В изучении кануна Великой Отечественной войны все еще немало нерешенных проблем, одной из которых является оценка советским руководством событий 1939–1941 гг. В отечественной историографии, которая объясняет действия советского руководства в последние предвоенные месяцы стремлением оттянуть войну с Германией, не давая ей повода к войне, умиротворяя ее и рассчитывая на переговоры, поскольку И. В. Сталин опасался войны в условиях возросшей угрозы единого антисоветского империалистического фронта1, этот вопрос, как правило, обходится молчанием. Только недавно были опубликованы некоторые материалы, содержащие оценку советским руководством Второй мировой войны в целом2. Однако без всестороннего рассмотрения этого вопроса невозможно понять политику СССР того периода, что в первую очередь требует расширения документальной базы исследований. Но пополнение этой базы идет, к сожалению, крайне медленно и под влиянием официальной версии, потому вне поля зрения исследователей остаются многие противоречащие ей документы.

В данной статье автор, опираясь в основном на не использовавшиеся ранее документы3, попытается показать, как Москва в мае — июне 1941 г. оценивала события Второй мировой войны и какие выводы из этого делала.

Прежде всего необходимо остановиться на характере самих документов. К ним относится речь И. В. Сталина перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 г.4, которая была взята за основу при составлении следующих документов директивного характера. В мае 1941 г. в Главном управлении политической пропаганды (ГУПП) Красной Армии был подготовлен ряд проектов директивных документов, из которых нас интересует проект директивы «О задачах политической пропаганды в Красной Армии на ближайшее время»5. Этот документ после обсуждения 4 июня 1941 г. на Главном военном совете был 9 июня направлен начальником ГУПП армейским комиссаром I ранга А. И. Запорожцем начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрову. Одновременно в самом Управлении пропаганды и агитации по поручению А. А. Жданова и А. С. Щербакова был подготовлен проект директивы ЦК «О задачах пропаганды на ближайшее время»6. Проект этот не удовлетворил секретарей ЦК, и в первых числах июня сам Щербаков составил новый вариант директивы «О текущих задачах пропаганды», который более логичен и точен, нежели текст Александрова7. Проект директивы ГУПП был 20 июня утвержден Главным военным советом8, а о судьбе проекта директивы ЦК пока ничего не известно.

В середине мая 1941 г. лекторской группой ГУПП для закрытых военных аудиторий был подготовлен доклад «Современное международное положение и внешняя политика СССР», который был 26 мая направлен в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и секретарям ЦК Жданову и Щербакову. На документе, посланном Александрову, имеется его резолюция от 19 июня: «В архив. По докладу даны указания т. Запорожцу»9. Мы не располагаем данными, позволяющими судить о характере этих указаний, однако идеи этого доклада перекликаются с идеями директивы ГУПП от 15 мая 1941 г. вышеназванных проектов директивных документов и были использованы, судя по приводимым И. Хоффманом сведениям, в докладе, сделанном, видимо, в войсках 15 июня 1941 г. «одним авторитетным политработником»10. Все это позволяет утверждать, что он не был отвергнут руководством.

Для решения поставленной проблемы следует обратить внимание на выступления о международном положении М. И. Калинина на партийно-комсомольском собрании работников аппарата Верховного Совета СССР 20 мая и перед выпускниками Военно-политической академии им. В. И. Ленина 5 июня, а также на речь Жданова на совещании работников кино в ЦК ВКП(б) 15 мая 1941 г.11.

Особую ценность этим материалам придает то, что они готовились на уровне и по распоряжению членов и кандидатов в члены Политбюро, руководства пропагандистского аппарата страны и армии. Следовательно, инициатива их подготовки исходила «сверху», сводя к минимуму самодеятельность функционеров среднего звена. Поскольку всякая пропаганда ведется с целью подготовки общественного мнения к определенным событиям, содержание этих документов совокупности с другими материалами позволяет достаточно уверенно говорить о том, к чему именно готовилось советское руководство. Все эти документы, в значительной степени повторяющие и дополняющие друг друга, позволяют, на наш взгляд, несмотря на наличие в них идеологических и пропагандистских штампов, дать в целом объективную оценку настроений в советском руководстве в последние предвоенные месяцы. Далее мы приводим довольно обширные фрагменты документов, которые содержат оценку различных событий Второй мировой войны.

Как отмечалось в проекте директивы ГУПП, «главной причиной второй империалистической войны является соперничество между двумя крупнейшим капиталистическими державами — Англией и Германией. Борьба между ним идет за новый передел мира, за мировое господство. В союзе с Германией выступают Италия и Япония, хотя последняя и не принимает участия в войне на европейском и средиземноморском театрах. Англия пользуется материальной поддержкой США, которые также готовятся вступить в войну за передел мира. Каждая из участвующих в войне империалистических стран преследует свои захватнические, грабительские цели»12.

«Война сознательно подготовлялась, — говорил в своей речи от 5 июня Калинин. — Нельзя сказать, что война подготовлялась агрессивными странами, странами, принадлежавшими к так называемой «оси», что эти страны стремились к войне. Конечно, они стремились, но не к войне, а к захватам». Англия и Франция поощряли агрессивные устремления этих стран «только потому, что они лелеяли реакционную мечту о том, что агрессивные страны, если не на Западе, то на Востоке, если не на Востоке, то на Западе столкнутся с Советским Союзом. [...] Они думали, что огромная военная машина агрессоров обрушится на Советский Союз [...] Вот откуда шло зачатие войны, ее виновниками я считаю французскую и английскую клики»13.

Нельзя не признать, что подобные оценки в целом верны. Конечно, авторы документов по вполне понятным причинам обошли стороной вопрос о целях Советского Союза в этой ситуации, которые, как мы увидим далее, ничем, по сути, не отличались от устремлений других великих держав. Неустойчивость международной обстановки в середине XX в. является общепризнанной, что было связано традиционной борьбой великих держав за влияние на мировой арене. Известно, что к концу 30-х гг. в мире сложились два военно-политических блока великих держав. Англия и Франция противостояли Германии и Италии, к которым тяготела Япония. СССР и США занимали выжидательную позицию, рассчитывая использовать войну между этими блоками в своих интересах. Не стоит забывать о стремлении Англии и Франции направить германскую агрессию на Восток, чтобы ее руками разгромить или хотя бы ослабить Советский Союз, который рассматривался в Лондоне и Париже как основная угроза их влиянию в мире. Со своей стороны, Москва преследовала схожую цель, стремясь не препятствовать агрессии Германии в Западной Европе, что могло привести к затяжной войне и взаимному ослаблению великих европейских держав, а это, в свою очередь, открывало перед СССР определенные перспективы14, о которых будет сказано ниже.

По мнению авторов доклада ГУПП, летом 1939 г. опасность войны между Германией и СССР «усиливалась тем, что буржуазные правительства Англии и Франции всеми силами стремились использовать... враждебность национал-социалистов к СССР и спровоцировать нападение Германии на Советский Союз. Задача состояла в том, чтобы оттянуть войну с Германией и использовать время для еще большего укрепления экономической, и в особенности военной, мощи СССР. С этой сложной задачей партия и советское правительство блестяще справились»15. «В момент, когда казалось, что рука агрессора, как думали чемберленовцы, была уже занесена над Советским Союзом ... мы заключили пакт с Германией», который «был одним из самых гениальных... актов нашего руководства, особенно тов. Сталина»16, отмечал Калинин.

«Если бы СССР пошел в 1939 году вместе с Англией и Францией против Германии, — указывалось в докладе ГУПП, — то вся громадная германская военная машина обернулась бы против СССР. Таким образом, советско-германский пакт полностью себя оправдал»17. В результате Англия и Франция «оказались перед войной с тем противником, которого готовили против нас», говорил Калинин, они «попали в ту ловушку, которую расставляли нам. Уж когда гарантии [Польше и Румынии. — М. М.] были даны и нарушены, как бы им не хотелось воевать и как бы они не осознали [Так в тексте. Надо — осознавали. — М. М] всю бессмысленность этого, но они уже очутились в ловушке и были вынуждены объявить войну»18.

Версия об угрозе войны между Германией и СССР летом 1939 г. ныне справедливо опровергается в новейших отечественных исследованиях того периода19. Поэтому оттягивать следовало не войну с Германией, а участие Советского Союза в войне в Европе. Именно эту задачу и решала советская дипломатия весной — летом 1939 г. в ходе англо-франко-советских переговоров, которые обе стороны рассматривали как способ давления на Германию, особенно после провала политических переговоров в конце июля 1939 г., что сделало достижение соглашения невозможным20.

Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом действительно можно расценивать как значительную удачу советской дипломатии, которая смогла переиграть британскую и достичь своей основной цели — остаться вне европейской войны, получив при этом значительную свободу рук в Восточной Европе, более широкое пространство для маневра между воюющими группировками в собственных интересах и при этом свалить вину за срыв англо-франко-советских переговоров на Лондон и Париж. Не в интересах советского руководства было препятствовать войне в Европе между англо-французским блоком и Германией, поскольку только война давала ему реальный шанс установить свое господство на континенте. Вмешательство СССР в войну в 1939 г. в составе англо-французской коалиции делало эту задачу невыполнимой, поскольку Красной Армии пришлось бы действовать против основных сил вермахта, по существу, в интересах Англии и Франции, которые всегда рассматривались в Москве в качестве основных противников. Кроме того, возникновение подобной коалиции в 1939 г. означало бы победу британской дипломатии, которой удалось стравить Германию и Советский Союз, что совершенно не отвечало советским интересам.

Англо-советская коалиция, как показали дальнейшие события, сложилась лишь при значительных военных успехах Германии, что поставило и Англию, и СССР в очень сложное положение и сделало этот союз жизненно необходимым, но лишь на период устранения германской угрозы. После достижения этой цели коалиция немедленно распалась, поскольку противоречия, приглушенные войной, вспыхнули с новой силой21. В 1939 г. Европа оказалась расколотой на три военно-политических лагеря: англо-французский, германо-итальянский и советский, каждый из которых стремился к достижению собственных целей, что не могло не привести к войне. В этих условиях пакт о ненападении обеспечил не только интересы советского руководства, но и тыл Германии, облегчив ей войну в Европе22.

Начавшаяся война выявила неподготовленность к ней Англии и Франции. Причины поражения Франции излагались Щербаковым следующим образом: «Франция, победив в первой империалистической войне, зазналась, почила на лаврах, проявила полную беспечность в деле подготовки к войне [...] Ее военная мысль, вследствие самодовольства, не двигалась вперед, оставалась на уровне уроков войны 1914–1918 гг.

Французская авиация, которая когда-то была сильнейшей, отодвинулась на одно из последних мест. Танковые и мотомеханизированные соединения оказались в загоне». В армии «не только не хватало артиллерии, особенно зенитной и противотанковой, но не хватало даже пулеметов и пистолетов. Французское правительство, пожалев денег, не продолжило линию Мажино до Ла-Манша, что обесценило всю укрепленную часть фронта и дало возможность немецкой армии обойти французские укрепления [...] К военным относились пренебрежительно [...] Военный аппарат оказался в руках людей, или мало понимающих в военном деле, или людей, застывших на уроках и традициях войны 1914–1918 гг. Правящие круги Франции боялись не столько победы Гитлера, сколько своего народа. [...] Среди высшего командного состава и руководящих политических деятелей было широко распространено пораженчество и прямое предательство. Такова первая причина военного разгрома Франции.

Поражение Франции объясняется не только ее военной слабостью. Начиная войну, Франция и Англия не только не приобрели новых друзей и союзников, но и растеряли тех, кто был с ними. Гнилая, торгашеская политика «невмешательства» и «умиротворения» [...] предательство, учиненное в отношении своего прямого союзника — Чехословакии [...] легкомысленное отношение к вопросу о роли и удельном весе Советского Союза в делах Европы — все это оттолкнуло от Франции и Англии часть их союзников, привело их к изоляции и укрепило позиции Германии. Такова вторая причина военного поражения Франции»23.

Оценивая причины успехов Германии, Щербаков писал, что «немецкая армия, будучи разбитой в 1918 г., извлекла из этого факта необходимые военные и политические уроки. В Германии в течение многих лет, особенно начиная с 1933 года, с приходом к власти национал-социалистов, началось формирование и обучение большой армии. Народное хозяйство, перестроенное на военные рельсы, было целиком подчинено задачам войны. [...] Военные руководители Германии разрабатывали оперативные планы войны, основанные на стремительном наступлении на слабого и неподготовленного противника, при массовом применении современной военной техники. [...] Военное превосходство Германии на первом этапе войны было безусловным и подавляющим. Такова первая причина военных успехов германской армии.

Но исход войны решают не только вооружение и организация армии. Для победы мало иметь хорошую военную технику и организацию, войну подготовляют также и политически, а это прежде всего означает привлечь одни государства на свою сторону в качестве союзников, другие попытаться нейтрализовать. О правильности этого положения говорит весь опыт прошлых войн. В 1870–71 гг. в войне с Францией Германия одержала победу благодаря нейтралитету России, в результате, таким образом, войны на одном фронте. В войне 1914–1918 гг. в результате войны на два фронта Германия потерпела поражение.

Вот почему, готовясь ко Второй мировой войне, Германия постаралась установить мирные и дружественные отношения с СССР». Кроме того, Германии удалось «оторвать союзников от своих противников и привлечь некоторые страны в качестве союзников на свою сторону... и запугать некоторые малые нейтральные страны», предупредив их переход на сторону Англии и Франции24.

«Военные победы Германии и поражения ее противников вызвали известное распространение взглядов о якобы непобедимости германской армии. Подобные взгляды в корне ненаучны и противоречат историческому опыту, а также ходу военных действий в современной войне. В мире не было и нет непобедимых армий, а были и есть армии хорошие и слабые. [...] Победы германской армии объясняются тем, что немцы до сих пор имели военные столкновения со слабым «противником», и немецкая армия подавляла их огромным численным превосходством и техникой. [...] На почве таких легких побед, — в армии и политических кругах Германии получили распространение хвастовство, самодовольство и зазнайство, которые прямо ведут к отставанию.

Все то новое, что внесено в оперативное искусство и тактику германской армии, не так уж сложно и теперь воспринято и изучено ее противниками, так же как не является новостью и вооружение германской армии. На почве хвастовства и самодовольства военная мысль Германии уже не идет, как прежде, вперед. Германская армия потеряла вкус к дальнейшему улучшению военной техники. Если в начале войны Германия обладала новейшей военной техникой, то сейчас ... военно-техническое преимущество Германии постепенно уменьшается»25.

По мере расширения войны Германия сталкивается с рядом трудностей, отмечается в докладе ГУПП. Прежде всего это нехватка нефти, а значит, «горючее — это первое слабое место германской экономики. Продовольствие — это второе слабое место германской экономики. Оно уже дает себя чувствовать чрезвычайно остро [...] Перспективы снабжения продовольствием все более ухудшаются. [...] Третьим слабым местом германской экономики является положение с сырьем. Несмотря на то, что Германия получает некоторое сырье из оккупированных стран, всеми видами сырья она не обеспечена. Созданные в свое время запасы иссякают, а английская блокада закрывает для Германии внеевропейские рынки. Чем дольше продолжается война, тем больше будет истощаться Германия.

По мере раскрытия империалистических, захватнических целей Германии, меняется и отношение к войне народных масс самой Германии»26.

«Подготовка войны и война на первом этапе велись под лозунгом освобождения страны от гнета версальских цепей, — писал Щербаков. — Этот лозунг был популярен и встречал известную поддержку и сочувствие в немецком народе, поскольку народ немало натерпелся в результате грабительского Версальского мира. Этот лозунг нашел известное сочувствие и в других странах, которые считали Версальский договор унизительным и несправедливым. