршалу Советского Союза Р. Я. Малиновскому перейти 29 октября 1944 г. в новое наступление, конечной целью которого должны были стать освобождение венгерской столицы, вывод Венгрии из войны. Главный удар первоначально наносился левым флангом 2-го Украинского фронта в междуречье Тисы и Дуная, где оборонялись в основном войска наскоро сформированной 3-й венгерской армии.

И нужно сказать, что, как и в Ясско-Кишиневской операции, командующий 46-й армией генерал-лейтенант И. Т. Шлемин снова проявил свою напористость. Начав наступление 29 октября, o его войска уже во второй половине того же дня прорвали оборону, а введенные в прорыв 2-й и 4-й механизированные корпуса ко 2 ноября вышли к внешнему обводу оборонительных сооружений венгерской столицы. Однако ворваться в город и завязать бои на его улицах не удалось.

Опасаясь потери Будапешта, немецкое командование срочно перебросило большие силы в район междуречья Тисы и Дуная и, опираясь на заранее подготовленные рубежи, временно задержало наступление советских воинов.

К 4 ноября правый фланг наших войск, выдвинувшийся к Будапешту, оказался под угрозой танкового удара. В этих условиях Ставка Верховного Главнокомандования 4 ноября отдала командующему 2-м Украинским фронтом распоряжение прекратить атаки венгерской столицы на узком участке силами двух мехкорпусов с незначительным количеством пехоты; вывести 7-ю гвардейскую, 53, 27 и 40-ю армии на западный берег Тисы и, развернув наступление на широком фронте, разгромить будапештскую группировку врага ударом с севера и северо-востока во взаимодействии с ударом левого крыла фронта (46-я армия) — с юга.

Перешедшие 11 ноября 1944 г. в наступление войска центра и правого крыла 2-го Украинского фронта за 16 дней непрерывных боев разгромили значительные силы врага, освободили много венгерских населенных пунктов. На направлении главного удара, где действовали соединения и части 7-й гвардейской армии генерал-полковника М. С. Шумилова, конно-механизированная группа генерал-лейтенанта И. А. Плиева, 2-й и 4-й гвардейские мехкорпуса, наши войска вышли на подступы к Будапешту. Однако основную задачу — разгромить будапештскую группировку — выполнить не удалось.

Не удалось ее выполнить и в ходе третьего наступления на Будапешт, которое началось в ночь на 5 декабря 1944 г. форсированием Дуная южнее Будапешта частями 46-й армии. Захватив плацдарм на правом берегу реки, армия не смогла прорвать с ходу такой мощный рубеж обороны противника, как «линия Маргариты». Темпы наступления наших войск были недостаточными. На главном направлении за 16 дней продвинулись всего на 60 км. Сказывались усталость личного состава, уже в течение нескольких месяцев ведшего наступательные бои, осенняя распутица, нелетная погода.

Именно эти обстоятельства не позволили нашим танковым и механизированным поискам быстро вырваться на оперативный простор для развития успеха в глубину. В течение всего периода они наступали в тесном тактическом взаимодействии с общевойсковыми соединениями. Маневр танковых и механизированных дивизий был ограничен, им приходилось действовать исключительно вдоль дорог.

Упорно сопротивлялся и противник, значительно усиливший танками группировку своих войск на будапештском направлении. Для этого у немецких фашистов были довольно веские причины. Потеряв надежду удержать центральные и северные районы Германии, гитлеровская клика решила укрыться в ее южной части и в Австрии за мощной горной грядой. С этой целью здесь планировалось сосредоточить военную промышленность и крупные силы. В этом районе гитлеровцы рассчитывали отсидеться до того момента, когда, по их мнению, должно было произойти столкновение между советскими и англо-американскими войсками в Европе. А потом, как свидетельствует бывший начальник германского генерального штаба сухопутных сил генерал Гальдер, снова появиться на сцене в качестве решающего фактора или по крайней мере в роли желанного помощника англо-американцев. Венгрия и ее столица прикрывали пути к фашистскому логову, а также к коммуникациям гитлеровской армии, отходившей из южных, районов Балкан.

Понимая, что потеря Венгрии откроет путь советским войскам в Австрию и Южную Германию, Гитлер говорил генерал-полковнику Йодлю, исполнявшему в тот момент обязанности начальника штаба оперативного руководства верховного главнокомандования: «Сохранение венгерской территории имеет для нас настолько жизненно важное значение, что его вообще нельзя переоценить». Фашисты не жалели сил и средств, чтобы удержать Венгрии. За сравнительно короткое время они создали несколько линий обороны. Одна из них, самая мощная, проходила по правому берегу Дуная и включала укрепленный район Будапешта. Он состоял из трех хорошо оборудованных подковообразных позиций, которые упирались в Дунай севернее и южнее венгерской столицы.

Все это обусловило ожесточенность характера боев в Будапештской операции, сложность разгрома вражеской группировки силами войск одного фронта. И несмотря на трудности, за 45 дней наступления войска 2-го Украинского фронта на главном направлении вышли к Дунаю севернее Будапешта и к чехословацкой границе на реке Ипель. Правое крыло фронта вступило на территорию Чехословакии.

В результате наступательных действий войск 2-го Украинского фронта уже в ноябре удалось создать предпосылки для обходного маневра и нанесения удара с целью разобщения будапештской и мишкольцской группировок противника и перерезать дороги, которые вели от Будапешта на север и северо-восток.

Активные боевые действия 2-го Украинского фронта притянули к себе основные силы противника, облегчив продвижение нашему соседу слева — 3-му Украинскому фронту — в задунайской части Венгрии. К 9 декабря его войска вышли к озерам Веленце, Балатон и южнее реки Драва. Сложилась обстановка, при которой задача овладения Будапештом могла быть наиболее успешно решена силами двух фронтов.

Учитывая это, Ставка Верховного Главнокомандования решила объединить усилия двух фронтов в разгроме будапештской группировки врага и овладеть Будапештом. Замысел Ставки, выраженный в директиве от 12 декабря, состоял в том, чтобы окружить будапештскую группировку силами 2-го и 3-го Украинских фронтов, которые должны были нанести удар по обороне противника на двух участках — севернее и юго-западнее Будапешта, развить наступление навстречу друг другу, применяя оперативный охват и обход.

В этой операции, исходя из замысла Ставки, командующий 2-м Украинским фронтом Р. Я. Малиновский решил нанести главный удар силами 53-й армии, конно-механизированной группы И. А. Плиева, 7-й гвардейской и 6-й гвардейской танковой армий, которые, обходя Будапешт с севера, должны были соединиться в районе Эстергома с войсками 3-го Украинского фронта, успешно продвигавшимися за Дунаем. Наличие в районе Левице крупной вражеской группировки, которая угрожала фланговым ударом нашим силам, наступавшим на главном направлении, диктовало необходимость локализации этой угрозы. Данную задачу должна была выполнить 6-я гвардейская танковая армия стремительным выдвижением в северо-западном направлении и овладением районом Левице. Однако упорное сопротивление противника заставило изменить в последующем это решение и повернуть 6-ю гвардейскую танковую армию на юг, где ею был нанесен удар во фланг противнику. Продвигаясь по 30 км в сутки, она вышла 26 декабря к Эстергому и соединилась с войсками 3-го Украинского фронта.

Таким образом, 26 декабря 1944 г. наступление двух Украинских фронтов закончилось окружением будапештской группировки врага и завершением освобождения почти всей территории Венгрии к востоку от Дуная. В мешке оказались семь пехотных, две танковые, одна моторизованная, две кавалерийские дивизии, три артиллерийские бригады, около 30 отдельных полков, батальонов и различных боевых групп немецких и венгерских войск общей численностью до 188 тыс. человек.

Важнейшим политическим результатом действий советских войск в Венгрии в декабре месяце явилась дальнейшая консолидация ее демократических сил. 21 декабря 1944 г. в Дебрецене собралось Временное национальное собрание, которое 22 декабря сформировало Временное национальное правительство, куда вошли представители коммунистической и других партий Венгерского фронта национальной независимости. 28 декабря это правительство объявило войну гитлеровской Германии, одновременно обратившись к венгерскому народу с призывом вступать во вновь создаваемые венгерские вооруженные силы.

Такова вкратце военно-политическая обстановка, которая сложилась на южном крыле советско-германского фронта накануне 1945 г. Многочисленные факты говорили, что в новом, последнем году войны нам еще предстояло немало пролить крови, чтобы добиться победы. Предстоял штурм Будапешта, хотя советское командование сделало все от него зависящее, чтобы избежать напрасного кровопролития и разрушения древнего города.

29 декабря 1944 г., в 11 часов утра, в стан врага были направлены советские парламентеры с ультиматумом, подписанным командующими 2-го и 3-го Украинских фронтов. Обращаясь к окруженным в Будапеште генералам, офицерам противника, Маршалы Советского Союза Р. Я. Малиновский и Ф. И. Толбухин предупреждали, что дальнейшее сопротивление бесполезно и ведет только к истреблению их войск, к многочисленным жертвам среди мирного населения и к разрушению венгерской столицы. Сложившим оружие гарантировались сохранение жизни и беспрепятственное возвращение на родину после войны, раненым и больным — немедленное оказание медицинской помощи.

Венгр, офицер Красной Армии Миклош Штейнмец — парламентер 2-го Украинского фронта и украинец капитан Илья Остапенко — парламентер 3-го Украинского фронта были вероломно убиты фашистами. История войн не знала подобных преступлений. Начав войну вероломным нападением на СССР, гитлеровцы и кончали ее, как подлые, трусливые убийцы, которым уже нечего было терять. Прощальным салютом по погибшим прогремела артиллерийская канонада наших орудий в первый день нового, 1945 года. Советские войска начали штурм Будапешта. Огромный многовековой город с его памятниками старины и искусства, ажурными мостами через Дунай, сотнями тысяч мирных жителей подвергался гитлеровцами угрозе полного разрушения, а его население обрекалось на жертвы и страдания. Советское командование со своей стороны делало все, чтобы сохранить город от излишних разрушений, спасти его мирных жителей.

Чтобы поддержать дух гитлеровских вояк, геббельсовская пропаганда кричала в те дни о новом чудо-оружии, которое-де «изменит ход войны», окруженным в Будапеште войскам посылались контейнеры с наградами. В течение января немецко-фашистское командование трижды делало отчаянные попытки выручить свои войска, бросая против соединений и частей, находившихся на внешнем фронте окружения города, значительные силы. Все это, разумеется, затягивало процесс освобождения Будапешта.

В первой половине января боевые действия по штурму города вели соединения и части 18-го гвардейского отдельного стрелкового корпуса, 30-й стрелковый и 7-й румынский армейский корпуса. 11 января для лучшего управления войсками, штурмовавшими город, была создана Будапештская группа, командование которой возложили на командира 18-го гвардейского отдельного стрелкового корпуса генерал-майора И. М. Афонина. С первых же дней бои в Пеште приобрели ожесточенный характер. Гитлеровцы располагали большими запасами материальных средств, получали боеприпасы, горючее и продовольствие по воздуху. Укрепившись в угловых зданиях, они держали под обстрелом сразу несколько улиц. За толстыми стенами старинных домов фашисты чувствовали себя в безопасности. В то же время из окон, проемов и специально продолбленных в стенах амбразур их пулеметы и орудия вели губительный огонь. Многие из крупных зданий были заранее минированы, чтобы в нужный момент завалами преградить путь наступавшим советским танкам.

Однако никакие военные хитрости не могли остановить продвижение советских солдат. Преодолевая упорное сопротивление врага, они очищали квартал за кварталом от фашистской нечисти. 9 января был захвачен ипподром близ Восточного вокзала, служивший гитлеровцам аэродромом, что лишило их снабжения по воздуху. Доставка же грузов на парашютах оказалась малоэффективной, и посылки часто попадали не по адресу.

18 января 1945 г. советские войска освободили Пешт. Отступая, фашисты взорвали все мосты через Дунай — гордость венгерской столицы. За время боев в Пеште противник потерял около 36 тыс. убитыми. Наши войска уничтожили и захватили 291 танк и штурмовое орудие, 1419 орудий и минометов, 222 бронемашины и бронетранспортера, 784 пулемета, 20 140 винтовок, 2700 автомашин и много другого военного имущества.

После освобождения Пешта наши войска приступили к освобождению Буды. В этой операции приняли участие 18-й отдельный гвардейский стрелковый корпус 2-го Украинского фронта, 7-й румынский армейский корпус, 37-й и 75-й стрелковые корпуса, переданные в состав Будапештской группы наших войск из 3-го Украинского фронта. С 22 января после ранения генерала И. М. Афонина командование группой принял генерал-лейтенант И. М. Манагаров — командующий 53-й армией.

Обоим генералам пришлось много поработать, проявить личную смелость и отвагу, чтобы решить задачу освобождения венгерской столицы. Каждый квартал брался с боем, по существу в миниатюре представлявшим операцию, в которой участвовали представители многих родов войск. Командующим Будапештской группой часто лично приходилось руководить такими операциями. В одной из них и был тяжело ранен Иван Михайлович Афонин. За умелое руководство войсками и личную храбрость, проявленную при освобождении Будапешта, он был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Расположенная на холмах Буда представляла собой крепкий орешек. Здесь каждое здание превращалось в крепость. За 20 дней наступательных операций наши войска смогли овладеть лишь 114 кварталами из 722. Ожесточенность сопротивления фашистов объяснялась и обещаниями Гитлера вызволить их из «котла». В конце января, когда рухнула третья попытка гитлеровских войск выручить свою будапештскую группировку, настроение окруженных фашистских солдат резко упало. 5 февраля советские войска в Будапеште, произведя небольшую перегруппировку, овладели наиболее сильными очагами сопротивления врага и к исходу 11 февраля освободили 109 кварталов, захватив в плен 25 тыс. гитлеровских солдат и офицеров. Ликвидация окруженной группировки вражеских войск в Буде продолжалась 25 дней. Как и в Пеште, командование советских войск, стремясь сохранить памятники архитектуры самой древней части венгерской столицы, избегало применения' тяжелой артиллерии и авиации.

Иначе поступали фашистские варвары, которые продолжали разрушать город, ведя огонь прямой наводкой по сохранившимся в освобожденной части города старинным зданиям. Немецкое гестапо и их прислужники из банды Салаши расстреливали жителей Будапешта при малейшем подозрении в симпатиях к Красной Армии. Под дулами пулеметов эсэсовцев вынуждены были «защищать» город и многие венгерские солдаты.

В этих условиях находившийся в Будапеште Центральный комитет Венгерской коммунистической партии активизировал деятельность движения Сопротивления на оккупированной территории. Активно включился в работу ЦК бежавший из заключения Янош Кадар. Как стало известно позднее, группы патриотов перерезали линии военной связи, подрывали автомашины с гитлеровцами, разбирали железнодорожные пути.

В дни боев за Будапешт венгерские патриоты, ненавидевшие оккупантов, показывали командирам штурмовых групп, где засели гитлеровцы и как незаметно подойти к ним.

В ночь на 12 февраля 16 тыс. немецких солдат и офицеров предприняли последнюю попытку вырваться из кольца окружения. Гитлеровцам удалось пробить брешь в боевых порядках нашей 180-й дивизии и вывести из города свыше 15 тыс. солдат и офицеров. Однако далеко они не ушли; к 14 февраля вся эта группа была ликвидирована. Оставшиеся в Буде отдельные подразделения фашистских войск общей численностью до 33 тыс. капитулировали. Утро 13 февраля 1945 г. венгерская столица встретила свободной от немецких оккупантов. Этот день вошел в историю новой Венгрии как дата освобождения Будапешта.

В ходе боев за столицу Венгрии войска 2-го Украинского фронта взяли в плен более 138 тыс. солдат и офицеров противника во главе с командующим окруженной группировкой генерал-полковником Пфеффер-Вильденбрухом и его штабом. Чтобы не подвергать себя опасности, немецкий генерал предпочел отсидеться в канализационной трубе, пока наверху гремели выстрелы советской артиллерии и наши штурмовики прочесывали лесистые холмы Буды. Нами было захвачено много танков, самоходных орудий, артиллерии, минометов, пулеметов, бронемашин, автомобилей и другой боевой техники, много боеприпасов и оружия. Враг потерял убитыми около 50 тыс. солдат и офицеров.

С освобождением венгерской столицы закончились одна из труднейших операций Великой Отечественной войны советского народа и второй этап боевых действий по освобождению Венгрии. За 108 дней напряженных боев войска 2-го Украинского фронта и взаимодействующих с ним 3-го и 4-го Украинских фронтов освободили к середине февраля две трети венгерской земли, форсировали две крупнейшие водные преграды — Тису и Дунай, разгромили 40 дивизий и три бригады врага, уничтожили полностью восемь дивизий и пять бригад, продвинулись в глубь территории от 120 до 240 км. Сравнительно невысокие темпы наступления (1,5–2 км в сутки) свидетельствовали о том, что каждый клочок венгерской земли приходилось отбирать у врага с боем. За это время только группа армий «Юг» получила 37 дивизий, в том числе 12 танковых и моторизованных, и 8 бригад. К началу января 1945 г. к юго-западу от Карпат действовала половина всех бронетанковых сил фашистской Германии, которые она выставила против Советского Союза. Последнее в немалой степени облегчало действия советских войск на варшавско-берлинском стратегическом направлении. Разгром будапештской группировки противника открывал войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов путь в Австрию. В штабах готовилась Венская наступательная операция.

Первоначально в соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования от 17 февраля главный удар планировалось нанести силами 2-го Украинского фронта. Для этого в наше распоряжение намечалось передать из резерва Ставки 9-ю гвардейскую армию, а также ряд артиллерийских частей и соединений. Однако контрнаступление фашистских войск в районе озера Балатон внесло коррективы в планы осуществления Венской наступательной операции.

Похоронив надежды удержать фронт в Восточной Пруссии и на Висле, немецкое командование решило активными действиями на юге закрыть путь советским войскам в Австрию и Южную Германию. В его планах предусматривалось сначала разгромить войска 3-го Украинского фронта, ликвидировать плацдарм на западном берегу Дуная. С этой целью 6-я танковая армия СС и 6-я полевая армия наносили главный удар между озерами Балатон и Веленце, с тем чтобы рассечь 3-й Украинский фронт и выйти к Дунаю. Затем их главные силы должны были развить наступление на север и овладеть Будапештом. Часть соединений выделялась для наступления на юг, где совместно со 2-й танковой армией и армейской группой Вейхса. действовавшей в Югославии, они должны были уничтожить войска 3-го Украинского фронта южнее озера Балатон.

О серьезности замысла врага свидетельствовала прежде всего группировка войск, предназначенная для контрнаступления. В ее составе насчитывалось более 400 тыс. солдат и офицеров, до 6 тыс. орудий и минометов, 877 танков и штурмовых орудий, 900 бронетранспортеров, около 850 самолетов. На главном направлении противник сосредоточил более трети живой силы, девять десятых всех танков и штурмовых орудий, более половины артиллерии. На вооружении 6-й танковой армии, укомплектованной из отборных нацистских частей, имелось много тяжелых танков типа «тигр», «королевский тигр», «пантера».

Исходя из создавшейся обстановки, Ставка нашего Верховного Главнокомандования приказала принять все меры к отражению наступления противника, обескровить его, а затем перейти в контрнаступление по всему фронту. Поскольку 3-му Украинскому фронту предстояло выдержать главный удар вражеских войск, Ставка сделала все, чтобы усилить его частично за счет своих резервов, а главным образом путем передачи значительных сил и средств из состава нашего фронта. К моменту перехода 3-го Украинского фронта к обороне 2-й Украинский фронт передал в его распоряжение три стрелковых, два танковых, один механизированный и один кавалерийский корпуса, 27-ю общевойсковую армию в полном составе, а также большое количество частей усиления, главным образом артиллерийских полков и бригад. Обеспечению действий войск Ф. И. Толбухина должна была служить и значительная часть самолетов 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта.

Разумеется, при всем прочем это не могло пройти бесследно для нашего фронта, войска которого уже вели к тому времени наступательные бои на территории Чехословакии. Поэтому, когда 17 февраля крупная группировка противника, в составе которой находилось около 400 танков и штурмовых орудий, неожиданно нанесла сильный удар из района Комарно по войскам 7-й гвардейской армии, ей удалось достичь серьезных успехов. Вытянутая в один эшелон на 120 км фронта, армия генерала М. С. Шумилова, левый фланг которой к вечеру 18 февраля оказался под угрозой окружения, вынуждена была оставить плацдарм на восточном берегу реки Грон. Чтобы приостановить наступление врага, командующий 2-м Украинским фронтом Р. Я. Малиновский перебросил на этот участок ряд соединений и частей.

В ожесточенных боях за гронский плацдарм наши солдаты и офицеры проявили образцы мужества и героизма. Особенно отличились гвардейцы 27-й отдельной танковой бригады. За шесть дней боев только ее 1-й батальон под командованием гвардии капитана И. К. Пасынка отбил 20 контратак. Пять танков комбат подбил лично, а когда в районе Кам Дармоть его батальон был окружен, И. К. Пасынок, не имея боеприпасов, повел боевые машины на таран. «Умрем, но не сдадимся врагу», — сказал комбат, и кольцо вражескою окружения было прорвано. За этот подвиг гвардии капитану И. К. Пасынку было присвоено звание Героя Советского Союза.

Предпринимая активные действия в районе гронского плацдарма, гитлеровцы ставили своей целью задержать в юго-восточных районах Чехословакии наступление наших войск, которые к тому времени продвинулись до 100 км в северо-западном направлении и освободили ряд словацких городов. Однако этой цели врагу достичь не удалось. Снижение темпов наступления 40-й и 53-й армий, 1-й и 4-й румынских армий, которое действительно произошло в феврале, было вызвано плохим состоянием дорог, проходов и глубоким снежным покровом в лесисто-горной местности, где вели боевые действия войска правого крыла 2-го Украинского фронта.

В то время как войска нашего фронта вели ожесточенные бои на гронском плацдарме, 3-й Украинский фронт сумел подготовиться к встрече врага. В ходе оборонительного сражения, продолжавшегося с 6 по 15 марта, его войска измотали врага, причинив ему большой ущерб в живой силе и технике. За 10 дней фашисты потеряли 40 тыс. убитыми, около 500 танков и штурмовых орудий и почти столько же бронетранспортеров, свыше 300 орудий и минометов.

Успех оборонительного сражения 3-го Украинского фронта, значительно пополнившего свой состав накануне за счет войск 2-го Украинского фронта, а также потеря нами гронского плацдарма и внесли те существенные коррективы в первоначальный план Венской операции, о которых я упомянул выше.

Директивой от 9 марта Ставка переносила основные усилия в Венской наступательной операции на плечи 3-го Украинского фронта. Нам же предписывалось с выходом правого крыла фронта на реку Грон перейти к жесткой обороне на участке севернее Дуная. Левым крылом фронта (46-я армия) перейти в наступление о 15–16 марта, чтобы вместе с войсками 3-го Украинского фронта разбить группировку противника южнее Дуная и развивать наступление в общем направлении на Дьёр. Для этого 46-я армия усиливалась двумя артиллерийскими дивизиями прорыва и 6-й гвардейской танковой армией. В соответствии с директивой Ставки уточнили свои решения и командующие 2-м и 3-м Украинскими фронтами.

Командующий 3-м Украинским фронтом решил перейти 16 марта в контрнаступление двумя общевойсковыми армиями — 9-й и 4-й гвардейскими, чтобы нанести удар но флангу и тылу главной танковой группировки противника, отрезать ей пути отхода на запад, а затем вместе с 26-й и 27-й армиями уничтожить ее. В Венской наступательной операции мы наносили удар силами 46-й армии пятикорпусного состава. Командовал ею опытный военачальник генерал-лейтенант А. В. Петрушевский, Кроме 6-й гвардейской танковой армии генерала А. Г. Кравченко, ее поддерживали 2-й мехкорпус генерала К. В. Свиридова и 5-я воздушная армия генерала С. К. Горюнова. 46-я армия должна была прорвать оборону противника, выйти главными силами к Дьёру, а частью сил на Комаром, чтобы прижать противника к Дунаю и, взаимодействуя с Дунайской военной флотилией, уничтожить группировку врага в районе Эстергома.

Противник, поняв всю опасность своего положения, отчаянно сопротивлялся. Чтобы усилить наметившийся успех 3-го Украинского фронта, Ставка приказала 16 марта передать в распоряжение Ф. И. Толбухина 6-ю гвардейскую танковую армию.

К 20 марта в Венской наступательной операции участвовали все силы обоих Украинских фронтов, действовавшие между Дунаем и озером Балатон. Оказавшись в мешке южнее озера Балатон, эсэсовские танковые войска поспешно отступали, в панике бросая оружие и боевую технику. Этим они навлекли страшный гнев своего фюрера, приказавшего сорвать нарукавные знаки у личного состава бежавшей с поля боя дивизии СС «Адольф Гитлер».

Успешно действовала и наша 46-я армия, сумевшая при взаимодействии с десантом морской пехоты Дунайской военной флотилии, которой командовал контр-адмирал Г. Н. Холостяков, загнать врага в узкую полосу вдоль южного берега Дуная, уничтожить и пленить его войска в районе Эстергома.

С 16 по 25 марта гитлеровцы потерпели серьезное поражение в районе между озером Балатон и Дунаем, потеряв свыше 50 тыс. убитыми и пленными, много оружия и боевой техники. Войска обоих фронтов перешли в преследование, в ходе которого к 31 марта 9-я гвардейская армия под командованием генерал-полковника В. В. Глаголева пересекла австрийскую границу, а 4 апреля 1945 г. территория Венгрии была освобождена от фашистских оккупантов.

Боевые действия советских войск по освобождению Венгрии осуществлялись в сложной военно-политической обстановке. Они характеризуются прежде всего гибким маневрированием, основанным на строгом учете реальных условий и правильной оценке сил и возможностей обеих сторон. Ограниченное численное превосходство, сложность обстановки на театре военных действий, переутомленность наших войск после длительного наступления, растяжка линий коммуникаций, неблагоприятные метеорологические условия — все это требовало от личного состава и командиров всех степеней большого напряжения сил и воинского мастерства.

Несмотря на серьезные трудности, воины 2-го Украинского фронта выполнили поставленные перед ними задачи. Одним из важнейших условий для этого была непрерывность активных боевых действий наших войск, лишившая противника возможности передышки для стабилизации фронта, мешавшая перегруппировке сил и накоплению резервов. За исключением предмостного укрепления в районе Будапешта, немецко-фашистское командование не смогло организовать сильную оборону ни на одном из рубежей, в том числе и на таких мощных естественных преградах, как реки Тиса и Дунай. Их форсирование, как правило, осуществлялось нашими войсками с ходу и в быстрых темпах.

Боевые действия войск 2-го Украинского фронта в Будапештской операции отличались большим разнообразием. Наступление начиналось с прорыва различных по степени подготовленности полос обороны. В оперативной глубине наши войска вели напряженные бои, осуществляли преследование, форсировали с ходу реки. Наступление велось в широких полосах, боевые порядки соединений были неглубокими, а оперативное построение фронта и армий одноэшелонное. При этом танковые и механизированные соединения наступали в первом эшелоне вместе с общевойсковыми армиями. Этот способ использования наших танковых войск, применявшийся как исключение в ходе Великой Отечественной войны, дал высокие результаты. Он был успешно использован и обогащен в Хингано-Мукденской операции Забайкальского фронта.

Форсирование рек, встречавшихся на пути наступавших войск, начиналось обычно на широком фронте внезапной переправой передовых отрядов на табельных и подручных десантных средствах под покровом темноты без артиллерийской подготовки. Подошедшая к реке артиллерия находилась в готовности к открытию огня, причем значительная часть ее выдвигалась непосредственно к берегу для ведения стрельбы прямой наводкой. После захвата передовыми отрядами плацдармов и прибытия к реке понтонных парков переправа осуществлялась на паромах. По мере расширения плацдармов наводились наплавные мосты, которые обеспечивали переправу крупных сил.

При прорыве заблаговременно подготовленной обороны, с которой наши войска встретились на подступах к Будапешту, стрелковые войска наступали в узких полосах, имея глубокие боевые порядки. В этих случаях плотность артиллерийского огня доводилась до 200 и более орудий и минометов на один километр, артподготовка длилась 40–65 минут методом огневых налетов по опорным пунктам и артиллерийским позициям.

Танковые, механизированные и кавалерийские соединения при прорыве глубокоэшелонированной вражеской обороны обычно вводились в прорыв для развития успеха. Часто их приходилось использовать полностью или частично для завершения прорыва тактической зоны обороны. Необходимость этого вызывалась недостатком танков непосредственной поддержки пехоты. Для развития успеха в оперативной глубине обороны наряду с танковыми и кавалерийскими соединениями использовались войска вторых эшелонов, а также силы, переброшенные с соседних участков фронта.

В сражении за Будапешт наши войска получили богатый опыт ведения боевых действий по овладению большим городом.

Здесь прежде всего мне хотелось бы отметить смелые и инициативные действия штурмовых групп, сыгравших решающую роль в овладении венгерской столицей. Горстка храбрецов — автоматчики, саперы, огнеметчики — при поддержке огня из крупнокалиберных пулеметов, артиллерии и танков незаметно подбиралась к зданию, превращенному врагом в опорный пункт, забрасывала окна гранатами, врывалась в дом и вела ожесточенный бой за каждую его комнату, за каждый пролет лестничной клетки. Иногда воинам штурмовых групп приходилось прихватывать с собой ножницы для резки проволоки, миноискатели и другие приборы для проделывания проходов в заграждениях противника.

Обычно штурмовые группы действовали не вдоль улицы, которая простреливалась врагом, а через проходные дворы, проломы наши воины старались зайти в тыл врага, чтобы свалиться на него как снег на голову. Наиболее удачным для этого временем была ночь: гитлеровцы боялись ночного боя.

В боях за Будапешт наши командиры умело использовали особенности этого города. Наступая по сходящимся к центру магистральным улицам, стрелковая дивизия имела возможность постепенно наращивать силы, не создавая для этого специальных резервов. Большое значение в этих условиях имела блокировка занятых противником зданий, которые мешали фланкирующим огнем продвижению наших войск. Для этого специально выделялись блокировочные группы с артиллерией. Последняя, как правило, вела огонь прямой наводкой.

Из гуманных соображений командование советских войск почти не применяло бомбардировочной авиации. Истребители прикрывали город от налетов вражеской бомбардировочной авиации и закрывали воздушный путь доставки окруженной группировке боеприпасов, оружия и продовольствия. Самолеты-штурмовики, тесно взаимодействуя с пехотой, наносили удары по труднодосягаемым очагам сопротивления противника, способствуя быстрейшему освобождению города. Чтобы решать эти сложные задачи, наши летчики должны были обладать исключительным мастерством, блестяще ориентироваться в сложном лабиринте будапештских улиц, быстро находить объект атаки и точно поражать цель. В противном случае легко можно было сбросить смертоносный груз на головы своих войск, как это иногда получалось у прорвавшихся в город гитлеровских «асов».

Наши летчики летали в сложных метеорологических условиях, совершая пять-шесть боевых вылетов в сутки. Будапештскую операцию с воздуха обеспечивали две воздушные армии — 5-я генерал-полковника авиации С. К. Горюнова и 17-я генерал-полковника авиации В. А. Судца.

Большое мужество и боевое мастерство в будапештском небе проявил командир эскадрильи 31-го истребительного авиационного полка майор Д. С. Кравцов. 2 января, прикрывая наши войска, его эскадрилья сбила 4 самолета противника. В воздушном бою Дмитрий Степанович Кравцов получил 16 ранений. Истекая кровью, он продолжал вести бой, а затем сумел благополучно посадить самолет на свой аэродром. На личном счету этого отважного летчика, удостоенного высокого звания Героя Советского Союза, 13 сбитых вражеских самолетов.

Немало смелости и отваги в сражении за Будапешт проявили наши военные моряки. Во время боев за овладение венгерской столицей корабли Дунайской военной флотилии поддерживали своим огнем наступающие по обоим берегам реки наши части. В рядах штурмовавшей Будайскую крепость 83-й морской стрелковой бригады сражались подразделения венгерских воинов-добровольцев. Отлично показали себя советские военные моряки и при овладении другими придунайскими городами и населенными пунктами Венгрии.

Вспоминая о подвигах наших отважных летчиков и моряков, я не могу не сказать добрых слов о тех, кто ближе всех был к земле, о тружениках войны — саперах. В Будапештской операции они проявили себя с самой лучшей стороны. Они обеспечивали переправу наших войск через Тису и Дунай, делали проходы в минных заграждениях, без них не обходилась ни одна штурмовая группа в Будапеште. Их руками были восстановлены сотни километров шоссейных и гравийных дорог, десятки мостов, отрыты многие километры окопов и ходов сообщения. В борьбе с вражескими танками и пехотой инженерные части 2-го и 3-го Украинских фронтов успешно применяли противотанковые и противопехотные мины и фугасы, минировали мосты и дорожные сооружения, создавали лесные завалы и проволочные заграждения.

Наши саперы не только отлично воевали, но и стали «ангелами-хранителями» сотен тысяч мирных жителей Венгрии. В отличие от многих других крупных населенных пунктов, где разминирование проводилось после их освобождения, венгерская столица очищалась от мин в ходе боев. Для получения данных о заминированных объектах были созданы пункты сбора сведений от населения города. На пунктах круглосуточно дежурили советские офицеры с переводчиками из местных граждан и подразделения саперов. Проезжая в те дни мимо таких пунктов, нельзя было не обратить внимания на длинные очереди будапештцев, которые приходили с заявлениями. На основе этих заявлений наши саперы проверили и разминировали 2450 объектов. А сколько умения, находчивости и бесстрашия нужно было проявить каждому из них, чтобы обезвредить мины с сюрпризами и элементами неизвлекаемости.

Много пришлось поработать во время боев за Будапешт и нашим связистам. Крайне ограниченный обзор в условиях большого города, когда командиры корпусов и дивизий не могли выбрать наблюдательного пункта, откуда просматривалось бы целиком наступление на главном направлении, требовал четко налаженной радио — и проводной связи. Чтобы избежать помех, антенны полевых раций устанавливались на крышах домов, чердаках. Связисты быстро приспособились использовать в своих целях и местную телефонную связь.

Достижение успеха в операциях по освобождению Венгрии было немыслимо без хорошо налаженного, четкого управления войсками. Значительный пространственный размах наступательных действий и их маневренный характер потребовали от командования и штабов большой и напряженной работы, гибкости при планировании операций.

Если с началом операции управление войсками осуществлялось иногда с командных пунктов, то в ходе наступления командующий фронтом с небольшой оперативной группой офицеров находился в войсках. Он лично организовывал ввод в сражение танковых войск и вторых эшелонов, уточнял и ставил войскам новые задачи в связи с изменившейся обстановкой. Определяя на месте картину развития боя, учитывая конкретно сложившуюся обстановку, Р. Я. Малиновский принимал решения и меры, способствовавшие выводу войск фронта на такие рубежи и в такой группировке, чтобы иметь возможность быстро и решительно громить врага.

Командующему фронтом принадлежала ведущая роль и в организации взаимодействия на направлении главного удара. В то же время жесткая централизация в использовании главных огневых средств и подвижных групп не мешала проявлению разумной инициативы командирами всех степеней. Особенно наглядно это проявилось при штурме Будапешта.

Чтобы удобнее управлять подразделениями, командиры полков выбирали командные пункты в 150–300 м от переднего края. Комбаты и командиры рот лично организовывали захват каждого объекта. Вышестоящие штабы практиковали посылку в боевые порядки частей своих офицеров, которые контролировали их действия, на месте устраняли недостатки, организовывали взаимодействие между частями, добивались точного проведения в жизнь решения командира соединения и общей задачи. С передового командного пункта, расположившегося на окраине Будапешта, часто выезжали в войска старшие офицеры оперативного управления, разведки, штаба артиллерия, политуправления.

Штаб фронта, получая донесения из войск, в предельно короткие сроки изучал их и подготавливал командующему необходимые данные для принятия новых решений. Оперативная документация штаба фронта в условиях непрекращающегося наступления чаще всего носила графический характер. Основным средством связи в ходе наступления штаба с войсками было радио, широко использовались проводные и подвижные средства связи, особенно самолеты «По-2». Быстро менявшаяся в ходе наступательных операций обстановка требовала от командования и штабов всех степеней высоких организаторских способностей по обеспечению маневренности наших войск.

Большая заслуга в разгроме противника в Венгрии принадлежала политорганам, партийным и комсомольским организациям. В те тяжелые дни, потребовавшие от воинов напряжения всех сил, политработники, коммунисты и комсомольцы вложили достойный вклад в победу над врагом. Они старались довести до каждого бойца слово нашей партии, задачи, которые стояли перед ним в этой операции, воодушевить на подвиги, предупредить о необходимости соблюдения революционной бдительности. В дни, когда враг рвался к Будапешту, чтобы выручить окруженную группировку, вновь перед нашими войсками на внешнем фронте окружения прозвучали лозунги: «Ни шагу назад!», «Стоять насмерть!» Коммунисты поднимались первыми в атаку, первыми форсировали водные преграды, первыми захватывали опорные пункты врага.

Действия коммунистов служили примером для комсомольцев и беспартийных. Армейская молодежь гордилась высоким званием комсомольца и стремилась на деле оправдать его.

В боях за освобождение Венгрии отличились сотни тысяч солдат и офицеров Красной Армии; 289 из них, совершивших подвиги, удостоены высокого звания Героя Советского Союза. Почетные наименования «Будапештские», «Сегедские», «Дебреценские», «Мишкольцские» получили 118 соединений и частей наших войск. Участникам операции по освобождению венгерской столицы вручена памятная медаль «За взятие Будапешта».

* * *

Отгремели пушки на венгерской земле... Кончился жестокий, кровопролитный бой, который вели наши воины за свободу братского народа. Вместе с теплым весенним ветром в долину Тисы и Дуная пришло освобождение от оков фашизма. Когда думаешь о том, какой ценой заплатил наш народ за это, неизменно вспоминается эпизод, который произошел со мной в Пеште в день его освобождения.

Машина медленно пробиралась по заваленным обломками зданий узким улицам. Кругом обгоревшие танки, исковерканные орудия, боевая техника. У одного из домов на поваленном фонарном столбе сидят два советских бойца — сержант и рядовой. Они не спеша закусывают. Лица у обоих печальные. При виде генерала солдаты встали и растерянно взглянули на неожиданно появившегося большого начальника. Потом сержант, выступив вперед, четко доложил:

— Рота обедает, товарищ генерал! Командир отделения сержант Ольхин. — И, видя мое недоумение, добавил:

— Тут, вот на этой улочке, полегла наша рота, товарищ генерал. Санитары и похоронные команды подобрали всех ночью — и капитана нашего, и лейтенанта...

А почему сидите?

Ждем приказа.

Давайте в машину.

Сержант потупился и, показав на аккуратно сложенное боевое оружие, сказал:

— А как же с этим, товарищ генерал?

Теплое чувство уважения к этим людям, по-настоящему понимающим и честно выполняющим свой солдатский долг, охватило меня.

— Спасибо, друзья, обязательно пришлю за вами.

Солдатский долг... По дороге на командный пункт я долго находился под впечатлением этой встречи. Вспомнилась и собственная тревожная юность. Семнадцатый год, Октябрь, Смольный. Красногвардейцем с телефонно-телеграфного завода пришел я в штаб революции и начал свою солдатскую службу. Может быть, по молодости лет я еще тогда не понимал всего значения свершившегося, но крепко знал одно — мой долг отдать жизнь за рабочее дело. Революция открыла смысл жизни людям в серых солдатских шинелях. Они стали сознательными, идейными бойцами, солдатами революции.

В годы гражданской войны вместе с нами защищали советскую власть десятки тысяч венгров, поляков, сербов, чехов, болгар, румын и воинов других национальностей. Они выполняли свой интернациональный долг, потому что понимали, что через победу социалистической революции в нашей стране лежит путь к их свободе. Помнится с какой радостью встретили мы на фронте весть о социалистической революции в Венгрии и как горько и больно было всем при известии о падении Венгерской коммуны. Но мы верили, что это временно и социализм вновь победит в Венгрии. Уже тогда каждый из нас дал клятву прийти на помощь братскому пароду. Это было нашим солдатским долгом...

Знаменосцами свободы вступили советские воины на венгерскую землю и оставались ими до конца, несмотря на кровопролитный бой который вела наша армия с немецкими и венгерскими фашистами Сколько голодающих накормили в дни освобождения наши солдатские кухни! Скольким венгерским детям советские солдаты спасли жизнь! Наши саперы с риском для жизни очищали дома и улицы от мин. Командование советских войск выделяло тягловую силу чтобы помочь венгерскому крестьянину засеять землю. Мостовики' 2-го Украинского фронта навели первые мосты через Дунай, вновь соединившие Буду с Пештом, и трудно перечислить все, что было сделано нашим солдатом революции в интересах братского венгерского народа.

Важное значение для установления правильных взаимоотношений с венгерским населением имело постановление Государственного Комитета Обороны, которое возлагало на Военный совет фронта организацию и контроль за осуществлением гражданского управления на освобожденной территории. В нем подчеркивалась необходимость уважения установившихся в венгерском народе обычаев поддержания порядка в освобожденных районах через местные органы власти. В городах и крупных населенных пунктах назначались советские военные коменданты, которые следили за работой существующих органов власти, исходя в первую очередь из интересов трудящихся Венгрии. В случае бегства владельцев военный комендант мог назначить руководителем предприятия любого из его бывших служащих, устранять лиц, саботирующих мероприятия советского командования. Под охрану советских властей брались все личные и имущественные права венгерских граждан и частных обществ а также принадлежащая им собственность Деятельность советских военных комендатур способствовала возобновлению работы школ, больниц, амбулаторий и других общественных учреждений.

Военные коменданты были непосредственными проводниками политики нашей партии и правительства на венгерской земле своей деятельностью заслужили большой авторитет у трудящихся. Паже после 22 декабря, когда в связи с образованием Временно, о национального венгерского правительства функции комендатур были ограничены, венгерские трудящиеся часто обращались к советским комендантам за помощью в решении насущных вопросов.

Большую разъяснительную работу проводили наши политорганы среди местного населения и солдат противника. Выходившая на венгерском языке газета «Уй со» ( «Новое слово») рассказывала трудящимся Венгрии правду о Советском Союзе и его Вооруженных Силах, помогала им освобождаться от дурмана фашистской пропаганды. Миллионы сброшенных листовок с обращением советского командования к окруженной в Будапеште группировке врага стали пропуском для тысяч венгерских солдат, добровольно перешедших на сторону Красной Армии. В этом немало помогло и обращение Временного национального правительства Венгрии, которого призывало венгерских военнослужащих повернуть оружие против немецких оккупантов и всеми силами помогать Красной Армии — освободительнице.

Помнится, в конце декабря к командованию 2-го Украинского фронта обратилась большая группа венгерских военнопленных, находившихся в лагерях под Дебреценом и Ясберенем. Они просили разрешить им принять участие на стороне Красной Армии в освобождении своей родины. Командующий удовлетворил их желание. 31 декабря 1944 г. на территории дебреценского лагеря была сформирована венгерская воинская часть — отряд железнодорожных войск. Отряд неплохо помогал советским войскам в восстановлении и охране коммуникаций 2-го Украинского фронта.

По мере продвижения Красной Армии в глубь страны все больше и больше венгерских солдат и офицеров отказывалось воевать на стороне гитлеровских оккупантов, сдаваясь в плен целыми подразделениями. В конце декабря под Будапештом у населенного пункта Фот, например, к нам перешла рота венгерских военнослужащих. В качестве «трофеев» солдаты прихватили двух эсэсовцев-охранников, предварительно связав их. Нередко перешедшие на нашу сторону венгерские военнослужащие изъявляли желание вернуться, чтобы сагитировать товарищей сдаться в плен и тем самым избавиться от перспективы бессмысленной гибели. За время боев в Будапеште такого рода добровольцы-агитаторы сумели сагитировать и привести с собой около шести с половиной тысяч солдат и офицеров из окруженной группировки. Подавляющее большинство из них были венгры, которые выражали горячее желание сражаться на стороне Красной Армии за освобождение своей родины.

Как известно, но подписанному 20 января 1945 г. в Москве соглашению о перемирии Венгерское временное национальное правительство обязалось сформировать и передать в распоряжение Верховного Главнокомандования советских войск восемь пехотных дивизий. «На основе соглашения о перемирии, — писала в те дни в своем обращении к трудящимся Венгерская коммунистическая партия, — рождается Венгерская Народная армия, которая на стороне победоносной Красной Армии примет участие в разгроме фашизма и отомстит за вековые страдания венгерского народа». Газеты, выходившие на освобожденной территории Венгрии, сообщали о многочисленных заявлениях венгерских граждан, добровольно изъявлявших желание записаться в ряды создаваемых новых вооруженных сил.

С выходом наших войск на границу с Австрией и Чехословакией началась массовая сдача в плен венгерских частей, воевавших на стороне гитлеровцев. Только за три дня боев, 28–30 марта, на сторону советских войск перешло 45 тыс. венгерских солдат и офицеров. Большинство сдавшихся в эти дни солдат 24-й пехотной дивизии по их добровольному желанию были направлены в Хаймашкер, где формировалась 5-я пехотная дивизия новой венгерской армии. К середине апреля штаб фронта имел сведения, что две пехотные дивизии Венгерской Народной армии готовы к отправке на фронт, чтобы вместе с советскими войсками принять участие в разгроме фашизма. Эта решимость венгерского народа с оружием в руках выступить против общего врага лучше всего говорила, что кровь, пролитая нашими воинами за свободу венгерского народа, не пропала даром.

Об этом свидетельствует и история народной Венгрии за последние четверть века. Приятно и радостно сознавать, что сбылось предсказание В. И. Ленина о том, что вторая социалистическая революция обязательно победит в этой стране; видеть, как с каждым днем растет и крепнет дружба между нашими народами, рожденная в дни Великого Октября. И, что особенно дорого солдату, венгерский народ свято чтит память о тех, кто пролил кровь за его свободу. Цветы любви и благодарности не увядают на могилах советских воинов, сложивших голову на венгерской земле во имя светлого будущего человечества.

* * *

В день, когда на венгерской земле отгремели последние залпы войны, наша Родина узнала о новой победе советского оружия. 4 апреля 1945 г. войска 2-го Украинского фронта освободили Братиславу.

Освобождение словацкой столицы явилось одним из кульминационных моментов в боевых действиях войск 2-го Украинского фронта в Чехословакии. К ним, как говорилось выше, армии правого крыла нашего фронта приступили в начале декабря 1944 г.

На левом крыле после прорыва войсками 7-й гвардейской армии обороны противника северо-западнее венгерского города Хатван и успешного наступления 6-й гвардейской танковой армии и конно-механизированной группы генерал-лейтенанта И. А. Плиева части 9-го гвардейского механизированного корпуса 14 декабря 1944 г. овладели первым чехословацким городом — Шахи, Это было началом того трудного и кровопролитного пути, который пришлось пройти нашим воинам, борясь за свободу словацкого и чешского народов.

К наиболее запоминающимся событиям того периода относятся ожесточенные бои 6-й гвардейской танковой армии, которая к 20 декабря 1944 г. подошла к чехословацким городам Сантов и Левице. Командование противостоящей ей 6-й немецкой армии, увидев в этом угрозу своему тылу, приняло все меры, чтобы ликвидировать опасность. Сосредоточив на узком участке большое количество танков и штурмовых орудий, утром 21 декабря гитлеровцы нанесли сильный контрудар из районов Сакалош в направлении Шахи, который пришелся по боевым порядкам 7-й гвардейской армии. К исходу второго дня танковые части врага вышли в район Шахи.

Однако противник не заметил, как подставил под удар свой левый фланг. Этим воспользовались наши войска. Генерал-полковнику танковых войск А. Г. Кравченко было приказано: прикрывшись частью войск с севера, нанести главными силами удар на юг и во взаимодействии с 7-й гвардейской армией разгромить врага в междуречье Ипеля и Грона. С этой задачей наши войска справились успешно. 26 декабря части 7-й гвардейской армии вышли к Дунаю, где встретились с войсками 3-го Украинского фронта.

В это время войска правого крыла и центра 2-го Украинского фронта — 40-я, 4-я румынская, 27-я, 53-я армии и конно-механизированная группа генерала И. А. Плиева — наступали в Словакии на Рожняву, Добшину, Зволен. Им противостояли части 8-й и 6-й немецких и 1-й венгерской армий. По поступавшим в штаб сведениям, гитлеровцы всячески стремились стабилизировать фронт, чтобы обеспечить свои действия по деблокированию окруженной в Будапеште группировки своих войск. Этот замысел был сорван, как рассказывалось выше, ударом наших войск на Комарно.

Развивая наступление, армии правого крыла 2-го Украинского фронта 12 января прорвали сильную оборону врага на юго-восточных склонах словацких Рудных гор и к концу месяца освободили города Плешивец, Рожнява, Иелшава, Тисовец, Брезно, Ождяни, Лученец. Горы и туман, местами глубокий снег сильно затрудняли продвижение наших войск. Все горные дороги и тропы были заминированы и перекрыты завалами. Нужна была подлинно суворовская закалка бойцов, чтобы преодолеть этот путь в горах, продвинуться на отдельных участках в глубь Чехословакии до 100 км.

В эти дни приказом народного комиссара обороны за умелое выполнение боевых задач конно-механизированная группа генерал-лейтенанта И. А. Плиева была преобразована в 1-ю гвардейскую конно-механизированную группу. Не одну тысячу километров прошли с нашим фронтом донские и кубанские казаки под командованием Героя Советского Союза Иссы Александровича Плиева. Мастер ошеломляющего удара, генерал Плиев одним из первых понял новые возможности конницы — совместные действия с танками. И под его командованием конно-механизированная группа вписала не одну славную страницу в историю Великой Отечественной войны нашего народа.

После освобождения Будапешта войска 2-го Украинского фронта развертывали наступление на венском направлении и в Чехословакии. Перед ними была поставлена задача разгрома группы немецких армий «Юг», овладения Братиславой и Брно, и во взаимодействии с 3-м Украинским фронтом — Веной. На территории Чехословакии к этому моменту находились: 40, 53, 7-я гвардейская армии, 5-я гвардейская танковая армия, 1-я гвардейская конно-механизированная группа, 1-я и 4-я румынские армии. На территории Венгрии — 46-я армия. Для подготовки наступления отводился месяц. Верховное Главнокомандование учитывало, что 2-й Украинский фронт много месяцев ведет непрерывные бои, истощились силы и материальные ресурсы, растянулись линии коммуникаций.

В начале марта войска 53-й армии, перейдя в наступление, прорвали сильно укрепленную полосу обороны противника на фронте в 55 км, освободили более 100 населенных пунктов. Враг был отброшен за реку Грон.

В этих боях отличилась находившаяся в составе фронта 1-я румынская добровольческая пехотная дивизия имени Тудора Влади-миреску. За боевые заслуги Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 апреля 1945 г. она была награждена орденом Красного Знамени. В составе нашего фронта дивизия активно действовала и в Венгрии. За участие в Дебреценской операции ей было присвоено почетное наименование «Дебреценская».

Крупной победой войск нашего фронта в Чехословакии было освобождение промышленного и административного центра Зволен. Три дня части 40-й армии вели ожесточенные бои за этот город, освободив его утром 14 марта 1945 г. За успешные действия по овладению Зволеном 25 наших частей были удостоены правительственной награды, десять — почетного наименования «Зволенские».

Во второй половине марта наши войска начали осуществлять Братиславско-Брновскую наступательную операцию. Для ее проведения центральная группировка фронта — 53-я, 7-я гвардейская армии и 1-я гвардейская конно-механизированная группа — нацеливалась на Братиславу. Главный удар планировалось нанести смежными флангами 53-й и 7-й гвардейской армий, после чего ввести в прорыв для развития успеха 1-ю гвардейскую конно-механизированную группу.

Перед началом наступления на Братиславу командованию фронта удалось установить связь со словацкими партизанами. Они хорошо помогли нам, доставляя ценные сведения о системе укреплений немецких войск, о планах обороны отдельных городов, численности и боевом составе противостоящих войск противника. С помощью словацких партизан нам удалось уточнить данные о наших «старых знакомых»: 8-й немецкой армии под командованием генерала Крейзинга, а также 6-й армии под командованием генерала танковых войск Балка. Эти войска и предстояло нам разгромить в первую очередь.

25 марта на рассвете на командный пункт командира 27-го гвардейского стрелкового корпуса прибыл Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский. Находившимся на направлении главного удара частям этого корпуса совместно с левофланговыми соединениями 53-й армии командующий фронтом отдал приказ о наступлении. Нага командный пункт к этому времени переместился на одну из высот у реки Грон. Вместе с командующим находилась оперативная группа во главе с начальником оперативного управления штаба фронта генералом Н. О. Павловским. Здесь же были и другие начальники ведущих родов войск — командующий артиллерией генерал Н. С. Фомин, начальник инженерных войск генерал А. Д. Цирлин и начальник войск связи генерал А. И. Леонов.

С высоты, где находился наш КП, была видна развернувшаяся величественная картина боя. Дружным хором в 6 часов утра заговорили артиллерийские орудия. Под их прикрытием пошли в атаку батальоны. Наши войска начали захватывать плацдарм на другом берегу. Войска первого эшелона успешно прорывали главную полосу обороны. Р. Я. Малиновский отдал приказ о наводке дополнительных мостов через реку, чтобы переправить 1-ю гвардейскую конно-механизированную группу. Введенная 26 марта в прорыв, она быстро вышла на оперативный простор. 28 марта брешь в боевых порядках врага составляла до 135 км по фронту и 40 км в глубину. Наши войска за это время освободили в Чехословакии около 200 населенных пунктов.

В этом рейде снова блестяще показали себя казаки генерала Н. А. Плиева. Своими быстрыми и ошеломляющими действиями они наводили ужас на врага. Конно-танковый маневр был всегда неожидан и приносил успех войскам фронта. В стремительном движении конников вперед немалую помощь оказывала и наша авиация, которая наносила мощные бомбовые удары по врагу. С выходом войск фронта на реку Нитра и со взятием Нове-Замки открывался кратчайший путь к Братиславе. Продвигаясь к столице Словакии, войска 2-го Украинского фронта занимали все новые и новые города. К исходу дня 31 марта 7-я гвардейская армия, взаимодействуя с 1-й гвардейском конно-механизированной группой, заняла город Таланта — важнейший узел дорог перед Братиславой.

Непосредственно бои за освобождение столицы Словакии передовые части 7-й гвардейской армии завязали 2 апреля. Прорвав сильную линию укреплений ее внешнего обвода, они вышли к восточным и северо-восточным окраинам Братиславы. Начались ожесточенные бои за каждый квартал, за каждую улицу, за каждый дом.

Одновременно другая часть сил гвардейской армии подошла к городу с севера и северо-запада. На следующий день штаб 2-го Украинского фронта переместился из-под Будапешта в небольшой словацкий населенный пункт Двори, Такое перемещение позволяло оперативнее руководить действиями войск в боях за Братиславу и Брно. Не удержавшись на реках Грон, Нитра и Ваг, противник предполагал отсидеться в Братиславском укрепленном районе на выгодных рубежах в Западных Карпатах. Но это ему не удалось. Всего два дня потребовалось нашим войскам, чтобы выбить гитлеровцев из Братиславы. В Москве гремел салют в честь героев, отличившихся при освобождении Словакии. 16 соединений и частей получили почетное наименование «Братиславских».

С освобождением Братиславы наши войска создали непосредственную угрозу венскому промышленному району. Лишить гитлеровцев мощного военного арсенала — такова была боевая задача войск 46-й армии 2-го Украинского фронта, действовавшей во взаимодействии с войсками 3-го Украинского фронта на венском направлении.

И они отлично справились со своей задачей. 13 апреля соединения 3-го и 2-го Украинских фронтов штурмом овладели столицей Австрии. Вместе с нашими войсками в Венской операции участвовали воины Болгарии.

Вскоре после этого события Родион Яковлевич, взглянув на мою оперативную карту, испещренную разными пометками, шутливо заметил: «Удивительное совпадение, Матвей Васильевич! Над Будапештом ты поставил дату 13 февраля, а над Веной — 13 апреля. Видно, невезучие для Гитлера числа. Нам же и чертова дюжина впрок!»

О том, что у гитлеровцев действительно дела были плохи, ярко свидетельствовало победоносное наступление Красной Армии на всем протяжении советско-германского фронта. 16 апреля началась Берлинская операция. Быстро продвигался вперед, освобождая один за другим чехословацкие города, наш сосед — 4-й Украинский фронт.

Не менее успешно развивались бои наших войск на правом крыле фронта. Соединения 40-й армии, продолжая наступать в тяжелых горных условиях, 4 апреля освободили город Превзида — крупнейший узел шоссейных и железных дорог на пути к Братиславе и Моравской Остраве. По расходящимся от него магистралям осуществлялось снабжение группировки немецких войск; действовавшей в Карпатах. Кроме того, Превзида и прилегающие к ней районы были арсеналом гитлеровского командования. К концу апреля войска 40-й армии совместно с румынскими соединениями достигли Моравы.

После поражения под Братиславой фашистские войска все дальше уходили на запад, пытаясь укрыться за альпийским барьером. Горы, реки и доты прикрывали путь наших войск к крупнейшему промышленному центру Чехословакии городу Брно. Овладение им было решено осуществить обходным маневром подвижных частей в сочетании с фронтальным ударом общевойсковых соединений. Падение Брно означало для врага лишение важной линии коммуникаций, открывало для наших войск широкий маневр и, главное, путь на Прагу.

14 апреля штаб 2-го Украинского фронта переместился в населенный пункт Модора в 20 км севернее Братиславы. Это было последнее его место на территории Чехословакии. Наши соединения и части вышли на рубеж реки Морава. 1-я гвардейская конно-механизированная группа, форсировав реку, с ходу овладела переправами в районе Бржеслава, а соединения 53-й армии к 13 апреля овладели городом Годонин. Жители города встретили советских воинов-освободителей колокольным звоном.

Быстрый и смелый маневр наших войск лишил гитлеровцев возможности закрепиться на Мораве и создать здесь прочный оборонительный рубеж. Боевые донесения, поступавшие в штаб 2-го Украинского фронта, были полны примерами отваги и героизма наших воинов. Танкисты генерала Кравченко часто навязывали бой превосходящим силам противника. Наступление шло днем и ночью. Под покровом темноты форсировали Мораву. С плацдарма на ее другом берегу наши войска начали бои за освобождение столицы Моравии — Брно. Накануне штурма этого города были вручены ордена Ленина и медали Золотая Звезда сорока четырем солдатам, сержантам и офицерам нашего фронта за беспримерное мужество, проявленное в борьбе за освобождение Румынии и Венгрии....

Награды от имени Советского правительства вручал командующий фронтом Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский. Выступая от имени награжденных, капитан С. Д. Пономарев сказал:

— Близок час победы. Это обязывает нас еще больше напрячь силы, чтобы завоевать ее...

И действительно, наши воины не жалели сил и энергии, чтобы добиться победы. Три дня, с 23 по 26 апреля, войска 2-го Украинского фронта дрались за Брно. За это время им пришлось преодолеть несколько оборонительных рубежей и целый ряд сильных опорных пунктов, созданных вокруг города на реках Свратка и Свитава. Гарнизон Брно состоял из отборных эсэсовских частей, усиленных танками, штурмовыми орудиями и артиллерией большой мощности. С воздуха город прикрывался гитлеровской истребительной авиацией. 25 апреля 18-й гвардейский стрелковый корпус генерала И. М. Афонина подошел к Брно. В тот же день его 109-я стрелковая дивизия под командованием полковника И. В. Балдынова завязала кровопролитные бои на окраинах города. Вслед за ней, форсировав на подручных средствах реку Свитава, в город ворвались остальные соединения и части 18-го корпуса и 243-я стрелковая дивизия 57-го стрелкового корпуса. 26 апреля их действия поддержали соединения 6-й гвардейской танковой армии, 1-й гвардейской конно-механизированной группы и 5-й воздушной армии. К середине дня после ожесточенных уличных боев столица Моравии была освобождена.

И вновь Москва салютовала войскам 2-го Украинского фронта. Приказом народного комиссара обороны от 38 апреля 1945 г. свыше 60 соединений, частей и отдельных подразделений, отличившихся в боях за город Брно, награждались высокими правительственными наградами. Пополнилась славная когорта Героев Советского Союза. Только в одном 7-м механизированном корпусе этого высокого звания были удостоены семь наших воинов. Не забыты были и заслуги высшего командного состава. За умелое руководство войсками, освобождавшими Румынию, Венгрию и Чехословакию, и проявленную при этом личную храбрость звания Героя Советского Союза были удостоены: командующий артиллерией фронта генерал-полковник Н. С. Фомин, командующий 53-й армией генерал-лейтенант И. М. Манагаров, командующий 5-й воздушной армией генерал-полковник авиации С. К. Горюнов, а также многие командиры корпусов.

В день взятия Брно Указом Президиума Верховного Совета СССР за умелое выполнение заданий Верховного Главнокомандования по руководству боевыми операциями большого масштаба, в результате которых были достигнуты выдающиеся успехи в деле разгрома немецко-фашистских войск, командующий 2-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский был награжден орденом Победы. Вступив во второй половине мая 1944 г. в командование 2-м Украинским фронтом, выдающийся советский полководец вел его войска от одной победы к другой. Они громили гитлеровцев под Яссами и Кишиневом, освобождали Румынию, Венгрию и теперь начали изгнание немецких оккупантов из Словакии.

Родиона Яковлевича Малиновского знали как очень опытного военачальника, прошедшего славный боевой путь от солдата до маршала. Воевал в империалистическую, участвовал добровольцем в гражданской войне, боролся с фашизмом в Испании; командуя армией, бил гитлеровцев под Сталинградом и Ростовом, в Донбассе и на юге Украины. Он был одним из тех, кто своим военным талантом вложил большую долю в общее дело победы нашего народа над фашизмом, в укрепление наших Вооруженных Сил.

Победа ... Для каждого советского человека и для всех прогрессивно мыслящих людей мира до сих пор это слово тесно связано с разгромом фашизма во второй мировой войне. Ее финалом, как известно, были две важнейшие операции Советских Вооруженных Сил — Берлинская и Пражская. Будучи участником Пражской операции, я не могу не сказать об исторических, запомнившихся мне на всю жизнь майских днях. Прежде всего хотелось бы обратить внимание на масштабы операции. В ней участвовали войска 1, 2 и 4-го Украинских фронтов. Они насчитывали в своем составе 180 дивизий общей численностью 2100 тыс. человек, более 30 тыс. орудий, 2 тыс. танков и 4 тыс. самолетов. Вместе с нами в боях за Чехословакию участвовали воины 2-й армии Войска Польского, 1-й и 4-й румынских армий и 1-го чехословацкого корпуса. Общая численность войск наших боевых друзей составляла 226 тыс. человек. История Великой Отечественной войны не знала более крупной операции, с точки зрения совместного участия армий братских народов, по разгрому фашизма.

Пражская операция началась в обстановке, когда над рейхстагом уже гордо развевалось алое знамя нашей победы и началась массовая капитуляция фашистских армий на западе. 9 мая в предместье Берлина Карлсхорст фельдмаршал Кейтель подписал акт о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. Несмотря на это, находящаяся в юго-восточной Германии и Чехословакии немецкая группа «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Шернера отказывалась вложить оружие.

На что рассчитывали гитлеровцы? Как свидетельствуют документы, обнаруженные в секретных архивах «третьего рейха», план состоял в том, что гитлеровцы с помощью чешской реакции, сотрудничавшей с оккупантами в рамках марионеточного «протектората Богемии и Моравии», до последних минут надеялись войти в сговор с западными державами. Фашисты рассчитывали, что антикоммунизм руководящих деятелей Соединенных Штатов и Англии возобладает над здравым смыслом.

Практически это могло бы обстоять так: к началу мая 3-я американская армия генерала Паттона находилась на линии Ческе Будеёвице — Пльзень — Карловы Вары. С ее помощью предполагалось создать в Праге правительство из представителей местной реакции под эгидой Запада. Согласно немецким планам, марионетки и их новые хозяева должны были разделаться со всеми прогрессивными силами в чешских землях, приютить недобитых фашистов, их агентуру и сохранившуюся часть военно-политического руководства «третьего рейха». Нетрудно предположить, что в этом случае в чешских землях установилась бы власть империалистической реакции, отодвинулось бы осуществление надежд на национальное и социальное освобождение, которое трудящиеся страны связывали с разгромом фашистской Германии.

Но черным планам фашистов и антикоммунистов не суждено было сбыться. Советское правительство решительно предупредило союзников о необходимости выполнять взятые обязательства, и им пришлось прислушаться к предупреждению. Войска 1, 2 и 4-го Украинских фронтов стремительно приближались к столице Чехословакии. 1–5 мая в городах Чехословакии стали вспыхивать восстания, а 5 мая антифашистское восстание началось в Праге.

Все это спутало карты недобитых фашистов. Тем яростней стали они расправляться с народом Чехословакии. Многие сотни жителей Праги пали в те дни от эсэсовских пуль. Древний город был на волоске от гибели. Его начала бомбить немецкая авиация. Документы подтверждают, что, согласно имевшимся у фашистов инструкциям, гитлеровцы при бегстве из Праги должны были оставить за собой «выжженную землю». И они сделали бы это, если бы на помощь Праге не пришла Красная Армия.

Общую операцию по разгрому группы Шернера и завершению освобождения Чехословакии предполагалось начать 7 мая. Однако, когда правительство Чехословакии и его военная миссия в Москве обратились к Советскому Верховному Главнокомандованию с просьбой немедленно оказать помощь восставшей Праге, осуществление планов Ставки было ускорено.

Уже 6 мая войска 1-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза И. С. Конева начали наступление. 6 и 7 мая успешно продолжали наступательные действия войска 4-го Украинского фронта, в составе которого мужественно сражался 1-й чехословацкий корпус под командованием нынешнего президента ЧССР Людвика Свободы. В это же время правофланговая

40-я армия 2-го Украинского фронта развивала удар на крупный промышленный город и важный стратегический пункт Оломоуц.

С утра 8 мая на огромном фронте от Дрездена до Дуная в наступление включились все армии трех фронтов. В течение дня продвигавшиеся с севера к Праге войска 1-го Украинского фронта сначала танковыми, а затем и общевойсковыми соединениями преодолели перевал через Рудные горы и начали форсированный марш к столице Чехословакии.

В свою очередь войска 2-го и 4-го Украинских фронтов создали условия для подхода к Праге с южного и восточного направлений. Население чешских городов и сел встречало советские войска хлебом-солью. В окнах домов вывешивались национальные флаги Чехословакии и Советского Союза.

Положение восставших патриотов Праги к этому времени резко ухудшилось. Эсэсовцы заняли ряд районов города и чинили там зверскую расправу. На баррикадах погибло около 2 тыс. человек. Силы восставших убывали с каждой минутой. В этот критический для судьбы пражского восстания момент танковые армии 1-го Украинского фронта совершили беспримерный 80-километровый бросок и на рассвете 9 мая вступили в Прагу. Здесь на одних улицах советских танкистов восторженно встречало население города, а на других им приходилось с ходу вступать в бой с фашистами.

На рассвете 9 мая мы мчались в машине по шоссе на Прагу. В долинах рек стлался туман, на полянах горели солдатские костры. Войска нашего фронта, танки, автомашины, артиллерийские тягачи — все устремилось на помощь восставшим в чехословацкой столице, В одном из городов в глаза бросился плакат: «Красной Армии — освободительнице — вечная благодарность человека!» Еще вчера здесь шли уличные бои, а сегодня население вышло на улицы, вывешены национальные и красные флаги, звонят колокола городской церкви. Из уст в уста передается радостная весть о конце войны, а в Праге продолжается ожесточенная схватка с фашистами, льется кровь советских солдат и чехословацких патриотов,

В первой половине того же дня к предместью города подошли передовые части 6-й гвардейской танковой армии 2-го Украинского фронта. Не дожидаясь подхода главных сил, наша 22-я гвардейская танковая бригада под командованием полковника И. К. Остапенко после короткого ожесточенного боя с противником к 13 часам вступила в Прагу, где соединилась с частями 1-го Украинского фронта. К этому моменту штабу 2-го Украинского фронта стало известно, что гитлеровские войска, противостоявшие левому крылу 1-го Украинского фронта, 4-му и 3-му Украинским фронтам, отказываются капитулировать. Поэтому мною было передано распоряжение генерал-полковнику танковых войск А. Г. Кравченко: «В целях окружения и пленения врага к исходу 9 мая выйти в район Прага, Бешенев, Костелец, замкнуть совместно с войсками 1-го Украинского фронта кольцо окружения и пленить противника. Ни в коем случае не дать противнику прорваться на запад».

К вечеру того же дня на окраину столицы Чехословакии вступил передовой отряд 4-го Украинского фронта, а утром 10 мая — передовой отряд 38-й армии того же фронта, в составе которой была и 1-я отдельная чехословацкая танковая бригада. В это время 6-я гвардейская танковая армия и 1-я гвардейская конно-механизированная группа 2-го Украинского фронта, осуществляя марш на запад, окружили остатки вражеских войск. 7-я, 9-я гвардейские, 53-я и 46-я армии действовали на внешнем кольце окружения. В тот же день, 10 мая 1945 г., передовые подразделения 98-й гвардейской стрелковой дивизии 9-й гвардейской армии встретились с частями 26-й пехотной дивизии 3-й американской армии генерала Джорджа Паттона-младшего. В течение 11–12 мая группа армий «Центр» была пленена советскими войсками. Так завершилась четырехлетняя битва советского народа против германского фашизма.

В ходе Пражской операции Советские Вооруженные Силы ликвидировали последнюю крупную вражескую группировку войск на советско-германском фронте, освободили Чехословакию и ее столицу, что привело к восстановлению независимого государства чехов и словаков. С разгромом гитлеровских оккупантов страна освободилась и от засилья местной реакции. Позиции продажной буржуазии были подорваны. На авансцену политической жизни вышел рабочий класс во главе с коммунистической партией. Все это привело к тому, что в феврале 1948 г. в Чехословакии окончательно утвердилась народная власть, началось строительство нового, социалистического общества.

Оценивая победу Красной Армии в Пражской операции, Клемент Готвальд говорил: «День 9 мая является поистине великим и самым большим нашим национальным праздником. В этот день в 1945 г. навсегда был положен конец гитлеровской оккупации, угрожавшей самому существованию чешского и словацкого народов. Этот день вместе с тем является историческим рубежом, когда чешский и словацкий народы начали новую, самую прекрасную эру своей истории, эру подлинной национальной независимости, эру господства народа, эру свободного труда народных масс, эру строительства социализма. Каковы исторические условия, которые вызвали такой поворот в истории нашего народа? Самым главным и решающим фактором явились Вооруженные Силы Красной Армии, союз и братская помощь Советского Союза...»

Чтобы иметь хотя бы малейшее представление о той огромной помощи, которую оказали Советский Союз и его Вооруженные Силы в дни войны братскому народу Чехословакии, я приведу только некоторые цифры и факты. Как известно, на территории нашей страны в феврале 1942 г. началось формирование первого батальона будущей Чехословацкой Народной армии. Командовал им подполковник, ныне Герой Советского Союза Людвик Свобода. Под руководством компартии Чехословакии и при непосредственной поддержке Советского правительства батальон к концу войны вырос до шестидесятитысячного корпуса. Чехословацкие воины храбро сражались против фашизма. В боевом крещении батальона под селом Соколово в марте 1943 г. надпоручику Отокару Ярошу — первому из иностранцев — было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. В боях против фашизма погибло свыше трех тысяч чехословацких воинов. Большой урон гитлеровцам и неоценимую помощь нашим войскам оказали чехословацкие партизаны.

Как с самым близким другом делился наш народ в дни войны с патриотами Чехословакии всем, что у него было. Десятки тысяч винтовок, карабинов, автоматов, тысячи пулеметов, орудий, минометов, противотанковых ружей, автомашин, сотни самолетов, танков и самоходных установок, мотоциклов и радиостанций, десятки тысяч комплектов обмундирования, многие тонны продовольствия и фуража на общую сумму 210 млн. рублей было безвозмездно передано в дни войны только чехословацким войскам. Помимо чехословацкого армейского корпуса на территории СССР при поддержке нашего народа в дни войны были сформированы — 1-я чехословацкая смешанная авиационная дивизия, авиадесантная бригада, 1-я танковая бригада, девять артиллерийских полков.

За время Словацкого национального восстания 1944 г. наша страна перебросила на самолетах только с центральной базы НКО свыше 2 тыс. винтовок, 1700 автоматов, 580 тяжелых, легких и зенитных пулеметов, противотанковые ружья и много другого военного имущества. Кроме того, по просьбе чехословацких представителей в Словакию было направлено трофейное оружие: 2170 винтовок, 360 автоматов, 484 пулемета и свыше 2 млн. патронов. Разве сравнимо все это с мизерной помощью союзников, которые за тот же период поставили восставшим всего 80 легких пулеметов и 100 противотанковых ружей. Для Чехословацкой Народной армии и партизанских отрядов из лиц чешской и словацкой национальности военно-учебные заведения Советского Союза подготовили за короткое время войны около 400 специалистов. Кроме того, сотни советских офицеров-инструкторов помогали чехословацким патриотам создавать свои национальные вооруженные силы.

За свободу братского народа пролили кровь почти полмиллиона советских воинов, из которых 140 тыс. навсегда остались лежать в чехословацкой земле. Кровь людская — не водица. Это понимает каждый и особенно тот, кто пережил войну и ужасы фашизма. Те, кто в Чехословакии не забыл Лидице, навсегда останутся благодарны воинам, отдавшим жизнь в борьбе с фашистским зверем. Тысячи братских могил напоминают им о бессмертном подвиге, свершенном Красной Армией — освободительницей. И нет ничего более кощунственного, чем надругаться над священной памятью тех, кто в дни жестокой схватки с фашизмом отдал жизнь или пролил кровь во имя мира и победы самых светлых идеалов человечества.

Вот почему меня до глубины души возмущает наглая ложь продажных писак, пытавшихся во время чехословацких событий 1968 г. очернить образ советского воина-освободителя. Миллионы людей и поныне помнят братскую бескорыстную помощь советских людей, знают, какой дорогой ценой заплатила Красная Армия, чтобы рассеялся мрак фашистской ночи, вспыхнула заря новой жизни. Нынешнее поколение советских воинов чтит и приумножает боевые традиции своих отцов.

Рожденная в огне совместной борьбы против фашизма дружба советского и чехословацкого народов — великая сила, и ее не поколебать агентам империализма. Выступая в связи с пятидесятилетием Чехословацкой Республики, президент Свобода от имени трудящихся своей страны, от имени тех, кто пал во время штурма Дуклинского перевала, кто был замучен в словацких селах и городах и сражен фашистской пулей на улицах Праги, заявил: «Принадлежность Чехословакии к содружеству социалистических стран, прочный союз с Советским Союзом, армия которого освободила нашу республику в 1945 г., — это основа политики, которая действовала вчера, действует сегодня и будет действовать завтра...»

За четверть века, прошедшие со дня окончания войны, чехословацкий народ не раз мог убедиться в бескорыстии дружбы Советского Союза, ее жизненной необходимости. И это, как указывалось выше, — одна из причин того, что 9 мая 1945 г. стало для чешского и словацкого народов самым большим национальным праздником — днем начала новой жизни.

* * *

9 мая 1945 г. ... 1418 дней и ночей шел советский народ к победе над гитлеровской Германией, поставившей бредовые цели — завоевание мирового господства, превращение миллионов людей в рабов, уничтожение целых народов и наций. Двадцать миллионов человек, около 30 процентов своего национального богатства потеряла наша страна в борьбе с фашистским зверем. Похоронная почти в каждой семье сильнее пепла Клааса стучит в сердцах советских людей, предупреждает о бдительности по отношению к тем, кто забыл уроки второй мировой войны и готовит новую кровавую бойню. «Бросьте! — говорим мы агрессорам, — Советские Вооруженные Силы, армии стран социалистического содружества и все миролюбивое человечество не позволят факельщикам войны зажечь нашу землю атомным пожаром!»

Делая бизнес на подготовке к ракетно-ядерной войне, господа за океаном и на Рейне широко рекламируют индивидуальные атомные убежища для толстосумов. В этой связи тем, кто ныне играет с огнем, было бы полезно вспомнить, как провалились четверть века назад гитлеровские планы спастись от сурового возмездия за грядой Альпийских гор.

Людям же, ненавидящим войну, но которым за грязным потоком антисоветской клеветы империалистической пропаганды иногда бывает трудно увидеть бациллу коричневой чумы, мне хотелось бы вновь напомнить слова замечательного чешского патриота-коммуниста, верного друга Советской страны — Юлиуса Фучика, сказанные им в фашистском застенке перед казнью: «... будьте бдительны! «

Мы не хотим судьбы Варшавы, Орадура и Лидице, горькой доли тысяч сожженных советских городов и сел в годы войны, страданий, которые сегодня приносит свободолюбивому народу Вьетнама наемная армия американских агрессоров, и мы не забудем уроков второй мировой войны, будем беречь мир. Мы будем защищать его, как ныне защищают мир и безопасность народов воины Советских Вооруженных Сил и братских армий. От их карающего меча, как и двадцать пять лет назад, поджигателям войны не скрыться ни за какими естественными или искусственными преградами.

К борьбе за мир, национальную независимость, социальный прогресс, демократию и социализм против источника войн — империализма и призывает пас международное Совещание коммунистических и рабочих партий, состоявшееся в июле 1969 г. в Москве. «Борьба против империализма, — говорится в его решении, — борьба длительная, упорная и тяжелая. Впереди неминуемы острые классовые битвы. Нужно усилить наступление на позиции империализма и внутренней реакции. Победа революционных и прогрессивных сил неизбежна».

То, что произошло с офицерским корпусом в России в 1917—1918 гг. весьма трагично: служилый класс, верой и правдой защищавший интересы Отечества оказался разбитым, деморализованным, потерявшим опору в стране и внутренний духовный стержень в самом себе. Офицерство лишилось поддержки правительства, да и само правительство вольно или невольно развязало руки подлым силам для атаки на офицерский корпус. Офицеров втянули в непримиримый конфликт с солдатами и матросами и тем самым были подорваны основы единоначалия, власть над рядовой массой. Масса вышла из повиновения, стала неуправляемой, агрессивной.

Все дальше и дальше уходит от нас Великая Отечественная война, все меньше и меньше остается ее участников. Давно ушел из жизни отважный штурман фронтовой авиации гвардии полковник Михаил Камынин, кавалер многих наград. Но остались его фронтовые записи, любезно предоставленные редакции «АС» внуком фронтовика Александром Камынином, проживающим в Волгограде. Условно записи можно разделить на три части: «На дальних подступах к Москве», «На главном стратегическом направлении», «Последние удары по логову зверя». Сегодня редакция предлагает читателям первую часть записей фронтовика.

Советские самолеты-штурмовики Ил-2 фашисты называли «черной смертью», наши — «летающими танками». Хорошо вооруженный и, что не менее важно, хорошо защищенный броней «летающий танк» предназначался прежде всего для борьбы с танками противника. На бреющем полете крушили штурмовики и артиллерийские батареи, и колонны войск, и не успевшие подняться с аэродромов «мессершмитты» и «юнкерсы»...

Чем был немецкий нацизм? В чем был смысл этой государственной системы? Казалось бы, ответ на этот вопрос был дан раз и навсегда Нюрнбергским трибуналом, признавшим немецкий фашизм единым историческим преступлением. Увы, гитлеризм все еще не хочет умирать.

Каждый третий снаряд и броня каждого второго танка были сделаны из магнитогорской стали.

Бойцы застывают в положении «смирно». Генерал с группой офицеров медленно движется по извилистой траншее, вглядываясь в лица солдат. Вот он останавливается перед пожилым сержантом-пулеметчиком, интересуется, откуда родом, давно ли на фронте.

