Сегодня Бондарев редко появляется на публике. Говорит шутливо, что 16 лет давно миновало и в его годы не пристало думать о «тщеславной суетне».

— Сейчас пишу мало: после глазной операции врач запретил. С нетерпением жду конца моего карантина, и тогда уже серьёзно сяду за работу над романом, главная мысль которого — трагическое движение нашего общества. Писать нужно именно о нашей российской реальности ХХ и ХХI веков. Сегодня, по-моему, мы в большинстве своём лишены воображения, а значит — чувства. Современное общество занято исключительно практическими целями, материальными мыслями.

Народ развращают

— Но это следствие. А в чём причины такого состояния?

— После того как людьми власть имущими были произнесены сакраментальные слова: плюрализм, демократический либерализм и т. п., настежь распахнулись ворота перед нашими СМИ. И высокое понятие о свободе превратили в непристойную вседозволенность. Слово «любовь» — одно из священных, божественных состояний, которое получило человечество и в которое вложило чистейший, душевный и физический смысл, заменили ветреным и вульгарным — «секс». Распущенность сейчас безгранично господствует и на телевидении, и в театре, литературе. Сколько убийств, тошнотных извращений, аномалий мы видим по телевизору! Идёт растление наших детей, беззастенчивое развращение нашего когда-то очень чистого народа. Мои ровесники, вернувшиеся после войны, пройдя всё, круги ада, сквозь кровь, пот, потери и нелёгкие победы, боялись поцеловать девушку. А ребята-то были смелые, сильные, здоровые, обстрелянные, насквозь пропитанные порохом, не раз встречавшиеся со смертью. Таких сейчас нет. Наше поколение вымерло, остались единицы, к горькому сожалению, оно, наше поколение, вместе с народом принесло на своих плечах общечеловеческую победу и спасло мир. Но человечество не всегда бывает благодарно.

Литература советских времён была в общем искренней литературой. И она воспитала тех ребят, которые в 17 лет пошли на войну, не посрамив землю русскую и любовь к матерям и отцам своим. Нет, мы не были святыми, но в те годы сумели воздействовать на нас большим патриотическим чувством. Мы в атаку с лозунгами не ходили. Мы ходили с несколькими крутыми, непечатными словами. Мы не были нашпигованы лозунговым официозом, но были патриотами без пышных определений. Сегодня патриотизм пытаются усиленно скомпрометировать и почти уже скомпрометировали: иные патриоты оказались замешаны в не очень красивых делах, связанных с шуршанием бумажек в руках; эти патриоты с одной стороны баррикад скачком зайца переметнулись на другую.

Слишком невыносимо испортился вкус читателей и, в первую очередь, язык «новой русской» словесности. «Лавина» книг, далёких от серьёзной литературы, обморочно обрушилась на читателя. Можно ли было это остановить? Можно. Надо было ввести умную цензуру. Не надо её бояться. У меня не было напечатано ни одного романа без глаза цензуры. Ночами мы сидели с цензорами, пили кофе, курили и спорили. Я отделывался двумя, тремя фразами, несколькими словами, оставляя тот же смысл. Сейчас же всё печатается.

— Спрос рождает предложение.

— Беда нашей культуры. Но не думаю, что подобную литературу будут покупать всё время. Мои знакомые, серьёзные учёные, говорят о катастрофе, которая надвигается на наш мир. Ванга предсказала её в 3000 году, учёные предсказывают гораздо раньше. Но всегда есть надежда. Если мир спасётся красотой, по Достоевскому, то в эту красоту в первую очередь войдёт красота дивная и волшебная, совершенно несравненная красота лика Костромской Божьей Матери, печальное нежное материнство Сикстинской Мадонны Рафаэля, загадочность, улыбка Моны Лизы Леонардо да Винчи. Но помимо этого войдёт ещё и таинство деторождения, которое является чудом из чудес, несмотря на то что мы знаем о клонировании. И самое главное, в красоту войдёт слово, которое вбирает в себя всю радость, всю боль, всю надежду, милосердие, всё то, что сделало человека человеком. Но где это космическое слово, которое должно вселить надежду в бессмертие человека и Земли? Мы пока не способны его разгадать.

Богатство — это ограбление

— Что мешает?

— Мешает болезнь, которая возникла из-за воздействия чуждого слова на наш народ. Я бы назвал эту болезнь манией богатства. Когда мне кто-нибудь говорит: «Хочу быть миллионером!» — я спрашиваю: «Как?» Ведь всякое богатство, как говорили философы, есть ограбление. Богатыми становятся благодаря тому, что беднеют другие. Деньги нужны в той мере, в которой они могут обеспечить жизнь человека. Но сегодня желание приобрести деньги переросло в страсть. Это очень горько, потому что деньги изменяют, портят людей. Когда у малокультурного человека вдруг появляется куча денег, он не знает, что с ними делать. А если догадывается, как быстро обогатиться, то это всегда приводит к антиморальному, бесчеловечности.

Вот все думают, что только экономика спасёт нас. Нет. Это непростительное заблуждение. Спасёт культура. Слово. Книги. Журналы. Газеты. Телевидение. Радио. Однако сегодня культура опустилась на опасный низкий уровень. В ней, культуре, много шипов, и особенно болезненно они впиваются, когда спускаешься по её лестнице вниз на животе.

— Но если люди не хотят другой культуры, многим нравится сегодняшнее состояние общества. Возвращаться к прошлому, в котором, как вы говорите, и культура и литература были лучше, выше, чище, они не хотят.

— Это возможно, а потому очень страшно. Если люди довольны сегодняшним уровнем культуры, «кусочком хлеба без масла», это самое угрожающее положение для общества.

В нашей стране чрезвычайно долго был период хаоса. Люди, их жизненные ценности изменились разительно. Ведь во время приватизации каждый думал, что на ваучер он приобретёт две «Волги». Никто не стал таким владельцем. За это время ушло не одно поколение. А молодёжь всего не знает о нашем прошлом. Как бы ни хмурились на некоторые вещи, которые были в советское время, но мы всё получили: бесплатное образование, за маленькую зарплату могли относительно безбедно жить и есть бутерброды с маслом. Вот сейчас пишут: «Не было колбасы». Какой колбасы не было? В магазины надо было ходить, и вы увидели бы колбасы и тамбовские окорока. Вспомните, какое было медицинское обслуживание, какие были детские сады, Дома пионеров, санатории. У 50 процентов населения были отдельные квартиры. И вот я спрашиваю самого себя: а что сейчас делать нашей молодежи? За учёбу нужно платить огромные деньги, устроиться на работу — целая проблема. Как им выживать? Но ведь только на молодежь наша надежда. И всё-таки смогут ли они вывернуться из всех сложных проблем и активно вступить в движение общества? Кто им поможет? Такого товарищества, чувства локтя среди людей, какое было прежде, нет. Вернуть это сложно: попробуйте разбить яйцо, а потом склеить его. Сумеете? Нет. Но надежда всё же остаётся.