С начала 90-х гг. в отечественной историографии идет дискуссия относительно подготовки Сталиным упреждающего удара по Германии. Подведены ее первые итоги1. Своеобразным катализатором этой дискуссии явилось введение в научный оборот ранее засекреченного документа Генерального штаба Красной Армии. Он получил название «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками»2. Новым импульсом, способствовавшим активизации спора российских историков по названной проблеме, стали книги В. Суворова «Ледокол» и «День М»3, несмотря на их неоднозначное восприятие научной общественностью.

Долгое время в историографии преобладало убеждение, что Сталин в канун германо-советской войны, вплоть до 22 июня 1941 г., готовился исключительно к обороне, но делал это недостаточно эффективно и в результате оказался жертвой внезапного и вероломного нападения Гитлера. Фюрер представлялся как активный участник Большой игры, которая велась тогда на международной арене, а советский лидер — как пассивная жертва его коварства.

— Не можете ли вы поехать к Василевскому? — Когда прикажете, товарищ Сталин?

— Чем скорее, тем лучше. Василевский только что звонил мне и очень просил прислать вас.

Утром 24 февраля я вылетел на 3-й Белорусский фронт. Самолет вел мой шеф-пилот, командир транспортной авиадивизии особого назначения генерал Виктор Георгиевич Грачев. Он был мастером своего дела, и я всегда, если он не бывал занят выполнением ответственного задания, летал с ним.

Поднялись мы с Центрального аэродрома. Метеорологи ничего хорошего на маршруте не обещали. Но погода оказалась даже хуже той, которую запрогнозировали синоптики. Низкая облачность со шквальными снежными зарядами преследовала нас до самого Вильнюса. Облака все прижимали и прижимали «Дуглас» к земле,, и, наконец, Грачев повел самолет почти на бреющем полете. За Вильнюсом видимость совсем пропала, и Виктор Георгиевич, опасаясь врезаться в какую-нибудь высотку, ушел в облака. Дальше полет проходил вслепую, по приборам.

Перед отбытием на фронт я ознакомился с обстановкой в Восточной Пруссии. В то время наши войска, расчленившие в ходе январского наступления группу армий «Центр» на три части, вели бои по ликвидации хейльсбергской группировки противника, оборонявшейся южнее Кенигсберга. Группировка эта, включавшая около 20 дивизий, занимала рубежи Хейльсбергского укрепленного района. Войска 3-го Белорусского фронта должны были разгромить ее к 25 февраля. До срока, определенного Ставкой, оставались сутки, а конца боев не было и видно. Противник, опираясь на систему долговременных сооружений и выгодные позиции, сопротивлялся упорно и яростно. А тут еще в самый разгар сражения фронт лишился своего командующего. 18 февраля в районе Мельзака был смертельно ранен генерал армии И. Д. Черняховский, молодой, даровитый военачальник. Утрата была весьма чувствительной. Ставка Верховного Главнокомандования назначила командующим войсками 3-го Белорусского фронта Маршала Советского Союза А. М. Василевского. 21 февраля Александр Михайлович прибыл в Восточную Пруссию.

На аэродроме в Растенбурге нас встретил командующий 1-й воздушной армией генерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкин. В его штабе, находившемся в Гросс-Колене, я ознакомился с состоянием дел в 1-й воздушной армии, а затем уехал к Василевскому.

Александр Михайлович коротко изложил нам план операции: вначале советские войска громят хейльсбергскую группировку, потом штурмом овладевают Кенигсбергом и заканчивают боевые действия ликвидацией Земландской группировки. Такая последовательность несколько затягивала операцию, но иного выхода тогда не было. В заключение маршал сказал, что решением Ставки 1-й Прибалтийский фронт переименовывается к Земландскую группу войск, которая вливается в состав 3-го Белорусского фронта.

С 22 февраля по 12 марта советские войска готовились к операции по ликвидации хейльсбергской группировки. 13 марта начались боевые действия. При поддержке 1-й и 3-й воздушных армий эта группировка гитлеровцев была расчленена и 29 марта перестала существовать.

Наступила очередь Кенигсберга. Но разгрызть такой «орешек» было далеко не просто даже при наличии тех немалых сил, которые советское командование привлекло для штурма города.

Противник придавал Кенигсбергу исключительное не только военное, но и политическое, моральное значение. Центр Восточной Пруссии, он был и одним из важнейших военно-промышленный районов Германии. Наконец, этот город был старым гнездом самой жестокой и агрессивной силы страны — прусской военщины. Нетрудно поэтому было себе представить, как отзовется его падение среди населения и особенно в гитлеровской армии.

Советское командование ясно понимало, каким грозным и трудноодолимым барьером является Кенигсберг с его многочисленным, прекрасно вооруженным и надежно защищенным от ударов с земли и с воздуха гарнизоном. Штурм такого объекта требовал тщательной и длительной подготовки. Достаточно сказать, что для обороны города противник привлек около 130 тыс. человек, до 4 тыс. орудий и минометов, более 100 танков и штурмовых орудий. На аэродромах Земландского полуострова — в Гросс-Диршкайме, Гросс-Хубникене и Нойтифе — базировалось 170 боевых самолетов45. Вокруг Кенигсберга и внутри него гитлеровцы создали четыре оборонительные полосы. Первая (внешний обвод) состояла из системы траншей, противотанкового рва, линии надолб, противопехотных заграждений и минных полей; вторая (внутренний обвод) включала в себя доты, дзоты и 15 мощных старинных фортов с солидными гарнизонами; третья проходила по окраинам города и представляла собой комплекс железобетонных огневых точек и подготовленных к обороне каменных строений и баррикад; четвертая опоясывала центральную часть города и состояла из бастионов, равелинов, башен и наиболее прочных зданий. В самом центре находилась старинная цитадель, вмещавшая несколько тысяч человек. От нападения с воздуха Кенигсберг защищали 56 зенитных батарей (около 450 стволов), В городе имелись подземные заводы и склады с достаточным запасом продовольствия и воинского имущества.

Разработку операции «Земланд» — овладение городом и ликвидацию Земландской группировки — советское командование поручило генералу армии И. Х. Баграмяну. Иван Христофорович и его помощники быстро и хорошо справились с этим ответственным заданием.

Замысел операции сводился к следующему: мощными ударами с севера и с юга по сходящимся направлениям рассечь гарнизон Кенигсберга на изолированные группы и штурмом овладеть городом. Для пресечения попыток врага помешать штурму города со стороны Земландского полуострова из района Кенигсберга намечался вспомогательный удар в западном направлении.

Для разгрома кенигсбергской группировки привлекались четыре общевойсковые армии. 43-я и 50-я наносили удар с севера, 11-я гвардейская — с юга, 39-я отсекала крепость от земландской группировки противника.

Операция разрабатывалась с учетом мощного артиллерийского и авиационного воздействия на врага. Вместе с артиллеристами летчики должны были разрушить основные фортификационные сооружения и опорные пункты, подавить артиллерию и огневые точки гитлеровцев и создать пехоте все условия для быстрейшего овладения городом, причем с наименьшими потерями с нашей стороны.

В помощь наземным войскам были выделены: три воздушные армии — 1, 3 и 18-я (бывшая Авиация Дальнего Действия)46, ВВС Краснознаменного Балтийского флота и два авиасоединения резерва Верховного Главнокомандования — 5-й гвардейский и 5-й бомбардировочные авиационные корпуса. Всего ко дню штурма фронт имел 2444 боевых самолета, в том числе 1124 бомбардировщика (500 тяжелых дальнего действия, 432 ближнего действия и 192 легких ночных), 470 штурмовиков, 830 истребителей и 20 торпедоносцев47.

За исключением 150 самолетов ВВС КБФ, нацеленных исключительно на срыв морских перевозок противника, остальная авиация предназначалась для действия на сухопутном фронте. В этом таились свои, и весьма немалые, трудности. К концу четвертого года войны мы накопили богатый опыт по руководству и управлению большими массами авиации в бою. Но то были действия на широком фронте. Под Кенигсбергом же вводилось в сражение более двух тысяч боевых машин на весьма узком участке наступления, что очень усложняло массированное применение авиации и взаимодействие ее с сухопутными войсками. К тому же мы еще не имели опыта массированного воздушного штурма таких крупных городов, как Кенигсберг. А штурмовке вражеских позиций, особенно в черте города, придавалось первостепенное значение. Мы понимали, что хотя авиации в овладении городом отводится большая роль, но последнее слово все-таки принадлежит пехоте и задача летчиков — всемерно помогать ей. Однако не являлось секретом и то, что действия пехоты в отлично приспособленном к обороне Кенигсберге окажутся успешными лишь в том случае, если авиаторы сумеют непрерывно сопровождать ее на поле боя и так, чтобы удары с земли дополнялись точными, согласованными ударами с воздуха, чтобы лавина наземного и воздушного огня загоняла фашистов в укрытия и не позволяла им полностью использовать свое оружие и оборонительные сооружения. Поэтому мы сделали все, чтобы; фронт имел не только мощную ударную бомбардировочную, но и сильную штурмовую авиагруппу. В нее вошли (без учета подразделений ВВС КБФ, имевших всего 60 «Ил-2») шесть штурмовых авиадивизий: 1-я гвардейская полковника С. Д. Пруткова, 182-я генерал-майора В. И. Шевченко, 277-я полковника Ф. С. Хатминского, 211-я полковника П. М. Кучмы, 311-я подполковника К. П. Заклепы и 335-я генерал-майора С. С. Александрова48. Это были закаленные, с большим боевым опытом, не раз упоминавшиеся в приказах Верховного Главнокомандующего соединения. Всех командиров этих дивизий я знал в лицо и не раз наблюдал, как действуют в бою их подчиненные. Особенно приятно было видеть под Кенигсбергом ленинградских летчиков, к которым я, как их бывший командующий, всегда испытывал очень теплые чувства. Штурмовая группа 1-й воздушной армии была усилена 277-й авиадивизией. Эта дивизия завоевала мою симпатию своим поистине ювелирным взаимодействием с пехотой и танками и снайперскими ударами, показанными еще летом 1944 г. во время Выборгской операции, в которой я как представитель Ставки координировал боевую работу фронтовой и морской авиации. А ее беспримерный, длившийся шесть часов подряд штурм Кутерселъки вообще можно считать классическим образцом воинского мастерства и героизма. Только благодаря ударам летчиков Хатминского наши пехотинцы смогли овладеть этим сильнейшим узлом финской обороны. Мастерство и опыт летчиков 277-й дивизии, их умение быстро ориентироваться в обстановке на поле боя и действовать по точечным целям были неоценимы в условиях борьбы за Кенигсберг.

План боевого использования штурмовиков в Кенигсбергской операции мы разрабатывали с особенной тщательностью, построили его таким образом, чтобы удары «готов» были наиболее эффективными, т. е. наносились бы одновременно и непрерывно на всю глубину тактической обороны противника. С этой целью боевая работа штурмовых соединений проводилась двумя эшелонами. Первый (две трети сил) непосредственно сопровождал войска на поле боя, нанося удары по вражеской обороне на глубину до 2 км; второй громил противника на удалении 4 км и более от переднего края, подавлял артиллерию, мешал отступавшим гитлеровцам занимать промежуточные рубежи, а резервам подтягиваться в район боев.

Однако предварительные расчеты показали, что имевшегося у нас числа штурмовиков для успешного выполнения этого плана но хватит. Авиация ВВС КБФ имела свои задачи, часть штурмовиков 1-й и 3-й воздушных армий предназначалась для действий по аэродромам и коммуникациям фашистов. Наконец, следовало учитывать и боевые потери, и уменьшение самолетного парка штурмовой авиации из-за разного рода неисправностей, поломок и аварий. Поэтому к штурмовым действиям была привлечена истребительная авиация. 200 самолетов ее были специально подготовлены для нанесения бомбовых ударов по точечным целям с пикирования, а остальные 630 истребителей мы решили использовать в качестве штурмовиков периодически, исходя из обстановки. В частности, как штурмовое соединение действовала вся 130-я истребительная авиадивизия полковника Ф. И. Шинкаренко, вооруженная новыми машинами «Як-9». Этот истребитель имел внутренний отсек, в котором размещалось 400 кг бомб.

Общий план боевого применения авиации состоял из планов действий фронтовой авиации (1-я и 3-я воздушные армии), тяжелых ночных бомбардировщиков (18-я воздушная армия), ВВС КБФ и авиакорпусов резерва ВГК.

План действий фронтовой авиации разработал штаб 1-й воздушной армии. Этой армии отводилась в операции ведущая роль, и потому она была самой мощной, имела почти половину всей нашей боевой техники — 1107 самолетов, в том числе 199 пикирующих бомбардировщиков, 88 легких ночных, 310 штурмовиков и 510 истребителей549. Хотя генерал Т. Т. Хрюкин был самым молодым командующим (ему тогда шел 35-й год), он уже обладал большим опытом, был талантлив, энергичен, решителен, и я смело доверил ему столь ответственное задание, как разработка плана боевых действий авиации двух воздушных армий. После уточнений и внесения поправок план этот 1 апреля был доложен Военному совету фронта и в тот же день утвержден.

Остальная авиация: 18-я воздушная армия, ВВС КБФ, 5-й гвардейский и 5-й бомбардировочные корпуса имели самостоятельные планы. Боевые задачи им ставил я.

В целом план боевого использования авиации в Кенигсбергской операции выглядел так.

Основные задачи: а) прикрыть сосредоточение и развертывание войск фронта; б) ударами бомбардировщиков разрушить наиболее важные опорные пункты противника вне города и в его черте; в) парализовать работу Кенигсбергской гавани; г) систематическими действиями по порту Пиллау, морским и сухопутным коммуникациям лишить немецко-фашистское командование возможности перебрасывать в Кенигсберг резервы и воинские грузы; д) непрерывными штурмовками помогать наземным войскам взламывать вражескую оборону, не давать фашистам никакой передышки и тем самым подавлять их волю к сопротивлению.

Планом предусматривалось проведение предварительной авиационной подготовки, рассчитанной на двое суток (до начала общего штурма города). Цель ее: разрушить форты и узловые опорные пункты в полосах наступления 43-й и 11-й гвардейской армий, массированными налетами нанести урон вражеской авиации на аэродромах и вывести из строя взлетно-посадочные полосы. Ударами штурмовых авиасоединений предполагалось завершись разгром фашистской авиации. Одновременно намечалось провести тщательную доразведку с воздуха районов боевых действий.

В эти двое суток советские летчики должны были совершить 5316 самолето-вылетов и сбросить 2690 тонн бомб50.

В первый день операции перед началом общей атаки 406 «Ту-2» и «Пе-2» и 133 истребителя, вооруженных бомбами, наносят массированный удар по вражеским позициям перед фронтом наступающих армий. Потом в сражение вступают штурмовики. Они сопровождают пехоту и танки, подавляя ожившие и ранее не обнаруженные огневые точки врага.

Три истребительные авиадивизии (129, 240 и 330-я) и часть сил 11-го истребительного авиакорпуса предназначались для прикрытия бомбардировщиков и штурмовиков.

Остальные истребительные соединения в это время должны вести борьбу с вражеской авиацией, не допуская ее в район действий наземных войск.

Через четыре-пять часов бомбардировщики наносят второй массированный удар, но уже по объектам в центре Кенигсберга.

Всего в первый день операции планировалось совершить 4124 самолето-вылета51.

В последующие дни операции фронтовая авиация должна была действовать по личным указаниям командующих воздушными армиями генералов Т. Т. Хрюкина и Н. Ф. Папивина.

Хотя на подготовку авиации к сражению было отпущено очень мало времени и осуществлять ее приходилось в ходе боев с хейльсбергской группировкой, штабы воздушных армий и авиасоединений с честью справились с нелегкой задачей.

Насыщенность авиации (на один километр фронта на главных участках приходилось 150 боевых самолетов) заставила очень тщательно составить графики вылетов и возвращений самолетов. Были установлены разграничительные линии полетов для каждого соединения; все авиадивизии имели свои маршруты и высоты следовании к цели и обратно; категорически запрещалось летать над аэродромами группами на малой высоте; чтобы летчикам, действовавшим ночью, было легче ориентироваться, вдоль переднего края намечалось зажечь костры, а центр Кенигсберга обозначить перекрестием прожекторных лучей.

Особенно детально отрабатывались вопросы взаимодействия авиации с наземными войсками, С этой целью в общевойсковых армиях были построены крупные макето-планшеты вражеских обо-

решительных рубежей. На этих макетах прошли тренировку все командиры авиасоединений, частей и эскадрилий. За трос суток до начала операции командиры авиакорпусов и авиадивизий получили фотопланы города, схемы, карты с пронумерованными целями и указания по боевому использованию авиации.

Накануне штурма в части прорыва выехали офицеры, специалисты по радионаведению авиации на цели, а на КП общевойсковых армий — авиационные представители, которым поручили управление штурмовыми соединениями, непосредственно взаимодействовавшими с наступающими войсками.

Истребительной авиацией, обеспечивавшей наше господство в воздухе, руководил командир 303-й истребительной авиадивизии генерал-майор Г. Н. Захаров. Его КП находился в районе Бранденбурга, откуда в бинокль хорошо просматривался вражеский аэродром возле Нойтифа52.

Истребители сопровождения получали боевые задания от авиационного представителя в общевойсковых армиях или через штабы воздушных армий.

Общее руководство и координацию боевых действий всей авиации Ставка возложила на меня. При мне была оперативная группа, с которой я, в зависимости от обстановки, находился на КП 1-й или 3-й воздушных армий, подключая, по мере надобности, к работе их штабы.

Большую работу проделали и тыловые службы. Особенно много и напряженно работал начальник тыла 1-й воздушной армии генерал В. Л. Успенский. Его подчиненные должны были в очень короткий срок принять и разместить новые авиасоединения и обеспечить их всем необходимым. А в весеннюю распутицу, при отсутствии железнодорожного транспорта (мы не успели перешить железные дороги Восточной Пруссии на колею нашего транспорта), отдаленности от фронта основных баз и складов добиться слаженности и четкости в работе тыла было не просто. Но в последние уже даже не месяцы, а недели войны люди были столь воодушевлены, что невозможно становилось возможным, и авиация своевременно получала все, что требовалось для ее бесперебойной боевой работы.

Наконец подготовка к операции закончилась. Кажется, 3 апреля А. М. Василевский при мне позвонил в Москву и доложил о готовности фронта к штурму Кенигсберга. Выслушав короткий доклад Александра Михайловича, Сталин сказал, что надо быстрее кончать с противником в Восточной Пруссии.

— Торопит Верховный, — положив трубку, сказал Василевский. — Берлинская операция поджимает.

Я вспомнил о наказе Сталина, высказанном мне накануне моего отлета на фронт, нанести по Кенигсбергу такой удар, чтобы гитлеровцы надолго его запомнили, и сказал о том Василевскому.

— Что ж, и ударим! — ответил маршал. — Сил достаточно. Не по мешала бы только погода.

Александр Михайлович посмотрел в окно и сокрушенно покачал головой. Над раскисшей землей ползли плотные облака, из которых сеял мелкий дождь. В последние дни перед началом операции, как нарочно, занепогодило. Иногда шли довольно сильные дожди. По утрам долго держались густые туманы. Метеорологи ничего утешительного на ближайшие дни не обещали, лишь очень осторожно говорили, что некоторое улучшение погоды возможно только после 5 апреля.

Непогода срывала предварительную авиационную подготовку к операции. И все же мы надеялись провести ее, хотя бы в неполном объеме. Но и 4 апреля ничем не порадовало авиаторов. Перед рассветом на землю лег плотный туман. Он держался долго, потом, псе усиливаясь, полил дождь. Даль будто затянуло серой кисеей, даже очертания крупных предметов еле просматривались.

К полудню я приехал на КП Хрюкина. Тимофей Тимофеевич, гладко выбритый, мелкими шагами расхаживал по комнате, время от времени бросая сердитые взгляды на улицу. Начальник его штаба генерал И. М. Белов разговаривал с кем-то по телефону и настойчиво выпытывай что-то. Должно быть, речь шла о погоде, так как командующий вдруг обернулся и отрывисто произнес:

— Да бросьте вы! Все равно бесполезно. Не боги ведь.

— Говорят, к вечеру дождь прекратится, — ответил Белов.

— Обрадовали: к вечеру! — иронически отозвался Хрюкин.

Узнав у Хрюкина о боеготовности авиасоединений, я спросил, как обстоят дела с 5-м гвардейским авиакорпусом генерала В. А. Ушакова. По плану это соединение не привлекалось к участию в штурме Кенигсберга. Но вчера, после разговора Василевского со Сталиным, я решил усилить нашу авиагруппировку двумя дивизиями пикирующих бомбардировщиков — 4-й и 5-й, находившимися в оперативном подчинении у командующего 15-й воздушной армией. В тот же день 5-й гвардейский авиакорпус перебазировался из Литвы под Кенигсберг. Хрюкин доложил, что дивизии В. А. Сандалова и Ф. П. Котляра уже готовятся к операции, но на аэродромах, где они разместились, для «пешек» не оказалось горючего и боекомплектов.

— Вы не беспокойтесь, товарищ Главный маршал, — заметив мою тревогу, тут же добавил Хрюкин, — снабжением корпуса лично занялся сам Успенский. Он уже выехал на место.

Уточнив еще кое-какие детали, я уехал к Василевскому. По плану операция начиналась 5 апреля, но при такой погоде нечего было и думать вводить в сражение авиацию. Александр Михайлович и сам прекрасно понимал это и потому после недолгого раздумья решил отсрочить штурм на сутки.

— А все-таки, можно сегодня пустить хоть часть авиации? — осведомился он.

— Если погода улучшится, выпустим «По-2» и часть бомбардировщиков, — ответил я.

Ночью погода действительно несколько улучшилась, и я приказал поднять в воздух две дивизии легких ночных бомбардировщиков — 213-ю генерал-майора В. С. Молокова и 314-ю полковника П. М. Петрова, вооруженные «По-2». Собственно, это были не боевые, а учебно-тренировочные самолеты, приспособленные для действий над линией фронта и в ближнем тылу, в основном по переднему краю и отдельным объектам. Летали они только ночью, так как были совершенно беззащитны от истребителей, и для ударов по сильным опорным пунктам не годились. «По-2» брал на борт всего 200 кг бомб — две по 100 или четыре по 50. Для уничтожения живой силы и малых объектов иных IT не требовалось.

Привлекая эти машины к борьбе за Кенигсберг, мы, разумеется, рассчитывали не столько на силу их бомбовых ударов, сколько на то, что своими ночными налетами они будут поддерживать непрерывность авиационного воздействия на противника, держать его все время в нервном напряжении. С этой ролью «По-2» справлялись отлично, и неспроста гитлеровцы так недолюбливали эти легонькие, сделанные из дерева и перкали (специально обработанной ткани) самолеты, которые ночами висели над вражескими позициями и частыми налетами изнуряли фашистских солдат и офицеров. Как правило, экипажи «По-2» вели бомбометание с выключенными моторами, т. е. с планирования, появлялись над противником внезапно, на малой высоте, и бороться с ними ночью было почти невозможно.

В ночь с 4 на 5 апреля «По-2» совершили 657 самолето-вылетов. Чуть более ста вылетов сделали двухмоторные бомбардировщики. Попытка пустить в дело тяжелые машины 18-й воздушной армии кончилась неудачей. Из 40 бомбардировщиков, выпущенных в воздух, лишь 15 достигли города и отбомбились, остальные потеряли ориентировку и вернулись на аэродромы, не выполнив задания53.

Непогода сорвала план авиационной подготовки. Не выполнили своей задачи в эти дни и артиллеристы. Из-за плохой видимости им не удалось своим огнем вскрыть форты и доты противника, т. е. содрать с них земляное покрытие.

Все были расстроены, и главное, не было никакой уверенности, что погода улучшится и авиация, хоть и с запозданием, но по-настоящему включится в сражение. Ставка отвела на овладение Кенигсбергом очень мало времени, и совсем не исключалось, что летчики, как говорится, поспеют лишь к шапочному разбору. Эта зависимость столь мощного вида вооруженных сил от капризов погоды всегда удручающе действовала на меня. В таких случаях я не раз вспоминал разговор с бывшим командующим Белорусским военным округом командармом И. П. Уборевичем, по совету которого в 1933 г. сменил профессию общевойсковика на авиатора.

Однажды глубокой осенью 1934 г. в нашей авиабригаде, где я служил начальником штаба, была объявлена боевая тревога. Оказалось, что ее объявил сам Уборевич, прибывший на аэродром. Но подняться в воздух эскадрильи не смогли — помешал сильный фронт окклюзии (плотный туман, образующийся в результате смыкания потоков теплого и холодного воздуха). Туман закрыл весь аэродром и окрестности вокруг него. Иероним Петрович, большой поклонник авиации и знаток ее, очень расстроился. Придя к нам в штаб, он посетовал на туманы, назвав их большим злом не только для летчиков, но и для сухопутных войск, особенно для артиллерии, и сказал, что когда-нибудь люди научатся бороться и с туманами, но нескоро, конечно.

Минуло десятилетие, мы создали отличные самолеты, приборы для полетов вслепую, но туман победить не сумели, и он, как был, так и остался бичом авиации. И сколько раз во время войны срывал боевые действия летчиков! Вот и под Кенигсбергом грозил прикопить авиацию к земле.

В нетерпеливом ожидании летной погоды прошел весь день. Утром 6 апреля я прибыл на КП командующего 43-й армией генерала А. П. Белобородова. Командный пункт размещался к северо-западу от Кенигсберга в районе Фухсберга на склоне пологой горы и старинном помещичьем доме. Неподалеку среди деревьев стояли две вышки. Возле одной из них, что поменьше, уже сновали связисты с голубыми погонами. На площадке ее находился начальник оперативного отдела 1-й воздушной армии подполковник Н. П. Жильцов. Он смотрел в бинокль на Кенигсберг. Внизу по полю, за которым начиналась наша передовая, медленно ползли космы тумана. Над туманом вдали едва просматривались очертания города. Дождя не было, но не было и солнца. Оно лишь изредка прорывалось в узкие разрывы туч и тут же исчезало.

Со мной приехали начальник Главного управления обучения, формирования и боевой подготовки ВВС Красной Армии и авиарезервов Верховного Главнокомандования А. В. Никитин и член Военного совета ВВС Н. С. Шиманов. Они прилетели на фронт уже после утверждения плана боевого, применения авиации в предстоящем сражении, однако я был рад им — опытные работники, они могли помочь нам в ходе боев.

Генерал Шиманов, еще в мирное время служивший со мной в ВВС Ленинградского округа и участвовавший в войне с Финляндией, проверял накануне операции политическую подготовку личного состава авиационных соединений, моральное состояние людей. Он только что вернулся из очередной поездки и, идя рядом, делился своими впечатлениями. Они были очень хорошими.

— Летчики буквально рвутся в бой, Александр Александрович, — говорил Николай Сергеевич. — Но вот погода... Обидно.

Никитин как-то недовольно посматривал вокруг. Я спросил, в чем дело. Оказалось, что Алексею Васильевичу не нравилось расположение КП. Я тоже огляделся и в знак согласия кивнул головой. Действительно, дом был очень приметен, весь на виду у противника и никак не замаскирован. Я хотел было сказать Баграмяну об этом и предупредить, чтобы у КП поменьше ходило народу, но тут подъехал Василевский, и внимание мое отвлеклось. Александр Михайлович сразу осведомился о возможности боевых действий авиации. Ничего утешительного я сообщить не мог, сказал только, что во второй половине дня ожидается некоторое улучшение погоды.

— Больше ждать мы не можем, — заметил маршал, — и так на целые сутки задержали операцию.

Оставшиеся до начала штурма минуты тянулись томительно долго. И вот около девяти часов утра где-то за Кенигсбергом на юге загромыхали орудия 11-й гвардейской армии генерала К. Н. Галицкого. Часом позже открыла огонь артиллерия остальных армий.

Огневая обработка вражеской обороны длилась более двух часов. Залпы орудий особой мощности буквально сотрясали землю. Оставляя за собой огненные хвосты, с завыванием проносились реактивные снаряды гвардейских минометов. Бог войны слаженно, умело и мощно вел свою партию. Работой артиллеристов нельзя было не залюбоваться, и Александр Михайлович, уловив коротенькую паузу, на секунду оторвался от бинокля и быстро произнес:

— Хорош концерт, Александр Александрович! Жаль, вашего недостает.

Ровно в 12 часов при внезапно павшей тишине ринулись в атаку штурмовые отряды и танки прорыва. Но тут случилось то, чего и следовало ожидать. Внезапно на КП Белобородова обрушился залп по крайней мере целого дивизиона вражеской артиллерии. Несколько снарядов угодило в группу военных юристов, приехавших полюбоваться с КП началом штурма. Их предупреждали, что находиться вот так на виду у противника совсем небезопасно, но они не послушались разумного совета и жестоко поплатились за свою беспечность. Нескольких сразило наповал, других ранило.

Снаряды разорвались рядом с домом. Взрывной волной выбило раму в комнате, где находился Баграмян с Белобородовым. Белобородова отшвырнуло в угол, Ивану Христофоровичу микроскопическими осколками порезало лицо.

Меня в тот момент в доме не было. Перед атакой пехоты я направился на вышку, чтобы оттуда взглянуть, что делается на позициях противника. Только поставил ногу на первую ступеньку, как за спиной загрохотало. Чтобы не искушать судьбу, я, Грачев и всегда сопровождавший меня в поездках по фронтам работник оперативного управления штаба ВВС подполковник М. Н. Кожевников поспешили в укрытие. Но второго залпа не последовало. Это было к счастью, так как фашистам стоило сделать небольшую поправку в расчете, чтобы поразить сам дом. Видимо, что-то помешало вражеским артиллеристам.

Было ясно, что налет этот не случаен. После того как Кенигсберг пал, один из пленных гитлеровских генералов на допросе сказал, что они давно приметили этот помещичий дом на склоне горы, следили за ним и ждали лишь случая, чтобы накрыть его артиллерийским огнем.

Инцидент этот оставил у всех очень неприятный осадок. Но шло наступление, и нужно было заниматься делами. К тому времени погода несколько улучшилась, и я приказал поднимать в воздух авиацию сопровождения пехоты — штурмовиков и истребителей, подготовленных для действий над полем боя. Но велел вводить их в бой небольшими группами. Дым и пыль, поднявшиеся от разрывов артиллерийских снарядов, были столь густыми, что чрезвычайно затрудняли летчикам ориентировку и при малейшем недосмотре бомбы и эрэсы (реактивные авиационные снаряды) могли угодить в своих.

К двум часам дня летчики совершили лишь около 300 самолето-вылетов. Потом отдельными экипажами стали действовать бомбардировочные соединения. Они наносили удары в основном по северо-западной окраине города и железнодорожному узлу. За день бомбардировочная авиация произвела только 85 самолето-вылетов вместо запланированных 1218. Основная нагрузка 6 апреля легла мл плечи летчиков генерала Хрюкина. Из 1052 самолето-вылетов (по плану намечалось свыше 4 тыс.), совершенных в тот день, 870 пришлось на долю 1-й воздушной армии54.

Вражеская авиация почти никакого сопротивления не оказывала. За весь день произошло два воздушных боя, причем очень скоротечных и в общем-то случайных. Просто гитлеровцам не удалось избежать встречи с нашими летчиками, и они против воли приняли бой. Мы были полными хозяевами в воздухе, но использовать все выгоды своего господства так и не смогли. Непогода приковала к аэродромам основные силы бомбардировочной и штурмовой авиации, а морская авиация не поднялась в воздух из-за сильного тумана.

Отсутствие мощного авиационного воздействия на противника заметно сказалось на результативности боевых действий наземных войск. К исходу дня пехота продвинулась вперед лишь на 2–4 км. Несмотря на длительную артиллерийскую подготовку, подавить главные узлы и опорные пункты обороны немцев не удалось. Пехота и танки, вклинившись в боевые порядки гитлеровцев, мешали массированному применению артиллерии. Бои в этих условиях грозили принять затяжной характер. К тому же, почуяв силу ударов нашей 39-й армии, части которой перерезали западнее Метгетена железную дорогу Кенигсберг — Пиллау, гитлеровское командование стало спешно перебрасывать с Земландского полуострова в район боев пехотные и противотанковые подразделения и часть сил 5-й танковой дивизии.

Чтобы быстро сокрушить форты и наиболее прочные оборонительные сооружения противника, требовались массированные сосредоточенные удары с воздуха, в первую очередь перед фронтом наступающих войск. Поэтому, как только метеорологи дали на 7 апреля благоприятный прогноз погоды, я распорядился перенацелить почти всю бомбардировочную авиацию для действий по основным узлам сопротивления непосредственно перед фронтом наших ударных группировок.

Едва рассеялся туман, как наши штурмовики повисли над вражескими позициями. Истребители 11-го истребительного авиакорпуса нанесли несколько штурмовых ударов по аэродромам в Гросс-Диршкайме и Гросс-Хубникене, которые затем были полностью блокированы с воздуха.

С 10 часов утра включились в сражение бомбардировщики 1-й и 3-й воздушных армий и 5-го гвардейского бомбардировочного авиакорпуса. 246 «Ту-2» и «Пе-2» нанесли три мощных последовательных удара по районам наибольшего сопротивления противника, в основном по войскам, оборонявшимся западнее Кенигсберга55. Непрерывно сопровождаемые штурмовиками, пехота и танки во второй половине дня на многих участках одолели третью оборонительную полосу врага и ворвались в город. Начались уличные бои.

По донесениям, поступавшим от экипажей, наших представителей на КП общевойсковых армий, офицеров радионаведения авиации на объекты и войска противника, находившихся в первой линии наступавших, и сообщениям штабов наземных соединений, с которыми поддерживался тесный контакт, мы имели достаточно ясное представление о положении дел на всех участках фронта. Авиация, начавшая действовать строго по плану, все наращивала и наращивала силу своих ударов, и успех все более сопутствовал нашим героическим войскам.

В любом сражении рано или поздно наступает момент, когда одним дополнительным сильным ударом можно окончательно перетянуть чашу весов на свою сторону. Истина простая. Но вся сложность в том, чтобы точно определить наступление этого момента.

Первые признаки его стали проявляться после полудня. Примерно в это время я связался с Василевским и спросил, не пора ли ввести в бой главную ударную силу авиации — 18-ю воздушную армию. Погода была хорошая, и летчики могли бомбить вражеские объекты прицельно, а не просто по площади. Александр Михайлович немного подумал и согласился. Я тотчас отдал необходимые распоряжения.

Однако по поводу решения использовать днем дальние ночные бомбардировщики командующий 18-й воздушной армией Главный маршал авиации А. Е. Голованов высказал сомнение. Он доказывал, что летчики его не имеют опыта дневных полетов группами, что сами бомбардировщики, в основном «Ил-4», тихоходные, слабо вооруженные для отражения атак и могут стать легкой добычей для вражеских истребителей и зенитной артиллерии.

Но это возражение я уже слышал почти два года тому назад, накануне битвы на Курской дуге. Незадолго до ее начала И. В. Сталин поинтересовался, могут ли ночники работать днем. Он сказал, что Авиация Дальнего Действия очень помогла бы нам взламывать вражескую оборону.

— Нельзя ли хоть часть Авиации Дальнего Действия выделить для ударов по вражеской обороне днем? — обратился Верховный Главнокомандующий к Голованову.

Александр Евгеньевич ответил отрицательно, приведя уже известные читателю доводы.

— А ваше мнение, товарищ Новиков? — спросил меня Сталин.

В то время мы имели уже достаточно истребителей, могли надежно прикрывать бомбардировщиков, и я предложил в порядке эксперимента выделить нам одну дивизию «Ил-4» и проверить ее в дневных условиях. Нам дали 113-ю дальнебомбардировочную авиадивизию. Она удачно действовала на Курской дуге и с тех пор стала непосредственно подчиняться мне. Отлично зарекомендовала себя 113-я и в июне 1944 г. во время боев на Карельском перешейке.

Словом, «Ил-4» могли выполнять и функции фронтовых бомбардировщиков, но, конечно, при соответствующем прикрытии их истребителями.

Первоначально мы предполагали 18-ю воздушную армию ввести, в сражение 6 апреля. Но тогда помешала погода. С утра 7 апреля установилась летная погода, и я решил использовать тяжелые ночные бомбардировщики днем, пока позволяла воздушная обстановка. Ждал только момента. И вот он наступил. Но, чтобы оградить «Ил-4» от всяких случайностей, мы дали им очень сильное прикрытие — 124 истребителя. 108 истребителей выделялись для непрерывного патрулирования над городом на весь период прохождения бомбардировщиков над Кенигсбергом56.

Начало воздушной операции было назначено на 13 часов 10 минут. Поскольку днем в сражение вводилась сразу вся 18-я воздушная армия, чему еще не было прецедента, я счел своим долгом поставить об этом в известность Ставку. После безуспешных попыток связаться со Сталиным позвонил начальнику Генштаба генералу армии А. И. Антонову. Алексей Иннокентьевич ответил, что Сталин еще на даче, отдыхает, но как только Верховный Главнокомандующий приедет в Кремль, он немедленно доложит ему.

— Но ведь время не терпит, — заметил я, — а погода у нас капризная. Не исключено, что больше такой возможности нам не представится.

— Действуйте на свое усмотрение, — помолчав, дипломатично ответил Антонов.

«Что ж, по-своему, так по-своему, — решил я. — Главное — интересы всей операции, а остальное приложится. Наконец, мы на месте и нам виднее». И все же уклончивость Антонова оставила в душе некоторый осадок. Дело было очень серьезным, и он должен был найти возможность проинформировать о нашем решении Верховного Главнокомандующего, тем более что подобного рода крупные мероприятия, как правило, всегда согласовывались с ним. Но ждать было нельзя, и я приказал поднимать в воздух соединения 18-й воздушной армии — все четыре корпуса.

Пока тяжелые машины двигались на Кенигсберг, мы за 20 минут до их появления над городом провели отце одно профилактическое мероприятие — 118 «Ил-2» и «Пе-2» основательно отштурмовали и отбомбили все вражеские аэродромы, где базировались истребители.

И вот появились первые самолеты 18-й воздушной армии. Они шли в одиночку один за другим с равными интервалами. Около часа не смолкал в Кенигсберге грохот разрывов крупнокалиберных бомб. За это время на врага было сброшено 3743 бомбы общим весом в 550 тонн. Весь город заволокло дымом. Массированный удар 516 боевых машин возымел свое действие57. Многие опорные пункты и форты были разрушены, движение по городу прекратилось, командование гарнизона, как впоследствии показал опрос пленных, потеряло управление частями и не смогло маневрировать резервами. Сопротивление противника после этого удара резко снизилось, и наши войска стали быстро продвигаться к центру Кенигсберга.

Экипажи 18-й воздушной армии действовали, если так можно выразиться, в стерильном небе. Ни один вражеский истребитель не смог прорваться к нашим бомбардировщикам, зенитную же артиллерию противника наши штурмовики к тому времени почти начисто вывели из строя. Ночники не потеряли ни одной машины, и все благополучно вернулись на свои аэродромы.

Сразу же за ночниками возобновила боевые действия фронтовая авиация. Гвардейцы генерала В. А. Ушакова нанесли бомбовый удар по врагу в северо-восточной части города. Летчики 5-го бомбардировочного авиакорпуса генерала М. К. Борисенко совершили массированный налет на порт Пиллау. Дважды, произведя 376 самолето-вылетов, бомбили этот порт и скопления в нем судов и летчики КБФ58.

Во второй половине дня воздушная разведка установила, что противник подтягивает с Земландского полуострова новые войска, чтобы воспрепятствовать нам замкнуть кольцо вокруг Кенигсберга. Сорвать этот замысел было поручено штурмовикам. До самых сумерек «Ил-2» громили фашистов, сосредоточивавшихся в лесах западнее города, и деблокирующий контрудар гитлеровцев не состоялся.

Сильные удары нанесли наши штурмовики и по обороне в южной части Кенигсберга, в полосе наступления 8-го и 16-го гвардейских стрелковых корпусов 11-й гвардейской армии. Особенно успешно тут действовала группа «илов» под командованием Героя Советского Союза майора М. Т. Степанищева. В этом районе нам не удалось полностью подавить зенитную артиллерию противника, огонь ее был очень плотным, и все же летчики, ведомые Степанищевым, прорывались через огненный заслон и успешно громили врага. За день они уничтожили несколько зенитных орудий и три оклада с боеприпасами, подавили огонь многих огневых точек.

В этот день немцы пытались хоть как-то наладить действия своих уцелевших от разгрома истребителей и помешать нашей авиации, но советские летчики решительно и быстро пресекли эти попытки гитлеровцев. В 22 воздушных боях было сбито 16 вражеских самолетов, 36 мы уничтожили на аэродромах. Наши потери составили 25 самолетов59.

7 апреля нашим летчикам пришлось поработать очень напря-женно — они совершили более 4700 самолето-вылетов и сбросили но врага свыше 1600 тонн бомб. Однако это не было пределом наших возможностей, и на 8 апреля мы запланировали произвести свыше 6 тыс. самолето-вылетов60.

8 апреля удары советской авиации достигли максимальной силы. Боевая работа летчиков началась в ночь с 7 на 8 апреля и не прекращалась до самой темноты. Тяжелые ночные бомбардировщики подвергли ударам порт Пиллау и узел дорог Фишхаузен, через который шло основное движение вражеских войск. С рассветом поднялись в воздух штурмовики и дневные бомбардировщики. Часть их громила врага в самом Кенигсберге, другая — пехоту и танки западнее города. Под непрерывным прикрытием штурмовиков наши пехота и танки, решительно пресекая вражеские контратаки, продвигались к центру города. Во второй половине дня войска 43-й армии очистили от гитлеровцев всю северо-западную часть Кенигсберга, а части 11-й гвардейской армии форсировали реку Прегель. Вскоре передовые отряды этих армий соединились в районе Амалиенау и замкнули кольцо вокруг города.

Большую помощь сухопутным войскам оказали наши штурмовики. Первой к реке Прегель вышла 16-я гвардейская стрелковая дивизия генерала М. А. Пронина. Однако из-за сильного вражеского огня части ее не смогли с ходу форсировать Прегель. Тогда авиационный представитель в дивизии вызвал штурмовиков. Три шестерки «илов», ведомые майором Коровиным, капитанами Пятери и Асадчим, подавили немецкую артиллерию, а затем пушечно-пулеметным огнем прижали к земле фашистскую пехоту. Под прикрытием штурмовиков советские пехотинцы быстро переправились через реку.

Петля вокруг остатков кенигсбергского гарнизона неумолимо сжималась. Гитлеровцы из последних сил цеплялись за цитадель и укрепления, воздвигнутые в центре города, и одновременно готовились к удару извне с целью вывести свои войска из крепости. Командующий 4-й немецкой армией генерал; Ф. Мюллер вновь стал сосредоточивать силы западнее Кенигсберга для деблокирующего удара и приказал коменданту крепости генералу О. Лашу нанести встречный удар.

Сорвать этот замысел врага было поручено авиации. Для действий против войск, сосредоточивавшихся западнее города, мы привлекли основные силы 3-й и 18-й воздушных армий. Удары бомбардировщиков чередовались с ударами «илов» и истребителей выполнявших функции штурмовиков. Весь день и ночью западнее Кенигсберга стоял неумолчный грохот от бомбовых разрывов. По деблокирующей группировке противника было совершено около половины всех самолето-вылетов (2965) и сброшено 1020 тонн бомб; вскоре она была разгромлена и начала отходить на Пиллау. Крепко досталось и войскам О. Лаша, на которые было сброшено 549 тонн бомб61.

8 апреля была окончательно сломлена воля гитлеровцев к сопротивлению. Советские летчики, уничтожив в тот день 51 самолет, по существу, лишили противника авиации62.

Участь остатков кенигсбергского гарнизона была решена. Утром 9 апреля началась заключительная стадия штурма — несколько тысяч орудий и минометов открыли ураганный огонь по цитадели и последним опорным узлам обороны фашистов. Авиации в самом городе делать уже было нечего, и она небольшими группами наносила удары лишь по ипподрому и аэропорту, не давая приземлиться транспортным самолетам, на которых пытался улизнуть из города руководящий состав гарнизона.

Основной задачей советских ВВС в этот день было,, уничтожение войск неприятеля западнее Кенигсберга. Сюда и была перенацелена почти вся авиация, действовавшая 9 апреля.

К исходу дня враг сложил оружие. Сильнейшая крепость, имевшая многочисленный, хорошо вооруженный гарнизон, спрятанный за толстенными стенами старинных фортов и дотов, большие запасы воинского снаряжения и продовольствия — словом, все необходимое для длительного сопротивления, была разгромлена за четверо суток. Это была поистине блистательная победа нашей армии, новое свидетельство ее мощи, оперативно-тактического искусства и героизма наших воинов.

Представители всех родов войск внесли в эту победу свою лепту. Немало сделали и летчики. За четверо суток боев авиация совершила свыше 14 тыс. самолето-вылетов и сбросила на противника 4440 тонн бомб63. Ее массированные, великолепно организованные удары буквально потрясли вражескую оборону и психику фашистских солдат. Сдавшийся в плен комендант города и крепости генерал О. Лаш заявил, что во взятии Кенигсберга «авиация сыграла исключительно большую роль — солдаты были измучены, прижаты к земле, загнаны в блиндажи». «Бомбардировщики и штурмовики летели волна за волной, — писал он впоследствии в своих мемуарах, — сбрасывая свой губительный груз на пылающий город, лежавший в развалинах... ни один немецкий истребитель не показывался в воздухе. Стиснутые на узком пространстве зенитные батареи были бессильны против таких масс самолетов и к тому же должны были, хотя и с трудом, вести бой с танковыми силами противника, Все линии связи оказались разорванными, и только пешие связные ощупью пробирались через поля развалин на свои командные пункты или к войскам».64

Советское правительство высоко оценило заслуги советских летчиков. Достаточно сказать, что после Кенигсбергской операции ряды наших авиаторов пополнились еще четырьмя дважды Героями Советского Союза. Этого звания были удостоены генерал Т. Т. Хрюкин, летчики-командиры Е. М. Кунгурцев, Г. М. Мыльников, Г. М. Паршин. Летчикам В. А. Алексенко, А. И. Кизиме, А. Н. Прохорову и Н. И. Семейко было присвоено звание Героя Советского Союза. Четверо из героев были ленинградскими летчиками. Первая Золотая Звезда Героя Советского Союза появилась и на моей груди.

С восточно-прусской группировкой противника в основном было покончено. Оставались еще войска, засевшие на Земландском полуострове. Но для помощи нашим армиям, готовившимся к разгрому группы «Земланд», не требовалась столь мощная авиагруппировка, которую мы создали под Кенигсбергом, и я, выполняя решение Ставки, уже 9 апреля распорядился о переброске на берлинское направление трех авиакорпусов — истребительного, штурмового и бомбардировочного. А на следующий день и сам улетел на 1-й Белорусский фронт для координации боевых действий авиации, привлекаемой к участию в решающей операции Великой Отечественной войны.

Берлинская операция была исключительной не только по силам и средствам, привлекаемым к ней. Она была решающей операцией, должной привести к окончательному крушению и безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. Поэтому мы готовились к ней весьма тщательно. Но непосредственно на боевую подготовку к ней войск и, в частности, авиации Ставка ВГК отпустила очень мало времени — около двух недель. Тому были весомые причины как военного, так и политического характера.

Лишь 4 апреля была разгромлена фашистская группировка в Восточной Померании и тем самым ликвидирована угроза вражеского удара во фланг и тыл войск 1-го Белорусского фронта, наступавших на берлинском направлении. Ещё держался и приковывал к себе значительные силы, в том числе и авиационные, Кенигсберг с его мощным гарнизоном. 1-й Украинский фронт только 31 марта закончил Верхне-Силезскую операцию. Это и задержало прямую подготовку советских войск к решающему наступлению на Берлин. Наконец нам стало известно, что наши союзники вопреки договоренности, достигнутой на Ялтинской конференции, прилагают усилия, чтобы раньше нас ворваться в столицу Германии. Впоследствии Черчилль подтвердил это намерение в своих мемуарах65.

Все это и предопределило очень сжатый срок, отпущенный Ставкой на непосредственную подготовку к операции.

Трудно пришлось в эти дни сухопутным войскам, но нелегко было и авиаторам. Предстояло до малейших деталей согласовать вопросы взаимодействия авиации с наземными войсками и воздушных армий между собой, передислоцировать на берлинское направление авиакорпуса резерва Верховного Главнокомандования, подготовить и построить десятки новых аэродромов, создать необходимые резервы боеприпасов, горючего, продовольствия, запасных частей, в полосе наступления 1-го Украинского фронта провести тщательную аэрофотосъемку тактической зоны обороны противника, а в полосе действий 1-го Белорусского фронта завершить эту работу. Насколько велика была роль воздушной разведки и как много, напряженно пришлось поработать ее специалистам, свидетельствуют такие данные. Только летчики 16-й воздушной армии в подготовительный период совершили 2600 самолето-вылетов на разведку, сфотографировали территорию общей площадью 155 250 кв. км. Оборона врага в тактической зоне фотографировалась восемь раз, а территория от переднего края фронта до Берлина — два раза66. Это помогло нам достаточно полно вскрыть всю систему обороны и расположения фашистских войск в полосе наступления 1-го Белорусского фронта.

Напряженно работали все эти дни штабы и тыловые службы воздушных армий. Хотя 16-я армия раньше всех начала готовиться к битве за Берлин, но и ее крепко поджимало время. Основные силы 2-й воздушной армии, участвовавшей в Верхне-Силезской операции, в первых числах апреля находились еще в районе Оппельна. Их нужно было срочно перебросить на 300–400 км севернее. Но железные дороги в этом районе мы не успели переделать на нашу колею, и огромное тыловое хозяйство пришлось перевозить автомашинами.

Немалые трудности пришлось преодолеть и командованию 4-й воздушной армии, лишь недавно закончившей бои в Восточной Померании. В короткий срок все ее соединения нужно было перебазировать более чем на 200 км ближе к Одеру. Но в новых районах было всего 11 аэродромов, а для армии требовалось около 50. Изыскательные группы проделали огромную работу. В какие-нибудь две недели они обследовали 55 тыс. кв. км территории, подобрали площадки и построили 36 аэродромов. Благодаря самоотверженной работе тыловиков все соединения 4-й воздушной армии передислоцировались на новое место до 16 апреля.

Для решающей схватки с врагом Ставка выделила четыре воздушные армии. 2-я (командующий С. А. Красовский, заместитель по политчасти С. Н. Ромазанов, начальник штаба А. С. Пронин) поддерживала действия 1-го Украинского фронта и имела 1956 боевых самолетов. 16-я (командующий С. И. Руденко, заместитель но политчасти А. С. Виноградов, начальник штаба П. И. Брайко) входила в состав 1-го Белорусского фронта и была самой мощной — располагала 3168 боевыми машинами. 4-я (командующий К. А. Вершинин, заместитель по политчасти Ф. Ф. Веров, начальник штаба Н. А. Алексеев) содействовала войскам 2-го Белорусского фронта и имела 1360 боевых самолетов. 18-я (командующий А. Е. Голованов, заместитель по политчасти Г. Г. Гурьянов, начальник штаба Н. В. Перминов) имела 800 тяжелых ночных бомбардировщиков. Эта армия действовала в основном в полосе наступления войск маршала Г. К. Жукова и подчинялась непосредственно мне. Кроме того, в оперативном подчинении командующего 16-й воздушной армией находились ВВС Войска Польского{216 боевых машин), которыми командовал генерал Ф. П. Полынин. Общая численность нашей авиагруппировки составляла 7500 боевых самолетов: 2267 бомбардировщиков ближнего и дальнего действия, 1709 штурмовиков, 3279 истребителей и 245 воздушных корректировщиков и разведчиков. Для усиления фронтовой авиации из резерва Верховного Главнокомандования было направлено 13 авиакорпусов и 13 отдельных авиадивизий, т. е. более половины всех боевых самолетов, имевшихся в трех воздушных армиях к началу Берлинской операции.

Средняя плотность авиации на один километр фронта, учитывая общую протяженность полосы наступления, была очень высокой - до 30 самолетов. На направлениях главных ударов она составляла свыше 100 боевых машин, а в районе наступления 5-й ударной и 8-й гвардейской армий 1-го Белорусского фронта достигала 170 самолетов (без учета 18-й воздушной армии).

Но само по себе число самолетов в воздушных армиях еще не гарантирует высокой интенсивности их боевых действий. Огромное значение имеет степень удаленности мест базирования авиации от линии фронта. Поэтому мы постарались максимально приблизить воздушные армии к месту будущих боев. С этой целью как можно ближе к фронту было восстановлено и построено 290 аэродромов67. Среднее удаление их от линии фронта по родам авиации составляло: для истребителей 15–40 км, штурмовиков 30–50 км, дневных бомбардировщиков 50–100 км и легких ночных ( «По-2») 25–60 км. Соединения 18-й воздушной армии базировались восточнее меридиана Познани.

Для бесперебойной работы авиации был создан надежный запас горючего, боекомплектов и других видов боевого довольствия. При самых интенсивных действиях этого запаса могло хватить на 10–12 суток, т. е. почти на все время операции.

Очень тщательно велась и непосредственная боевая подготовка авиасоединений. Особенно скрупулезно отрабатывались планы боевого применения авиации. В целом, как и в предшествовавших операциях, все частные задачи, поставленные авиации, сводились к одной — максимально и с наибольшей эффективностью содействовать наступающим сухопутным войскам. Поэтому я не стану перечислять их. Выделю лишь одну. Особое внимание в планах 2-й и 16-й воздушных армий было уделено обеспечению ввода в сражение танковых армий, отдельных танковых и механизированных корпусов и сопровождению их авиацией на всю глубину операции. Сопровождение это должно было быть непрерывным. Вызывалось оно общим замыслом операции и той огромной ролью, которая отводилась в ней подвижным соединениям, в первую очередь танковым армиям 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов.

1-я и 2-я гвардейские танковые армии, действовавшие в составе 1-го Белорусского фронта, после прорыва вражеской обороны под Зееловом должны были ворваться в Берлин с севера и северо-востока. 3-ю и 4-ю гвардейские танковые армии 1-го Украинского фронта предусматривалось в случае выхода их за Люббен повернуть тоже на столицу Германии. Короче, стальные лавины танковых армий двух фронтов при благоприятных обстоятельствах должны были объединить свои усилия, первыми ворваться в Берлин, окружить город и отсечь пути отхода на запад основным силам берлинской группировки противника. Для выполнения столь сложной задачи танковые армии нуждались в мощной и непрерывной поддержке с воздуха.

Сама идея такой поддержки была не новой. Впервые в крупном масштабе мы применили ее в Сталинградской операции. Впоследствии прямое взаимодействие авиации с танками и подвижными группами или соединениями совершенствовалось, становилось все более длительным по времени и протяженным в пространстве, т. е. строилось из расчета нанесения совместных ударов по противнику на все большую глубину проводимых операций. И все больше сил выделялось на поддержку и прикрытие танков. Например, во время нашего контрнаступления на Курской дуге летом 1943 г. и оперативном подчинении командования 1-й и 5-й гвардейских танковых армий находилось только по одной штурмовой и истребительной авиадивизии, которым на помощь иногда привлекались еще две — бомбардировочная и штурмовая. В Белорусской операции только 5-ю гвардейскую танковую армию в отдельные периоды поддерживали и прикрывали четыре авиакорпуса — бомбардировочный, штурмовой и два истребительных. В Берлинской же операции предусматривалось для этой цели привлекать до 75 процентов авиации 16-й и 2-й воздушных армий68.

Ясно, что успешное взаимодействие столь крупных танковых и авиационных сил было делом весьма нелегким, и, чтобы наладить но, танкистам и авиаторам пришлось скрупулезно поработать над совместными планами боевых действий. В них детально были показаны задачи этих родов войск по дням операции, порядок боевых действий и управления авиацией, средства и порядок обозначения переднего края рубежей, достигнутых танкистами, взаимоопознавания и целеуказания той и другой сторонам, способы передачи и приема разведывательных данных и обмена информацией об обстановке. Было также решено, что танкисты должны захватывать вражеские аэродромы и всячески содействовать сопровождавшим их авиасоединениям в перебазировании на эти аэродромы.

Больше прав, чем раньше, было дано командирам штурмовых авиасоединений. При действиях танковых армии в оперативной глубине обороны противника они могли сами вызывать «Ил-2», определять порядок их боевой работы, изменять им задачи и перенацеливать на другие объекты и участки. При общем жесткой централизации ВВС фронтон командованию штурмовых авиасоединений была предоставлена максимальная свобода действий.

Общий план применения ВВС трех фронтов состоял из планов воздушных армий. По характеру боевых действий и задач планы этих армий были идентичны. Однако в области планирования и организации работы авиации были свои особенности, вытекавшие из характера боевых действий сухопутных войск фронтов и условий, в которых фронтам приходилось наступать.

Поскольку главную полосу вражеской обороны предполагалось прорвать основной ударной группировкой 1-го Белорусского фронта в первый же день наступления, план боевых действий авиации 16-й воздушной армии был разработан только на одни сутки. 90 процентов всех сил ее предназначались для действий на направлении главного удара, наносимого с плацдарма на Одере, западнее Кюстрина. Две общевойсковые и две танковые армии должны были поддерживать семь корпусов и восемь отдельных авиадивизий, или 2453 самолета. Северную и южную вспомогательные группировки поддерживали с воздуха только по одной авиадивизии.

Так как фронт переходил в наступление в темное время суток, то авиационную подготовку было решено провести силами двух дивизий легких ночных бомбардировщиков. В течение получаса «По-2» должны были нанести удары по штабам и узлам связи в тактической зоне вражеской обороны. 2-й Белорусский фронт вступал в сражение четырьмя сутками позже, и поэтому часть его авиации привлекалась для содействия правофланговым войскам маршала Г. К. Жукова. До наступления рассвета авиационная поддержка наступающих войск возлагалась на 18-ю воздушную армию. Тяжелые ночные бомбардировщики должны были нанести массированные удары по основным опорным пунктам второй полосы немецкой обороны.

В светлое время приступала к боевой работе фронтовая авиация. Действия ее в зависимости от размеров успеха наступающих войск планировались по трем вариантам. В первом случае (войска выходят ко второй полосе обороны противника) авиация массированно обрабатывает объекты врага, расположенные в основном на этом рубеже, и своими ударами помогает пехоте быстрее одолеть его. Если темп продвижения войск окажется невысоким, авиация перенацеливается для действий по первой полосе. Наконец, при темпах наступления выше запланированных и завершении прорыва зоны тактической обороны до наступления рассвета соединения 16-й воздушной армии наносят массированные удары по более глубинным объектам.

В целях более оперативного управления авиацией, главным образом бомбардировочной, был создан вспомогательный пункт управления (ВПУ). который находился на направлении главного удара в 6 км от переднего края.

В организации управления боевой работой авиации 16-й воздушной армии имелось и новшество — централизованная радиолокационная система, состоявшая из армейского и двух корпусных узлов наведения. Корпусные узлы с помощью радиолокаторов наблюдали за общей воздушной обстановкой, наводили на вражеские самолеты наших истребителей, оповещали командование армии, зенитную артиллерию и наземные войска о подходе фашистской авиации. Армейский узел руководил работой корпусных.

В первый день операции летчики 16-й воздушной армии должны Пыли совершить 8126 самолето-вылетов, половина из которых приходилась на долю истребительной авиации.

План боевых действий 2-й воздушной армии был составлен на нею операцию. Особенно подробно была распланирована работа авиасоединений на первый день наступления. В течение 16 апреля намечалось нанести по противнику четыре массированных удара. Для первого (6.40–8.20) выделялось 800 самолетов, для второго (10.40–12.00) — 570, для третьего (16.00–16.40)-420 и для четвертого (19.30–20.30) — 370. В промежутках между этими ударами должны были действовать небольшие группы самолетов всех родов авиации, всего 1240 машин. Всего в первый день намечалось совершить 4640 самолето-вылетов. В резерв командующего 2-й воздушной армией выделялось 1250 самолето-вылетов.

В организации боевых действий 4-й воздушной армии тоже имелись свои особенности. Вся артиллерия 2-го Белорусского фронта находилась на восточном берегу Одера и не могла эффективно поражать своим огнем оборону противника. Поэтому подавление и уничтожение вражеских объектов, расположенных в глубине немецкой обороны, возложили на авиацию, в основном штурмовую, так как бомбардировочная группа ее была недостаточно многочисленной и мощной. А поскольку погода была неустойчивой, очень переменчивой, то во избежание всяких заминок боевая работа штурмовых авиасоединений была рассчитана по трем вариантам. В благоприятных для полетов метеорологических условиях штурмовики должны были действовать в составах эскадрилий и полков, в случае ухудшения погоды — группами в четыре — шесть самолетов, а при совсем плохой погоде — парами и отдельными экипажами, причем без истребительного прикрытия.

Соединения 4-й воздушной армии в первый день наступления должны были совершить более 4 тыс. самолето-вылетов.

Основополагающим принципом боевых действий воздушных армии, как и в прежних стратегических операциях, было авиационное наступление, т. е. сосредоточенно-массированное и непрерывное воздействие на противника с воздуха в течение всего периода сражения и на всю глубину его.

Наиболее мощной авиагруппировкой располагал 1-й Белорусский фронт, войска которого действовали на наикратчайшей прямой к Берлину.

Особенно мощной была ударная (бомбардировочная) группа — более 1600 машин, почти половину которых составляли тяжелые ночные бомбардировщики 18-й воздушной армии. Наконец, готовя эту авиагруппировку к решающему сражению, мы учли и то, что ей предстоит действовать не только во всей 80-километровой по глубине обороне противника, но и значительной частью своих сил помогать наземным войскам в боях непосредственно в самом Берлине. А из опыта только что отгремевшей битвы за Кенигсберг было известно, какая требуется согласованность во взаимодействии авиации с пехотой и танками в боях на улицах большого, отлично приспособленного к обороне города и какова должна быть точность ударов с воздуха. Берлин же был подготовлен к обороне еще тщательнее и сильнее, чем Кенигсберг. Изучая по фотопланшетам и другим разведывательным данным систему уличной обороны Берлина, мы пришли к выводу, что для успешного содействия нашим войскам в боях в таком огромном городе уже одной штурмовой авиации недостаточно, и решили привлечь еще и бомбардировочную. Для этого специально для ударов по точечным целям выделили и подготовили несколько полков пикирующих бомбардировщиков. А что могли противопоставить нам в воздухе гитлеровцы? Наше командование знало, что возможности противника уже невелики. К тому времени в составе фашистских ВВС, по нашим данным, было немногим более 5 тыс. боевых самолетов, причем около трети их находилось в ремонте и на складах. Германская авиапромышленность уже давно не только не создавала резерва, но и не восполняла потерь в боевой технике, понесенных ВВС вермахта. Еще хуже обстояли дела у немцев с летным составом. Особенно остро ощущалась противником нехватка опытных кадров, хотя общее число летчиков, штурманов, стрелков-радистов и бортмехаников даже к исходу войны не было критическим. Но подготовка и боевой опыт их оставляли желать много лучшего.

Военно-воздушная доктрина гитлеровцев, строившаяся на авантюрных расчетах ведения войны молниеносными методами, и их авиапромышленность не выдержали испытаний затяжной гигантской битвы. После битвы на Курской дуге это уже не просто чувствовалось, а было твердо известно. Сражение в Белоруссии доконало фашистскую авиацию. В 1944 г. немцы были вынуждены расформировать несколько бомбардировочных эскадр69, летный состав которых был направлен переучиваться на истребителей. Тогда же были расформированы некоторые авиационные школы и тыловые обслуживающие части; их технику передали боевым соединениям, а рядовой и унтер-офицерский состав направили на фронт в войска СС70.

Но нам было также известно, что немецко-фашистское командование сделает все, чтобы создать под Берлином сильную авиагруппировку, не остановится и перед тем,, чтобы снять наиболее боеспособные авиачасти с западного театра военных действий. Так оно и произошло. В конце 1944 г. гитлеровцы в связи с сокращением территории военных действий, нехваткой техники и опытного летного состава ликвидировали три воздушных флота, создав вместо них оперативные авиагруппы. Был создай воздушный флот «Митте», в который вошли и части ПВО страны. Потом этот флот был переименован в «Райх», основу которого составила авиация ПВО берлинской зоны71.

В авиационную группировку, поддерживавшую группу армий «Висла» и частично «Центр», вошли соединения 6-го воздушного флота и воздушного флота «Райх». Всего в ней насчитывалось около 3,3 тыс. боевых самолетов, более 70 процентов которых составляли истребители. На истребителей гитлеровцы делали основную ставку в сражении под Берлином и потому послали в эти флоты всех сколько-нибудь опытных пилотов. Помимо этого, противник имел под Берлином около 120 реактивных истребителей «Ме-202», самолеты-снаряды системы «Мистель» и управляемые авиабомбы72.

О реактивной авиационной технике Германии нам стало известно еще весной 1944 г. Мы получили сведения, что в числе опытных самолетов, находившихся в различных стадиях производства, имеются и реактивные. Уже тогда гитлеровцы форсировали выпуск нескольких машин с реактивными двигателями. Это были «Ме-262», «Ме-103», «Арадо-234», «Хе-219» и «Хе-280»73. Но только истребители «Ме-262» и «Хе-280» были близки к запуску в серийное производство74. Однако, по единодушному мнению наших специалистов, эта техника существенной опасности не представляла. Даже лучшие из реактивных самолетов, «Ме-262» и «Хе-280», были очень сложны в управлении, слишком тяжелы для своего класса машин, маломаневренны и по продолжительности полета много уступали винтомоторным истребителям. Тогда же нам стало известно о радиоуправляемых бомбах «Хш-293» и «ФХ»75.

В конце 1944 г. поступили сведения о дислоцировавшейся в районе Штеттина второй группе 40-й бомбардировочной эскадры, вооруженной 50 «Хе-177». Они были оборудованы для сбрасывания управляемой бомбы «Хш-293»76. Группа находилась в оперативном резерве и предназначалась для действий по кораблям. Но и эта техника была далеко не совершенной, к тому же прямого отношения к битве за воздух она не имела, самой авиации не угрожала, и мы, авиаторы, признаться, ею не очень-то интересовались.

С самолетами-снарядами мы сталкивались еще до Берлинской операции. Это была гибридная неуклюжая конструкция, по существу в техническом плане не представлявшая собой новшества. И возникла она не от хорошей жизни. Гитлеровцы, сделав под Берлином ставку в борьбе за воздух на истребителей, максимально сократили бомбардировочную авиацию, а чтобы машины не пропадали даром, стали начинять их взрывчаткой. На фюзеляже самолета-снаряда укреплялся истребитель, пилот которого и управлял этой системой. Над целью летчик отделял бомбардировщика, тот входил в пикирование и взрывался на земле.

Высокой эффективностью это оружие не отличалось, несмотря на мощность своего заряда, — оно было очень громоздким, маломаневренным, и наши летчики легко перехватывали его и сбивали. Беспокоило нас не само существование у противника этой системы, а возможность ее массового применения. Но вскоре опасения наши отпали. Оказалось, что у гитлеровцев совсем немного самолетов-снарядов.

О появлении на фронте «Ме-262» я узнал, кажется, в конце Висло-Одерской операции от полковника П. Ф. Чупикова, командира особого истребительного полка, находившегося непосредственно в моем подчинении. В этот полк, созданный летом 1942 г., брали только первоклассных летчиков. Многие из них впоследствии стали Героями Советского Союза. В этом полку до конца войны служил трижды Герой Советского Союза И. Кожедуб. Полк асов я всегда при выездах на фронт брал с собой, и его вскоре стали называть просто «маршальским». Так вот, однажды Павел Федорович доложил мне о появлении нового немецкого истребителя, обладавшего огромной для того времени скоростью. Чупиков погнался за ним, но быстро отстал. По описанию, составленному полковником, мы поняли, что имеем дело с реактивным самолетом. Я приказал во что бы то ни стало сбить его, но все попытки уничтожить «Ме-262» кончались безрезультатно. Пилоты, летавшие на этих машинах, не принимали боя и быстро скрывались.

Перед началом сражения за Берлин о «Ме-262»были предупреждены командиры всех истребительных полков. За ним повсеместно началась охота. Чупиков несколько раз встречал реактивного «мессера», но догнать его не смог. Сбили «Ме-262» летчики из 2-й воздушной армии в тот момент, когда он пытался атаковать группу наших штурмовиков. Случилось это уже на исходе Берлинской операции.

Несмотря на то, что у нас было значительно больше боевых самолетов, чем у противника, авиационная группировка его все же представляла грозную силу. К тому же в районе Берлина немцы имели хорошо развитую и оснащенную систему радиолокационных постов, а густая сеть стационарных аэродромов обеспечивала вражеской авиации гибкий и широкий маневр ар всему фронту. Войска противника прикрывали около 200 зенитных батарей, а непосредственно для обороны Берлина было сосредоточено 600 зенитных орудий77. Правда, орудия эти предназначались для борьбы с танками и пехотой, но их можно было использовать и против самолетов.

Недооценка мощи авиационных и зенитных средств гитлеровцев грозила обернуться для нас большими неприятностями. А возможность такой недооценки не исключалась. Близкий конец войны и наше общее огромное превосходство над врагом невольно рождали в войсках всегда опасное на войне чувство самоуспокоенности. С такими настроениями у летчиков, в основном молодых, мне не раз приходилось сталкиваться в последний год войны. Поэтому я перед каждой операцией настойчиво требовал от командования воздушных армий держать под постоянным и неослабным контролем летчиков, готовить людей к боям так, чтобы они не ждали легких побед в воздухе, не расслаблялись внутренне, а сражались бы с противником в любой, даже самой выгодной ситуации с полной самоотдачей сил. Так поступил и в этот раз, причем побеседовал на эту тему не только с командованием воздушных армий, но и с командирами авиасоединений, в которых успел побывать.

Большую плодотворную работу накануне и в ходе операции проделали и политработники воздушных армий. Их труд обычно не поддается точному учету, его не выразишь числом уничтоженных вражеских солдат и офицеров и боевой техники противника. Но вклад их в каждую нашу победу велик. Говорят: слово — это дело. А умное, идущее от сердца слово коммуниста — это то же самое боевое оружие. Оно готовит человека к боям и ведет его через все сражение, прибавляя ему сил и вдохновляя его на подвиги. Не потому, конечно, что оно сказано тем или иным конкретным политработником, а потому, что это слово Коммунистической партии, слово, в котором концентрируется вся светлая неодолимая и благородная сила наших идей, наших целей. И потому в каждом уничтоженном враге, подбитом танке или захваченном безымянном пригорке есть и доля труда человека, скромно именуемого политработником.

Когда наш воин, идя в бой, просит считать его коммунистом, это означает, что он будет бить врага еще сильнее, не щадя живота своего, и этим самым он выражает мысли я чувства всех своих товарищей по оружию. Примеров тому масса. И я сам, не только как военачальник, но, прежде всего, как коммунист, не раз в войну обращался с таким словом к летчикам, и результат всегда оказывался великолепным — люди часто шли через невозможное и побеждали.

В делах и заботах быстро промелькнули шесть суток.

И вот долгожданный момент. Когда я прибыл на наблюдательный пункт 8-й гвардейской армии, там уже находились Г. К. Жуков, член Военного совета 1-го Белорусского фронта К. Ф. Телегин и командование этой армии во главе с В. И. Чуйковым. Последняя проверка боевой готовности войск к наступлению уже кончилась, и все молча ждали, когда часы отсчитают последние минуты, оставшиеся до начала решающей битвы. Но, собственно, она уже началась. Легкие ночные бомбардировщики 4-й воздушной армии в течение ночи обрабатывали вражеские позиции.

Последние секунды. Ровно в 3 часа ночи (по местному времени) началась артподготовка. Тысячи орудий и минометов буквально потрясли воздух. От вспышек стало светло, как днем. И почти одновременно в воздухе загудели моторы. Более 100 самолетов 16-й воздушной армии шли бомбить штабы и узлы связи на первой и второй полосах обороны противника78.

Тридцать минут неумолчно громыхали в стороне врага взрывы снарядов, мин и бомб.

За несколько минут до конца мощной артподготовки в полосе наступления главной ударной группировки фронта одновременно были включены 143 зенитных прожектора. Они обрушили на передовые позиции противника океан слепящего света. Артиллеристы перенесли огонь в глубь вражеской обороны, в атаку устремились пехота и танки. Гитлеровцы оказались настолько ошеломленными ночным ударом, что первые два километра советские войска продвигались, не встречая почти никакого сопротивления.

В это же время 745 тяжелых ночных бомбардировщиков нанесли массированный удар по основным опорным пунктам второй оборонительной полосы — Лечину, Лангзову, Вербигу, Зеелову, Фридерс-дорфу и Дольгелину. Более 40 минут длился этот налет. Самолеты шли волна за волной. Каждую минуту на вражеские позиции обрушивали свой смертоносный груз 18 машин. Всего было сброшено 884 тонны бомб. Средняя плотность бомбового удара в районе целей составила 50 тонн на 1 кв. км79.

Организация массированного налета тяжелых бомбардировщиков 18-й воздушной армии была разработана до малейших деталей. Сперва шли разведчики погоды, за ними эшелон обеспечения (группы наведения и освещения целей), потом колонны ударного эшелона и, наконец, экипажи, контролировавшие боевые действия бомбардировщиков и фиксировавшие результаты их ударов. Чтобы дезорганизовать работу вражеских радиолокационных постов, над

линией фронта и в районе целей сбрасывались станиолевые ленты. Они создавали помехи и затрудняли попеки ударных групп бомбардировщиков.

Все это время я находился на наблюдательном пункте генерала Чуйкова, откуда хорошо просматривались долина Одера и Зееловские высоты. Над долиной и высотами бушевало море огня. Гул артиллерийской канонады и бомбовых разрывов, перемешанный с трескотней пулеметов и автоматов, раскатывался по всему Одеру.

«Вот оно, началось!» — невольно думалось в те минуты каждому.

А какой подъем царил в войсках! Ведь до Берлина по прямой было чуть более 60 км. Почти четыре долгих, как века, года шли мы сюда. Шли по разоренной родной земле, среди дымящихся руин и страшных следов фашистских преступлений. Шли, бросаясь в воздушные и огненные тараны, закрывая грудью амбразуры вражеских дотов, взрывая себя гранатами под гусеницами гитлеровских танков. Шли партизанскими тропами. И дошли!

И натиск советских воинов был так стремителен и горяч, что уже к рассвету они прорвали первую полосу обороны и начали атаку второй.

С наступлением рассвета вступила в сражение 16-я воздушная армия. Но утренний туман помешал массированным действиям с воздуха. До полудня многие аэродромы были закрыты туманом, видимость не превышала 1 км. Поэтому в первые три часа действовали только штурмовики, да и они вынуждены были летать небольшими группами. Пикирующие бомбардировщики начали наносить удары по врагу лишь после 8 часов утра. Пыль и дым, поднявшиеся над полем битвы, тоже осложняли работу летчиков — уменьшали видимость и мешали ориентироваться в наземной обстановке. И все же авиаторы использовали малейшую возможность для нанесения ударов по врагу.

Гитлеровцы сражались упорно и с небывалым ожесточением. Так, передовые части 80-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии подверглись сильному артобстрелу. Пехота залегла, а танки поддержки ушли в укрытия. Воздушная разведка установила, что противник ведет огонь из района Дидерсдорфа. Авиационный представитель при корпусе немедленно вызвал штурмовиков 198-й авиадивизии. Первой подоспела на помощь войскам девятка «Ил-2» под командованием капитана Сорокина. Она с ходу атаковала позиции немецких артиллеристов. Вскоре подошли другие группы штурмовиков. Они завершили разгром вражеской артиллерии, и пехота снова двинулась вперед80.

Но чем ближе советские войска подходили к Зееловским высотам, тем сильнее становилось сопротивление фашистов. Высоты эти господствуют над всей окружающей местностью. Гитлеровцы сосредоточили здесь наибольшее количество войск и боевых средств. На этом рубеже противник рассчитывал остановить ударную группировку фронта, что ему и удалось во второй половине дня. Прикрываясь высотами, немцы стали подтягивать в район боев резервы и укреплять свою оборону.

В своих воспоминаниях Г. К. Жуков пишет, что после полудня ему стало ясно: в том боевом построении, в котором его войска начали атаку, им в первый день наступления оборону на Зееловских высотах не прорвать. При подготовке операции командование 1-го Белорусского фронта недооценило характер местности в полосе главного удара, очень открытой и простреливаемой насквозь, и недоучло, насколько глубоко противник зарылся в землю, особенно на западных скатах, скрытых от нашего наблюдения, что и позволило ему уберечь живую силу и технику от ударов нашей артиллерии и авиации. Артиллеристы часто вели огонь по площадям81. От себя добавлю, что и ночная бомбежка тяжелыми самолетами 18-й воздушной армии в основном тоже велась по площадям и районам целей и, естественно, не могла быть столь результативной, как нам хотелось.

Вот тогда-то, убедившись, что оборона на Зееловских высотах в основном уцелела, Жуков и решил для усиления удара общевойсковых армий ввести в сражение танковые. Сделал он это вопреки первоначальным указаниям Ставки, но с согласия Сталина. И в третьем часу дня двинулись в атаку подразделения первого эшелона 1-й гвардейской танковой армии. Несколько позже Жуков вновь разговаривал по телефону со Сталиным и доложил, что прорвет он главный рубеж вражеской обороны только к исходу завтрашнего дня. Однако этот срок оказался нереальным.

Не берусь категорически судить о правильности этого решения. Но, наверно, в ситуации, сложившейся тогда в полосе действий главной ударной группировки фронта, это был единственный выход. Иначе наше наступление просто захлебнулось бы. Правда, общевойсковые армии, поддержанные танками М. Е. Катукова и С. И. Богданова, овладели Зееловскими высотами лишь к утру 18 апреля, т. е. с опозданием почти на двое суток, но это уже деталь. В конечном счете удар танковых масс свою роль сыграл — наступление не захлебнулось, как могло бы случиться.

Беспокойство за результат действий в полосе главного удара к полудню передалось и нам, авиаторам. У нас было достаточно техники для мощных ударов по вражеской обороне, но неблагоприятные метеорологические условия не позволяли в первой половине дня массированно применять авиацию. Не соблюдался и график запланированных самолето-вылетов — с 9 часов утра они резко пошли на убыль. Интенсивность боевой работы авиации с 9 до 12 часов дня уменьшилась вдвое, т. е. в воздухе в течение каждого часа находилось все меньше боевых самолетов. Лишь после полудня, когда погода улучшилась, интенсивность действий фронтовой авиации стала возрастать. В 15 часов в воздухе находилось уже 647 штурмовиков, пикирующих бомбардировщиков и истребителей. В это время и вошли в сражение танковые армии. Они нуждались в сильной авиационной поддержке, и мы сделали все возможное, чтобы надежно прикрыть их с воздуха и ослабить огонь по ним вражеской артиллерии.

В этот же период очень активно стала действовать вражеская авиация. Группами по 20–40 машин она пыталась прорваться к боевым порядкам наших войск. Начались воздушные бои, которые не прекращались дотемна. Однако, хотя гитлеровские летчики доставили нам немало хлопот, существенно повлиять на ход основных событий они не смогли. Наши истребители действовали решительно но всему фронту, над полем боя и на подступах к нему. Причем сражения в небе в большинстве случаев проходили над территорией противника. Фашистская авиация редко прорывалась в районы боевых действий советских войск. Основную массу ее мы перехватывали на подступах к передовой. Этому во многом способствовала отличная работа радиолокационных станций, которые своевременно обнаруживали вражескую авиацию. А благодаря армейскому узлу, следившему за общефронтовой обстановкой в воздухе, мы поспевали гибко и своевременно маневрировать истребительной авиацией, быстро усиливать ее на наиболее угрожаемых участках.

Основные усилия авиации в этот, как и в последующие дни, согласно общему плану операции, были направлены на поддержку поиск непосредственно на поле боя, главным образом на подавление обороны на Зееловских высотах. Для уничтожения объектов и живой силы противника было совершено две трети всех самолето-вылетов фронтовой и ночной авиации. Всего в первый день наступления было произведено 6550 самолето-вылетов, причем 2700 из них — штурмовиками и пикирующими бомбардировщиками. Это было на полторы тысячи с лишним меньше, чем запланировано. И все же авиационная поддержка была достаточно сильной, хотя и не в такой мере, как требовалось для стремительного прорыва такой мощной обороны, которую создал противник на Зееловских высотах. Впрочем, как показали дальнейшие события, и при большей интенсивности боевых действий авиации мы не смогли бы в одни сутки разгромить гитлеровцев на их главном оборонительном рубеже.

На 1-м Украинском фронте наступление развивалось успешно. К исходу дня войска маршала И. С. Конева при мощной поддержке авиации довольно быстро прорвали первую полосу вражеской обороны и начали сражение за вторую. Не помогло немцам даже такое серьезное препятствие на пути наших войск, как река Нейсе. К 10 часам утра она была форсирована по всему фронту наступления. Этот явный успех давал основания предполагать, что на направлении главного удара противник не имеет сил для серьезного сопротивления.

Действия 2-й воздушной армии начались с небольшим опозданием, и первый из четырех массированных ударов был нанесен нами в самом начале восьмого часа. 418 бомбардировщиков и штурмовиков под прикрытием 250 истребителей более двух часов подряд громили основные опорные пункты и огневые точки на первой оборонительной полосе противника. Особенно эффективным был налет на Форст. Разрушения, причиненные этому сильнейшему опорному пункту, оказались настолько большими и многочисленными, а моральное состояние гитлеровских войск столь подавленным, что наша пехота почти без боя ворвалась на южную окраину Форста. О силе авиационного удара по Форсту свидетельствуют цифры — на южной его окраине было обнаружено свыше 400 воронок от бомб, находившихся друг от друга в 10–15 м.

Летчики генерала С. А. Красовского были достойны самой высокой похвалы. В первую очередь мне хочется отметить боевую работу частей и подразделений 1-го и 2-го гвардейских штурмовых авиакорпусов. Это они, когда фашисты прижали огнем артиллерии нашу пехоту к земле, своими мощными ударами заставили замолчать вражеские орудия в районах Форста, Гросс-Цшаксдорфа, Койне, Кебельна, Емлитца и Мускау. Советская пехота снова поднялась в атаку и быстро овладела этими сильными узлами обороны на первой полосе.

Великолепно работали в этот день и истребители. Перед форсированием Нейсе они полностью очистили небо от вражеской авиации, а потом решительно и быстро пресекали попытки гитлеровцев прорваться к нашим переправам с воздуха.

После полудня, когда я уже находился на КП 16-й воздушной армии в Людвигсру, из штаба Красовского передали, что штурмовые авиасоединения почти полностью прекратили боевую работу. Я встревожился, подумал даже, не результат ли это большой активности истребителей противника и не ошиблись ли мы в оценке сил вражеской авиагруппировки, противостоявшей нашей 2-й воздушной армии. Но причина прекращения полетов «Ил-2» оказалась весьма обыденной. От артиллерийских обстрелов и непрерывных бомбежек в полосе наступления ударной группировки фронта все было в дыму и пожарах. Задымленность была такой, что даже с бреющего полета цели атак почти не просматривались, а так как штурмовики часто действовали очень близко от линии наступающих войск, то велика была возможность поражения и своих.

Я сказал, что в таком случае надо перенести удары в глубину вражеской обороны. Мне ответили, что командование воздушной армии так и поступает: «Пе-2» громят войска и резервы гитлеровцев на третьей полосе, и уже заканчиваются приготовления для нанесения третьего массированного удара по основным опорным узлам в районах Котбуса и Шпремберга, где воздушная разведка обнаружила сосредоточение крупных сил фашистов.

Дела у маршала Конева шли хорошо. 2-я воздушная армия, умело использовавшая солидный резерв самолето-вылетов, последовательно решала одну задачу за другой, удары ее не ослабевали, и я занялся делами 16-й. Пора было подумать о плане ее боевых действий на следующий день.

Ныне применение авиагруппировки 1-го Белорусского фронта может показаться далеко не безупречным. В самом деле, боевой план 16-й воздушной армии, являвшейся костяком авиагруппировки (вместе с ВВС Войска Польского она имела 3384 боевых самолета из 4184), был составлен только на первый день наступления и существенно в своей сути отличался от планов остальных воздушных армий; более 90 процентов ее сил выделялось для прямой поддержки войск непосредственно на поле боя. Именно для прямой поддержки и именно на поле боя, а не вообще на направлениях главных ударов, что давно стало для нас аксиомой. Для решения других задач, как, например, борьба с оперативными резервами противника, удары по его коммуникациям, 16-я воздушная армия в первый день операции не привлекалась, да и в последующие двое суток расходовала на это не очень много средств, а ее командование не имело даже резерва. Все шло в бой на линии фронта.

Казалось бы — ошибка. В случае неосуществления быстрого прорыва тактической обороны противника у Зееловских высот неизбежны были серьезные осложнения в действиях и на земле, и в воздухе. В дальнейшем и погода могла сильно мешать авиации, что и было; и противник, воспользовавшись предоставленной ему возможностью беспрепятственно перебрасывать на передовую резервы из окрестностей Берлина и с других участков фронта, мог быстро усилить свою оборону, что отчасти тоже было. И все же никакой ошибки, даже намека на нее не было. Исходя из общего замысла операции, мы преднамеренно ограничили действия фронтовой авиации зоной тактической обороны врага и почти все наши силы нацелили на оказание максимальной помощи войскам непосредственно на поле боя. Для Этой же цели привлекли даже значительную часть истребительной авиации, используя ее в роли штурмовой.

Как можно было быстрее всего вырваться к столице Германии? Только на прямой Кюстрин — Берлин. А здесь на нашем пути стеной стояла мощнейшая глубокоэшелонированная оборона, построенная к тому же на естественных очень выгодных рубежах. Пробить ее в стремительном темпе можно было только максимальным сосредоточением сил всех родов войск на Одерском рубеже, этом действительно стратегическом предполье Берлина, и в первую очередь против Зееловских высот — замка этого предполья. Трудно? Даже очень, и при более длительном сроке прорыва такой обороны, и с нашими, поистине огромными силами. Но в той обстановке это было единственно верное и радикальное решение. Здесь был гордиев узел всей оборонительной системы Берлина. А чтобы наш удар по нему оказался решающим и для врага смертельным, следовало вложить в него все, что мы имели, буквально задавить противника всей мощью войск и боевой техники непосредственно на передовой, ошеломить и прижать его к земле всеми средствами сухопутными и воздушными, прорваться за Зееловские высоты, а там уже действовать обычным порядком. Поэтому авиации и отвели роль никогда раньше не встречавшегося в полевых условиях своеобразного воздушного огневого пресса непосредственно на линии фронта. (Во время штурма Кенигсберга мы применили похожий метод, только в условиях города и когда исход сражения уже не вызывал сомнения.) К чести командования 16-й воздушной армии, оно схватило самую суть операции и сделало все, чтобы, несмотря на непогоду, подчас очень затруднявшую массирование авиации, действовать с наземными войсками в одном ключе, на одном локте.

Началась операция удачно. Но к полудню возникли осложнения, уже известные читателю. Короче, намечавшийся прорыв тактической обороны в первые сутки наступления не состоялся. Все это в последние годы дало основание критиковать, подчас весьма безапелляционно, решения и действия командования 1-го Белорусского фронта.

Критика, конечно, — то горючее, без которого немыслимы поиски истины и лучших решений. Но применительно к данному случаю такая критика несостоятельна, ибо в основе своей неисторична, т, е. пренебрегает тем, что и как было в действительности. Большинство критикующих сознательно или нет, но абстрагируется от конкретной действительности, осмысливает минувшее как бы вне времени и пространства, без учета множества обстоятельств и веяний того периода. Это и есть осмысление прошлого с позиций некой критической стерильности, вариации по принципу: если бы да кабы.

Конечно, замысел операции 1-го Белорусского фронта не безупречен. Можно было подобрать и другие ключи к Зееловским высотам, о чем, кстати, написал в своих воспоминаниях Г. К. Жуков. Но на войне нет ничего безупречного в принципе, ибо безупречность в решениях и действиях одной стороны — это промахи в решениях и действиях другой. Безупречность может быть лишь в частностях, да и то относительная. И вообще применительно к войне так ставить и решать вопросы нельзя.

В апреле 1945 г. обстановка сложилась так, что для нас главным и определяющим было не то, как именно брать Берлин, а то, что брать его следовало не мешкая, как можно быстрее. Тому были весомые причины не только чисто военного, но и внешнеполитического порядка, ныне известные всем. Давление этих последних обстоятельств я испытал на себе и когда улетал на фронт в феврале 1945 г. для координации работы авиации в Восточно-Прусской операции, и накануне штурма Кенигсберга. Когда я улетал на фронт, И. В. Сталин велел передать маршалу А. М. Василевскому, чтобы мы быстрее кончали с противником в Восточной Пруссии. О том же напомнил он Александру Михайловичу и в известном уже читателю разговоре по телефону 3 апреля, требуя быстрейшего овладения Кенигсбергом — последним мощным оплотом гитлеровцев в Восточной Пруссии, который приковывал к себе очень значительные сухопутные и авиационные силы, необходимые нам на берлинском направлении.

В той обстановке мощный кинжальный удар через Зееловские высоты, несмотря на все трудности его выполнения, был наиболее разящим, а следовательно, и быстрее достигающим цели. Ведь все происходит не только в пространстве, но и во времени. А время не резина — его не растянешь, оно конкретно и диктует свое. Вот почему я как командующий ВВС со спокойной совестью без единой поправки принял план боевой работы авиагруппировки фронта, хотя, разумеется, предвидел те осложнения, которые могли возникнуть в случае заминки с прорывом тактической обороны противника под Зееловом. Но в реальность общего плана фронтовой операции я верил непоколебимо, и потому заминки и осложнения меня не пугали. У нас было достаточно сил, чтобы справиться с заминками и одолеть осложнения, а искусство наших штабов и начальников всех родов войск и боевое мастерство советских воинов были на высочайшем уровне. И мы, авиаторы, как и общевойсковики, с некоторыми поправками все трое суток, пока не отбросили гитлеровцев к внешнему оборонительному обводу Берлина, последовательно и до конца проводили свой план — давили на противника всей своей авиационной мощью непосредственно на поле боя. И в конце концов задавили его намертво.

Конечно, ныне, оглядываясь через четверть века на минувшее, яснее видишь свои действия. И боевую работу авиации можно было построить лучше. Например, используя опыт по прорыву финской обороны на Карельском перешейке в июне 1944 г., можно было бы за сутки или двое до начала операции несколькими массированно-сосредоточенными ударами дневных и тяжелых ночных бомбардировщиков основательно обработать Зееловские высоты и тем самым значительно подорвать обороноспособность противника на этом рубеже. Возможно, тогда мы прорвали бы его в намеченный срок и без ввода в сражение раньше времени танковых армий, и потерь лишних избежали бы. Но все это просто, когда все позади, все ясно и тебя не одолевает масса больших и малых забот и сомнений. Лучшее всегда есть, Но лучшее, говорят, и неспроста, враг хорошего. Хорошее потому и хорошее, что оно ко времени, к сроку, к обстановке и к месту. А на лучшее надо время, которого на войне как раз чаще всего и не хватает.

Наконец, когда слышишь подобные разговоры, то невольно вспоминаешь Клаузевица с его теорией ведения войны в некоем идеализированном пространстве. Нет такой войны, не было и не будет. Война всегда конкретна, привязана к определенному месту, времени, обстановке, подвержена влиянию тысяч конкретных обстоятельств, а следовательно, подвержены влиянию этих обстоятельств и участники ее. И потому отшумевшая в апреле 1945 г. битва у Зееловских высот в целом — великолепнейший пример решения сложных стратегических задач применительно ко времени и обстановке.

Вечером поступило сообщение от воздушной разведки: летчики обнаружили переброску вражеских войск и артиллерии из-под Берлина к линии фронта. Маршруты колонн проходили через Буков, Хайнерсдорф, Мюнхеберг и Фюрстенвальде. У меня мелькнула мысль: хорошо бы ударить по противнику пикирующими бомбардировщиками. План — планом, а война — войной. События настойчиво требовали хоть с опозданием, но начать борьбу с оперативными резервами противника. Однако, глянув в окно, я отказался от такой соблазнительной мысли. На землю ужо плотно легли сумерки. Для ударов по вражеским резервам можно было использовать только тяжелые ночные бомбардировщики. Однако расчеты на них, как показывал опыт, не всегда оправдывались. Одно дело — бомбить ночью крупные объекты, совсем иное — подвижные цели82.

Но ничего иного не оставалось, как поднимать в воздух тяжелые машины 18-й армии. Я позвонил Г. К, Жукову, доложил о данных воздушной разведки и попросил использовать для ударов по резервам врага армию А. Е. Голованова.

— А кто будет бомбить Зееловские высоты? — спросил командующий. — И так немцев не выбьешь оттуда.

Я ответил, что резервы как раз движутся к Зееловским высотам и что без ударов с воздуха по резервам врага еще труднее будет прорывать оборону противника на главной полосе; возможно, для этой цели придется привлечь часть сил и фронтовой авиации.

— У нас мощная группа пикирующих бомбардировщиков — два корпуса и четыре отдельные дивизии, и надо ее использовать интенсивнее, хотя бы в периоды плохой погоды. В глубине «пешкам» больше простора и действовать легче.

— Посмотрим, — ответил Жуков, — а ночников пускайте, только не всех. Все равно ведь будут бить по площадям. Остальных на цельте на высоты.

Как только совсем стемнело, «Ил-4» поднялись в воздух. Своими ударами по узлам дорог и опорным пунктам, через которые шли вражеские войска, они в какой-то мере дезорганизовали их движение и помешали быстрому сосредоточению в районах боевых действий. Часть сил 18-й воздушной армии бомбила опорные узлы на главной оборонительной полосе.

Всего в ночь на 17 апреля соединения наших тяжелых ночных бомбардировщиков совершили 759 самолето-вылетов и сбросили 931 тонну бомб.

Уже совсем ночью поступили сведения об итогах воздушных схваток. За день летчики 16-й воздушной армии провели 151 воздушный бой и сбили 131 вражеский самолёт. Мы потеряли 87 самолетов, в основном от огня зенитной артиллерии.

На 1-м Украинском фронте фашистская авиация проявляла меньшую активность. Там нам противостояла более слабая авиагруппировка. И все же в небе в полосе главного удара войск маршала И. С. Конева часто бывало весьма жарко. Здесь в 33 воздушных боях наши летчики уничтожили 40 фашистских самолетов.

Такое число воздушных схваток даже в масштабах Берлинской операции никак не сочтешь малым. И в последующие несколько дней активность гитлеровцев в воздухе была довольно высокой. Правда, это противнику дорого стоило. Но и мы несли потери, и в первую неделю нашим истребителям приходилось работать весьма напряженно, особенно на 1-м Белорусском фронте. Все это впоследствии дало основание утверждать, что сравнительно высокая сопротивляемость гитлеровцев в воздухе в первые дни операции была в определенной мере следствием отказа от активной систематической борьбы с вражеской авиацией на земле и что, отказавшись от нее, мы совершили серьезную ошибку. Действительно, удары по вражеским аэродромам применялись редко и, по существу, как самостоятельный вид боевых действий, если не считать намечавшегося нанесения ударов небольшими силами 2-й воздушной армии по ограниченному числу объектов, в планах воздушных армий отсутствовали. Наносились они в ходе операции и в зависимости от обстановки. Всего за операцию по аэродромам противника было совершено около 400 самолето-вылетов и уничтожено на земле 100 неприятельских машин83.

Отсутствие систематической жесткой борьбы с немецкой авиацией на земле, конечно, сказалось на ситуации в воздухе и в определенной мере было на руку врагу. Но ошибки нашей в том не было. Мы сознательно пошли на это. Я уже писал, что основной задачей наших ВВС в Берлинской операции была максимальная поддержка поиск непосредственно на поле боя. Удары же по аэродромам отнимают много сил и средств. К тому же под Берлином немцы имели сильную ПВО и густую сеть радиолокационных станций, и поэтому рассчитывать на внезапность налетов, как это было, например, в воздушных операциях в 1943 г. на Курской дуге, да и то лишь в майских, не приходилось. А когда нет внезапности, то нет и должной результативности — противник успевает вовремя поднять в воздух истребителей и привести в полную боеготовность ПВО аэродромов. В этом случае атакующая сторона не гарантирована от больших потерь. Наконец, многие бомбардировочные авиасоединения не были еще готовы для боевых действий под Берлином.

Нам, имевшим на берлинском направлении очень мощную истребительную авиагруппировку, легче было громить вражескую авиацию в воздухе, в районах боев. Здесь мы были полными хозяевами положения. Здесь мы и решили перемалывать боевую авиатехнику гитлеровцев, и расчеты наши оправдались. Именно в сражениях над линией фронта наши летчики, образно говоря, нокаутировали воздушного противника — уничтожили более половины боевых самолетов, прикрывавших Берлин.

Мне могут возразить, что мы могли организовать серию ударов но вражеским аэродромам до начала операции. Да, могли, но не при тех сжатых сроках, которые были отпущены нам на подготовку к решающему сражению Великой Отечественной войны. Такого рода воздушные операции проводятся не вдруг, к ним надо тщательно готовиться. А времени на это у нас не было. Да и в общем-то это и не вызывалось обстановкой. Раньше мы таким образом вели борьбу за господство в воздухе. Начиная же с Белорусской операции проблема эта, сохраняясь в принципе, практически не являлась по трудности своего решения основной. Мощность наших авиагруппировок позволяла нам добиваться подавляющего превосходства в небе уже в ходе самих операций, причем быстро и сравнительно легко. Так было и под Берлином. Сил и упорства фашистам хватило только на первую неделю боев.

В последующие дни гитлеровская авиация, по сути дела, как реальная сила вообще была сброшена с весов сражения за Берлин. Если мне не изменяет память, после битвы на Курской дуге мы силами фронтовой авиации воздушных операций по вражеским аэродромам не проводили, осуществляла их только Авиация Дальнего Действия{с конца 1944 г. — 18-я воздушная армия), но, откровенно говоря, не очень удачно. Имевшаяся тогда техника самолетовождения и бомбометания в ночных условиях не позволяла наносить прицельных точных ударов по объектам.

С утра 17 апреля на кюстринском плацдарме вновь загромыхали пушки. Для летчиков генерала Руденко этот день был неудачным. Из-за сильной облачности и туманов, ограничивавших местами видимость до 500 м, авиация действовала в основном мелкими группами и за сутки совершила только 1658 самолето-вылетов. А войска в этот день очень нуждались в сильной поддержке с воздуха, особенно 8-я гвардейская армия, пробивавшаяся вместе с двумя танковыми и одним механизированным корпусом к Зеелову — центру вражеской обороны. С падением Зеелова, как с выемкой «замка» из каменного свода, рухнула бы и вся оборона на высотах. И гитлеровцы, несмотря на все нараставший напор наших войск и мощнейший артиллерийский огонь, сопротивлялись зло и яростно. Но сила переломила силу, и к вечеру Зеелов стал нашим. Угроза развития наступления на Берлин ставила в тяжелое положение немецкие войска, оборонявшиеся севернее Зеелова. Но гитлеровцам, как говорится, терять уже было нечего, и они держались за свои позиции до последней возможности, и правофланговые армии прорвали вторую полосу лишь утром 18 апреля. Враг был сброшен с Зееловских высот, и наши танковые армии наконец-то смогли развернуться по всему фронту. Сила их ударов сразу возросла. Однако враг еще не был сломлен, он часто и сильно контратаковал, бросая в бой все наличные резервы.

Весь день 18 апреля к западу от высот кипело ожесточеннейшее сражение. Очень напряженная обстановка сложилась у Дидерсдорфа и Марксдорфа, где наступали части 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий. Здесь противник 14 раз переходил в контратаку. С помощью летчиков советские воины не только удержали свои позиции, по и продвинулись несколько вперед. Упорные бои шли и в полосе действий 5-й ударной и 2-й гвардейской танковой армий. Встречными ударами фашисты остановили их на рубеже Альт-Фридлянд — Мюнхехофе. Наносившие вспомогательные удары на флангах фронта 61-я и 69-я армии продвинулись тоже незначительно. Да и поддерживали мы их с воздуха слабо — ту и другую сопровождало по одной авиадивизии.

До полудня авиация вообще была сильно ограничена в действиях. Дым, поднятый сражением, и туманы очень затрудняли наблюдение за полем боя, а низкая, в пределах 300–600 м, облачность приковала к земле бомбардировщики «Пе-2», часть аэродромов которых была вообще закрыта туманом. Местами шли дожди. Но во второй половине дня погода разгулялась, и авиация сразу активизировала свою боевую работу. Главные усилия ее были направлены на поддержку 3-й и 5-й ударных армий. Воздушная разведка вновь сообщала о выдвижении резервов из окрестностей Берлина. Поскольку фронтовая бомбардировочная авиация действовала только по указаниям командования фронта, пришлось звонить Г. К. Жукову и согласовывать с ним вопрос об ударе с воздуха по вражеским резервам. Захват Зееловских высот заметно поднял у всех настроение, и маршал совсем другим, чем прежде, голосом бодро ответил: — Ну, ударьте. Где гуще всего колонны? — В районах Бидсдорфа и Мюнхеберга.

Мы подняли в воздух «Пе-2», и вскоре на подходах к Бидсдорфу и Мюнхебергу загромыхали бомбовые разрывы. Прицельные удары — это ПК бомбометание по площади. Вражеские колонны были рассеяны и укрылись в лесах.

Улучшением погоды воспользовались и гитлеровцы. Немецко-фашистское командование, окончательно убедившись, что сражение за воздух проиграно, перестало, по существу, прикрывать свои войска авиацией и почти все силы ее бросило на борьбу с наступавшими советскими армиями. Этот прием стал у противника уже стандартным и был нам давно знаком84.

Все, что только можно было, противник бросил против наших группировок, выходивших к третьей оборонительной полосе. Большие группы «Ю-88» и «Ю-87» (кстати, пикирующие бомбардировщики немцев появились над линией фронта только в этот день) под довольно сильными истребительными эскортами настойчиво пытались прорваться к боевым порядкам наших войск. Особенно ожесточенные воздушные бои проходили в районах Врицена, Альт-Фрид-лянда и Мюнхеберга. В этот день было зафиксировано около 100 вражеских авиагрупп с общей численностью до 700 боевых самолетов. Всем четырем истребительным авиакорпусам 16-й воздушной армии хватало работы в небе. Советские летчики провели 162 воздушных боя и уничтожили 151 вражеский самолет. Мы потеряли 64 самолета.

На 1-м Украинском фронте события в эти двое суток проходили так. Утром 17 апреля маршал И. С. Конев ввел в сражение свои танковые армии — 3-ю и. 4-ю гвардейские. Красовский, согласно плану, основные силы 2-й воздушной армии (шесть из восьми авиакорпусов; два бомбардировочных, два штурмовых и два истребительных) направил на поддержку и сопровождение танковых соединений. Чтобы остановить наши стальные лавины, гитлеровское командование спешно ввело в бой свои резервы — три танковые и одну моторизованную дивизии.

Сосредоточение крупных танковых сил в районах Котбуса, Ней-хаузена, Гросс-Оснига и Шпремберга наша воздушная разведка обнаружила еще под вечер 16 апреля. Как только стемнело, легкие ночные бомбардировщики «По-2» начали бомбить скопления вражеских танков.

Утром 17 апреля для ударов по врагу изготовились подразделения и части 6-го гвардейского и 4-го бомбардировочных авиакорпусов. Однако погода помешала массированному использованию пикирующих бомбардировщиков в первой половине дня. Удар состоялся только во втором часу дня. В нем участовало 150 «Пе-2»85. Одновременно небольшие группы «петляковых» бомбили узлы дорог, через которые подтягивались в районы сосредоточения отставшие танковые подразделения противника. В это же время штурмовики прокладывали путь гвардейцам генералов П. С. Рыбалко и Д, Д. Лелюшенко. «Илы» громили огневые средства, живую силу и контратакующие вражеские танки на поле боя.

На борьбу с советскими танками противник бросил «ФВ-190». Группами в 20–25 самолетов «фоккеры» пытались пробиться к нашим танкам, но каждый раз получали отпор от летчиков-истребителей 2-й воздушной армии. Так как немецкая авиация действовала концентрированно, в основном на наиболее опасных участках, то противнику иногда, правда, ненадолго, удавалось создавать в воздухе численное превосходство. Но советские летчики и в меньшинстве срывали вражеские замыслы. Так было, когда четверка истребителей из 106-го гвардейского авиаполка, ведомая лейтенантом Забыриным, встретила 40 «ФВ-190», дала бой и сбила четыре самолета.

Вот другой пример самоотверженности советских летчиков. В пятом часу вечера шестерка истребителей, возглавляемая капитаном Путько, сопровождала на штурмовку «илов». На подходе к Мюнхаузену «илов» неожиданно атаковали четыре «ФВ-190». Путько по радио приказал лейтенанту Гузу в паре с младшим лейтенантом Ларичевым связать «фоккеров» боем, а сам с оставшимися истребителями проследовал за штурмовиками. Едва Гуз и Ларичев вступили в бой с четверкой «фоккеров», как в воздухе появились еще два «ФВ-190». Гитлеровцы попытались зажать советских летчиков, но Гуз и Ларичев смелым маневром ушли из-под атаки. Когда «фоккеры» проскочили мимо, Ларичев в полуперевороте успел пристроиться в хвост одному из вражеских истребителей и дать по нему очередь. «Фоккер» задымил и резко пошел к земле. Группе Путько тоже пришлось выдержать бой с численно превосходившим противником. Над целью «илов» сверху и снизу атаковали восемь «Ме-109». В короткой схватке советские летчики отбили атаку и уничтожили одного «мессера».

17 апреля летчики 2-й воздушной армии сбили 48 вражеских самолетов. Наши потери составили 16 машин. Великолепно сражались все истребительные соединения. Но особенно мне хочется отметить 6-й гвардейский истребительный авиакорпус, который прикрывал танкистов генерала Д. Д. Лелюшенко. Только 17 и 18 апреля летчики этого корпуса провели 50 воздушных боев и уничтожили 56 самолетов противника.

К исходу дня войска маршала И. С. Конева прорвали вторую оборонительную полосу врага и вышли к третьей. В ночь на 18 апреля Ставка, учтя явно определившийся успех в полосе главного удара фронта, изменила боевую задачу танковым армиям, Им было приказано завершить прорыв тактической обороны противника и двигаться на Берлин. К концу дня танковые армии закончили сосредоточение на западном берегу Шпрее.

Форсирование Шпрее проходило успешно. Мощный авиационный щит над войсками исключал какие-либо неожиданности в действиях противника как с земли, так и с воздуха. Но иногда на отдельных участках возникали трудности. Правда, их тут же с помощью летчиков быстро преодолевали.

Во время переправы частей 3-й гвардейской танковой армии. у Гросс-Оснига немецкая артиллерия открыла сильный огонь, в атаку двинулись вражеские танки. Переправившиеся на западный берег наши подразделения не успели развернуться в боевые порядки, артиллерия отстала, и для наших танкистов сложилась весьма неблагоприятная обстановка — противник мог сбросить их в Шпрее.

Выручили танкистов летчики 95-го гвардейского штурмового авиаполка. Две его эскадрильи под командованием майоров Дегтяря и Кочмарева одновременно ударили по немецким батареям и танкам. Дружная мастерская работа штурмовиков так восхитила находившегося у переправы генерала П. С. Рыбалко, что он тут же послал в штаб 2-го гвардейского штурмового авиакорпуса телеграмму: «За отличные боевые действия, в результате которых было сожжено 8 танков противника в районе переправы Гросс-Осниг, летчикам 95-го шап объявляю благодарность».

Напряженная ситуация сложилась и у переправы возле Нейхаузена. Гитлеровцы упорно пытались отбросить наших танкистов за Шпрее. В одну из вражеских атак в воздухе появилось 20 «ФВ-190». Одновременно над полем боя оказалась и шестерка «Ил-2», возглавляемая капитаном Потаповым. Сопровождавшие ее истребители несколько отстали. Но обстановка на земле требовала решительных действий, и Потапов повел своих парней на штурмовку. Он только передал по радио своим истребителям, чтобы они побыстрее прикрыли «илов», потом, чтобы было легче отбиваться от «фоккеров», построил свою группу в замкнутый круг и в этом боевом порядке повел атаку. С первого же захода советские летчики бомбами прижали немецкую пехоту к земле. «Фоккеры» ястребами набросились на «илов». Но в этот момент подоспели наши истребители. Они сковали гитлеровцев боем, а штурмовики снова ударили по наземному противнику. Пять раз «илы» ходили в атаку. Фашисты не выдержали их ударов и отошли.

К исходу 18 апреля на западном берегу Шпрее, между Котбусом и Шпрембергом, своими основными силами сосредоточилась и 13-я армия. И хотя эти главные на третьей полосе опорные пункты находились еще в руках врага, танковые армии 1-го Украинского фронта, выполняя указания Ставки, утром 19 апреля двинулись на Берлин. Соединения П. С. Рыбалко повернули на Цоссен, имея задачу прорваться к южной окраине Берлина. Танки Д. Д. Лелюшенко устремились на Луккенвальде, откуда должны были выйти в район севернее Потсдама и где-то там соединиться с войсками 1-го Белорусского фронта.

Стремительный бросок двух танковых армий на Берлин с юга сулил быстро изменить всю обстановку в районе немецкой столицы в нашу пользу. Но, узнав об этом смелом и блестящем маневре, я вместе с радостью ощутил и беспокойство. Основания для этого были весьма серьезные. Беспокоило не быстрое продвижение танков и даже не их большой отрыв от общевойсковых армий. Почти до самого внешнего оборонительного обвода Берлина на пути танкистов не было серьезных препятствий. К тому же их непрерывно сопровождали основные силы 2-й воздушной армии. При такой поддержке с воздуха пробивная способность танковых армий была очень высокой, что и подтвердили события. Опасность для них таилась совсем на другом направлении. Чтобы помешать нашим танковым армиям развить успех, достигнутый с выходом их на западный берег Шпрее, гитлеровцы активизировали свои действия под Шпрембергом и против левофланговой группировки 1-го Украинского фронта. Сюда спешно направлялись резервы из-под Дрездена. Воздушная разведка обнаружила переброску под Шпремберг 10-й танковой дивизии СС, стоявшей в районе Гёрлица. Вражеский нажим в районе Шпремберга и по 52-й армии мы почувствовали уже 18 апреля.

Потом поступили сведения, что гитлеровцы сосредоточивают войска в районах Бауцена и Вайсенберга. Разведка обнаружила скопления танков и штурмовых орудий. Это свидетельствовало о том, что противник готовится к какому-то сильному контрудару с юга на север и по левофланговым армиям фронта. Логика событий подсказывала, что, вероятнее всего, удар этот будет наноситься вдоль Шпрее на Шпремберг и Котбус. И предположения наши подтвердились. Вскоре гёрлицская группировка противника перешла в наступление в общем направлении на север. Правым своим крылом она наносила удар по нашей 52-й армии и 2-й армии Войска Польского, а левым пробивалась по восточному берегу Шпрее, к Шпрембергу. Противник рассчитывал выйти в тыл нашим танковым армиям и отрезать их от основных сил фронта. Угроза была реальной, тем более, что Котбус и Шпремберг находились в руках гитлеровцев, а Рыбалко и Лелюшенко к исходу 19 апреля оторвались от общевойсковых армий более чем на 60 км.

Линия фронта принимала невыгодные для нас очертания. Для отражения вражеских ударов приходилось распылять силы, в частности авиационные. Красовский был вынужден для действий против гёрлицской группировки выделить два авиакорпуса — штурмовой и истребительный. Но их оказалось недостаточно, и уже с 22 апреля на это направление была перенацелена часть сил двух бомбардировочных авиакорпусов — 4-го и 6-го гвардейского.

Бои с гёрлицской группировкой продолжались до 30 апреля. О напряженности их можно судить по такому факту. Для борьбы с ней авиация произвела около 4500 самолето-вылетов, или пятую часть всех боевых вылетов соединений 2-й воздушной армии, совершенных за десять дней. По неполным данным, советские летчики уничтожили 50 танков и десять артиллерийских батарей противника86.

Эти три группировки очень осложняли действия 1-го Украинского фронта. Как гири на ногах, висели они в тылу Рыбалко и Лелюшенко и не давали возможности общевойсковым армиям в быстром темпе развивать наступление к Эльбе и на Дрезден, Обстановка., требовала их быстрейшего разгрома, в первую очередь котбусской и шпрембергской группировок.

Особенно мешали нам гитлеровцы в Котбусе. По плану Конев уже 18 апреля должен был начать маневр на окружение 9-й и 4-й танковой армий противника. С этой целью намечался удар правым крылом ударной группировки фронта на Вендиш-Бухгольц. Но наличие в Котбусе значительных вражеских сил осложняло проведение этого удара. Оставлять их в тылу войск, наступавших на Вендиш-Бухгольц, было нельзя. Время же поджимало. К тому же с отрывом 3-й гвардейской танковой армии от основных сил фронта между нею и правым крылом ударной группировки образовался большой разрыв, противник мог воспользоваться им и заблаговременно отвести франкфуртско-губенскую группировку (так вскоре назвали окруженные юго-восточнее Берлина основные силы 9-й и 4-й танковой немецких армий) на запад или в окрестности Берлина. При отходе гитлеровцы могли ударить во фланг и тыл танкистам Рыбалко.

Эти соображения вызывали беспокойство не только у Конева, но и у нас, командования ВВС. И уже 19 апреля я стал подумывать о том, чтобы для ускорения разгрома котбусской и шпрембергской группировок помочь 1-му Украинскому фронту частью сил 16-й воздушной армии.

У генерала Руденко имелись «Ту-2» и «бостоны», дальность полета которых позволяла использовать их для действий в районах Котбуса и Шпремберга. Однако из-за напряженного положения на 1-м Белорусском фронте (8-я гвардейская и 1-я гвардейская танковая армии еще не одолели вражескую оборону на третьей полосе) с этим планом приходилось повременить. Я решил подождать сутки или двое и, уж если к этому времени И. С. Конев не разделается с гитлеровцами, добиться у Г. К. Жукова разрешения перенацелить несколько бомбардировочных соединений для ударов по противнику в районах Котбуса и Шпремберга. Но все обошлось как нельзя лучше. Сперва Конев овладел Шпрембергом. В ночь на 20 апреля 208-я ночная бомбардировочная авиадивизия начала наносить удары по фашистским войскам. До рассвета «По-2» не давали противнику покоя. В 11 часов утра 21 апреля поднялась в атаку пехота. После недолгого, но ожесточенного боя Шпремберг пал. Настал черед Котбуса. В тот же день вечером введенная из второго эшелона 28-я армия ворвалась на восточную окраину этого сильного опорного пункта и 22 апреля полностью очистила его от врага. Теперь можно было приступать к операции по окружению франкфуртско-губенской группировки.

А тем временем танковые армии, громя при непрерывной поддержке авиации попадавшиеся на пути гитлеровские войска, стремительно двигались на Берлин. В полдень 20 апреля соединения Рыбалко подошли к границе Цоссенского оборонительного района, прикрывавшего Берлин с юга. Мы не знали, что для обороны этого рубежа у противника мало сил, и ожидали сильного сопротивления, Я позвонил в штаб Красовского и осведомился, как командование 2-й воздушной армии намеревается поддержать танкистов и не следует ли усилить авиацию, взаимодействующую с Рыбалко? Мне ответили, что Рыбалко усиления поддержки с воздуха не просит, воздушная разведка не обнаружила подтягивания в район Цоссена сколько-нибудь значительных резервов неприятеля, а танки надежно прикрыты истребителями. «В случае осложнений, товарищ Главный маршал, — заверили меня, — мы примем необходимые меры». К вечеру поступило сообщение, что 6-й танковый корпус почти с ходу прорвался через Барут и устремился дальше на север. Без особых осложнений совершали свой победный марш и остальные массы 4-й гвардейской танковой армии.

На четвертый день сражения наметился перелом также на 1-м Белорусском фронте. Наибольшего успеха добились правофланговые армии ударной группировки. Здесь противник сопротивлялся слабее, чем в полосе наступления 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий. Жуков решил развить успех на правом фланге и приказал нацелить сюда основные силы авиации. Но активно воздействовать на противника летчики смогли только после полудня, когда улучшилась погода. До наступления сумерек соединения 16-й воздушной армии работали в довольно высокой нагрузкой и совершили около 4400 самолето-вылетов, 1958 из которых пали на долю штурмовиков и бомбардировщиков. В это время мы нанесли несколько сильных ударов по скоплениям вражеских танков в районах Врицена, Претцеля, Букова и Мюнхеберга. В основном действовали «Ил-2». Штурмовики буквально по пятам преследовали фашистские танки, загоняя их в леса и укрытия, и вывели из строя около 50 машин.

В этот день вражеская авиация вела себя довольно активно, но сил ее в воздухе заметно поубавилось. Наши посты зарегистрировали всего 50 групп с общим числом в 570 самолетов. Как и вчера, гитлеровцы в основном действовали на наиболее угрожаемых направлениях, что и позволило им сохранять относительно высокую интенсивность боевой работы авиации. Мы приняли ответные меры. Дополнительно для непосредственной борьбы с фашистской авиацией в районах ее наибольшей активности генерал Руденко выделил полную истребительную авиадивизию. Бои в воздухе не прекращались дотемна. Наши летчики провели 150 схваток и сбили 112 немецких самолетов. Мы потеряли 44 самолета.

К исходу четвертых суток сражения число уничтоженных вражеских самолетов в воздушных боях только на 1-м Белорусском Фронте перевалило на пятую сотню. Это были внушительные потери, и они давали основания предполагать, что еще три-четыре дня, и немецкая авиация не выдержит такой ожесточенной борьбы в небе и как реальная сила будет сброшена с весов берлинской битвы. Столь высокая активность вражеской авиации в полосе действий 1-го Белорусского фронта объяснялась еще и тем, что противник использовал здесь авиасоединения, предназначенные для борьбы на 2-м Белорусском фронте. В определенной мере это было нам на руку. В сражениях непосредственно под Берлином мы перемалывали немецкую авиацию, как в мясорубке, уничтожая здесь ее основные силы. Этим значительно облегчалось выполнение боевых задач 4-й воздушной армии, ждавшей своего часа. Противник, конечно, знал о готовящемся наступлении войск маршала К. К. Рокоссовского и хотел бы сберечь на высоком уровне боеспособность своей авиации, противостоявшей воздушной армии генерала К. А. Вершинина, но мы не дали ему такой возможности и вынудили на полную мощь использовать всю его авиагруппировку за четверо суток до перехода в наступление 2-го Белорусского фронта.

20 апреля, образно говоря, лед тронулся и по всему фронту войск маршала Жукова. Не выдержав все нараставших ударов, враг уже на исходе 19 апреля начал отходить на внешний оборонительный обвод своей столицы, 20 апреля соединения 47, 3 и 5-й общевойсковых и 2-й гвардейской танковой армий прорвали здесь фашистскую оборону и устремились к северо-восточной окраине Берлина. 61-я армия и 1-я армия Войска Польского быстро продвигались к Эльбе навстречу союзным войскам.

В этот день фронтовая авиация действовала уже на всю глубину оперативной зоны противника. Дальнобойная артиллерия дала первые залпы по Берлину. А в ночь на 21 апреля нанесли удары по столице и советские летчики. 713 самолетов 18-й и 16-й воздушных армий бомбили узлы обороны, войска и боевую технику гитлеровцев в районах восточной и северо-восточной окраин Берлина87.

В ночь на 20 апреля ударами бомбардировщиков'4-й воздушной армии началось наступление войск 2-го Белорусского фронта. «По-2», громя огневые средства, штабы и узлы связи противника, совершили свыше 1000 самолето-вылетов. Когда рассвело, в сражение вступили главные силы фронта. К 10 часам утра они форсировали Одер в нескольких местах и начали бои за плацдармы. Гитлеровцы часто контратаковали, пытаясь сбросить Наши войска в Одер. Советских пехотинцев активно поддерживали штурмовые авиасоединення. Погода не благоприятствовала полетам, и «илы» уходили на задания без истребительного сопровождения. В первую очередь штурмовики отыскивали и уничтожали артиллерию и танки. Этот и следующий день прошли в ожесточенной борьбе за плацдармы, захваченные частями 70-й и 49-й армий, наносившими главный удар.

Метеорологические условия и 21 апреля оставляли желать много лучшего. До 6 часов вечера по всему фронту стояла сплошная облачность, державшаяся на высоте 150–200 м, временами моросил мелкий дождь, и штурмовики действовали по второму и третьему вариантам — небольшими группами или парами. Но поддержка войск была непрерывной. Лишь к концу дня погода улучшилась и «илы» стали появляться над полем боя колоннами в составе 24 и более самолетов.

Отлично налаженная система управления авиацией по радио позволяла гибко маневрировать силами в воздухе и удовлетворять заявки общевойсковиков буквально через 5–10 минут. Своевременное перенацеливание штурмовых авиагрупп на наиболее угрожаемые участки позволило нам сорвать более 50 вражеских контратак.

Когда передовые подразделения 70-й армии расширяли плацдарм возле сильного опорного пункта Тантов, вражеская артиллерия плотным огнем прижала нашу пехоту к земле. Командир 260-й штурмовой авиадивизии приказал подавить немецкую артиллерию летчикам 839-го полка. На задание вылетело 22 самолета. Их вел старший лейтенант В. Камушкин. Штурмовики вышли на цель с тыла. Первый удар они нанесли не перестраиваясь, с ходу, последующие четыре — перестроившись из колонны в круг. Получасовая штурмовка возымела свое действие. Группа Камушкииа подавила огонь нескольких батарей, уничтожила склад боеприпасов и загнала фашистскую пехоту в укрытия. Под прикрытием штурмовиков наши воины поднялись в атаку и после короткой схватки ворвались в Тантов.

В первые два дня наступления главные силы 4-й воздушной армии поддерживали войска 70-й и 49-й армий. Но к исходу 21 апреля выяснилось, что наибольших успехов добилась 65-я армия, наносившая вспомогательный удар. К. К. Рокоссовский, быстро оценив ситуацию, приказал основные усилия авиации перенести на правое крыло ударной группировки фронта. Генерал К. А. Вершинин, один из лучших командующих воздушными армиями, и в этот раз блестяще справился с трудной задачей — сложный маневр по фронту нескольких авиадивизий и авиакорпусов он осуществил в какие-нибудь 30 минут. Насколько этот маневр оказался своевременным, засвидетельствовал сам командующий 65-й армией генерал П. И. Батов. В своем донесении в штаб фронта он писал: «Если бы не действовали штурмовики по контратакующим танкам, самоходным орудиям и живой силе противника, то в сложившейся обстановке вряд ли удалось бы удержать занимаемый плацдарм»88.

При мощной поддержке авиации войска Батова не только удержали плацдарм, но расширили и углубили его.

А вот свидетельство участника этих событий, бывшего заместителя командира 279-го истребительного авиаполка по политической части майора А. М. Журавлева. В своем фронтовом дневнике он 21 апреля написал: «Противник предпринимает ожесточенные контратаки. 19 раз поднимались фашисты против наших смельчаков, фор-сировавших Одер, и каждый раз отбрасывались назад. Наша авиация штурмует укрепления врага в Штеттине. Я сегодня летал на прикрытие «илов». Город горит, дым уходит к морю... За два дня совершено 70 самолето-вылетов. Капитан Владимир Сазонов южнее Штеттина разгромил батарею зенитной артиллерии».

В эти дни летчики 4-й воздушной армии несколько раз встречали самолеты-снаряды, но сильная облачность мешала атакам наших истребителей. Я уже писал, что большой опасности это гибридное оружие не представляло, однако не мешало лишний раз удостовериться, что это та же конструкция, и я приказал сбить хоть один самолет-снаряд. Уничтожил его летчик 263-го истребительного авиаполка старший лейтенант В. Петкевич. Это произошло 24 апреля над переправой через Одер возле Тантова. Как мы и предполагали, самолетом-снарядом оказался все тот же бомбардировщик «хеншель», начиненный взрывчаткой.

Всесокрушающий вал советских армий неудержимо накатывался на Берлин со всех сторон. 21 апреля войска 1-го Белорусского фронта перерезали берлинскую окружную автостраду и завязали бои на северной и северо-восточной окраинах города. В ночь на 22 апреля с юга ворвались в столицу и передовые отряды танковой армии Рыбалко. Так началось сражение в самом Берлине.

Одновременно войска двух фронтов продолжали операцию на расчленение берлинской группировки. 24 апреля сомкнулось первое кольцо — войска Г. К. Жукова и И. С. Конева встретились у юго-восточной окраины Берлина и окружили основные силы 9-й и 4-й танковой армий противника. А в полдень 25 апреля, когда возле Кетцина, западнее Берлина, соединились головные подразделения 2-Й и 4-й гвардейских танковых армий, очутилась в кольце собственно берлинская группировка фашистских войск. В тот же день соединения 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта у Торгау на Эльбе сомкнули фронт с 1-й американской армией. Так немецко-фашистские войска, находившиеся в Северной Германии, были отрезаны от войск, действовавших южней и в Чехословакии.

Затем начались бои по окончательному разгрому противника в самом Берлине и юго-восточнее столицы. Они длились до 2 мая и тоже были весьма ожесточенными. Близость расплаты придавала гитлеровцам силы, и они отчаянно сопротивлялись.

В эти дни, учтя сложность ведения боевых действий в условиях огромного, отлично приспособленного к обороне города, мы решили максимально облегчить задачу наземных войск. С этой целью штаб 10-й воздушной армии разработал план воздушной операции «Салют». Название это выбрали не случайно. Падение Берлина было вопросом считанных дней, и все сошлись на том, что неплохо было бы назвать заключительную операцию советских ВВС как-нибудь символически. Предвосхищая события, мы и назвали ее «Салют». И она действительно стала своего рода авиационным салютом в честь скорой Победы.

Несколькими мощными ударами с воздуха мы намеревались нарушить связь, разрушить основные оборонительные сооружения в городе и парализовать управление фашистскими войсками. 23 апреля генерал С. И. Руденко представил мне план операции «Салют», и я утвердил его. Командование 1-го Белорусского фронта полностью одобрило наш замысел. Операция была рассчитана на двое суток. Первый удар мы нанесли в ночь на 25 апреля. Свыше 100 тяжелых бомбардировщиков 18-й воздушной армии сбросили на центр Берлина 90 тонн крупнокалиберных бомб. Днем столицу дважды бомбили летчики 16-й воздушной армии. В налетах участвовало 1368 самолетов, в том числе 560 пикирующих бомбардировщиков, экипажи которых поражали точечные цели. В ночь на 26 апреля вновь действовали тяжелые бомбардировщики. 563 самолета сбросили 569 тонн бомб. Всего за двое суток перед началом боев за центральные кварталы Берлина было сброшено 1222 тонны бомб — в среднем по 70 тонн на 1 кв. км площади поражаемых объектов89.

Боеспособность вражеских войск была значительно подорвана. Затем начался общий штурм. В эти дни в основном действовали штурмовики — парами и небольшими группами. Дым, пожары и пыль туманом застилали город, и от летчиков, чтобы не угодить в своих, требовалась исключительная точность ударов. На задания посылались только опытнейшие из опытных, подлинные виртуозы штурмовых ударов.

Основные силы 2-й воздушной армии во взаимодействии с несколькими авиасоединениями 16-й воздушной армии в это время громили франкфуртско-губенскую группировку. Этот огромной взрывной силы «блуждающий котел» (200 тыс. солдат и офицеров, свыше 2 тыс. орудий и минометов и 300 танков и САУ) упорно пытался пробиться на запад и соединиться с 12-й немецкой армией, наносившей встречный удар со стороны Беелитца, и летчикам Кра-совского всю неделю пришлось поработать весьма напряженно. Но решительными действиями наземных войск и 1-го штурмового авиакорпуса армия генерала Венка была остановлена и затем отброшена к Эльбе. Франкфуртско-губенская группировка так и не дождалась обещанной помощи.

Противник, зажатый на земле и с воздуха, лихорадочно метался в лесах юго-восточнее Берлина. Но отчаяние прибавляло гитлеровцам сил, и они хотя и медленно, но все же продвигались на запад. А мы все наращивали и наращивали силу ударов с воздуха. «Илы» и «петляковы» буквально охотились за фашистами. Впоследствии взятый в плен командир одного из пехотных полков 35-й полицейской дивизии СС на допросе сказал: «Русская авиация не давала нам ни минуты передышки, нельзя было пошевелиться. Я с адъютантом не мог выйти из-под танка, под которым укрылся, МП был совершенно лишен возможности управлять боем».

Вскоре франкфуртско-губенская группировка была расчленена на части и к 1 мая ликвидирована. А утром в тот же день над рейхстагом затрепетало знамя Победы, водруженное там воинами 3-й ударной армии. В ночь на 2 мая остатки берлинского гарнизона начали сдаваться в плен. После полудня сражение в городе почти стихло, только с треском рушились в домах перекрытия, пылали здания, да кое-где раздавались автоматные очереди и взрывы гранат — то советские воины добивали остатки наиболее фанатичных гитлеровцев.

Так завершилась решающая битва второй мировой войны.

Но перед заключительным событием — сдачей в плен остатков берлинской группировки во главе с ее командующим генералом Вейдлингом — произошел еще один памятный мне эпизод.

30 апреля меня вызвал к телефону генерал Красовский. Степан Акимович доложил, что летчики Кузнецов и Трофимов только что сбили первый реактивный немецкий истребитель «Ме-262», который упал юго-восточнее Котбуса, и спросил, как поступить с ним. Получив указание, генерал от имени всех летчиков 2-й воздушной армии попросил разрешения сбросить на Берлин 1 мая красные знамена с надписями в честь нашей Победы и международного праздника солидарности всех трудящихся мира. Я согласился, по предупредил, чтобы мероприятие это провели, как говорится, без сучка и задоринки; хотя с авиацией противника покончено, но в последний момент всякое может случиться.

— Идея прекрасная, — сказал я, — но и выполнения она требует отличного.

— Прикрытие знаменам будет надежное, — заверил меня Красовский.

После полудня 1 мая над Берлином появились две группы самолетов. Вели их лучшие летчики 1-го и 115-го гвардейских истребительных полков. С флагманов над самым рейхстагом были сброшены два красных знамени. Они долго кружились в дымном воздухе, а навстречу им с земли неслось мощное «ура» и трещали автоматные салюты.

9 мая в предместье поверженного Берлина был подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, и долгожданное, выстраданное в тяжких муках, обошедшееся в миллионы человеческих жизней слово «мир» стало явью, и не только Европа, но и все другие континенты вздохнули полной грудью: с главной и самой страшной опасностью для всего человечества — фашизмом и гитлеризмом - было покопчено.

Все внесли в эту победу свой вклад, но больше всего сделали советские воины. Велика была доля и наших летчиков. Только за время Берлинской операции они уничтожили и вывели из строя 400 танков и САУ, 100 бронетранспортеров, 10 тыс. автомашин, 1750 полевых и зенитных орудий, взорвали 230 складов боеприпасов и разрушили 14 переправ противника. За это же время летчики трех воздушных армий провели 1317 воздушных боев и сбили в них 1172 вражеских самолета, 100 самолетов было уничтожено на аэродромах. Но хоть и велико было наше превосходство в воздухе, а сама битва сравнительно короткой, однако мы понесли немалые потери.

Но как бы то ни было, советские воздушные бойцы и в этот раз показали высокое боевое мастерство. О героизме же, верности воинскому долгу и воле к победе и говорить не приходится. С желанием в любых ситуациях насмерть бить ненавистного врага они начали войну, с таким же желанием, не обольщаясь многими, поистине блестящими победами в воздухе и не уповая на нашу авиационную мощь и превосходство своей боевой техники над фашистской, и закончили решающую битву.

Они достойны самого низкого земного поклона и веяной памяти сердца. Все: и те, кто живы, и те, кто пал на долгом и тяжком пути к завершающей битве. И павшие, и живые — все ковали Победу.

1. Свидетельство Потрека

«Мой взвод фольксштурма получил приказ следовать в Неммерсдорф для расчистки и наведения порядка. Уже перед Неммерсдорфом нам попадались перевернутые телеги и разбросанный багаж беженцев. В самом Неммерсдорфе мы увидели целый обоз, раздавленный танками. То, что от него осталось, лежало на обочине дороги либо в канаве. Багаж был разграблен и растоптан, то есть полностью уничтожен. <...> Гражданского населения мы не нашли.

Начало

ИЗ ДОСЬЕ «НВО»: Евгений Владимирович Калашников родился 28 июня 1928 г. в Ташкенте в семье военнослужащего. После окончания 1–й Московской артиллерийской спецшколы (1946 г.) и 1–го Киевского артиллерийского училища им. С.М. Кирова (1949 г.) служил командиром артвзвода и артбатареи. В 1952–1955 гг. учился в Военной академии им. М.В. Фрунзе, затем — в Войсках ПВО страны на штабных и командных должностях. В 1971 г. окончил Военную академию Генерального штаба. Был заместителем командира корпуса ПВО, начальником оперативного управления — заместителем начальника штаба Московского округа ПВО. В 1976–1986 гг. — начальник Управления ПВО, Управления ВВС и ПВО Главного оперативного управления Генерального штаба ВС СССР. В 1986–1991 гг. — генерал-инспектор ПВО Главной инспекции МО. Генерал-полковник в отставке. Награжден 5 орденами и многими медалями.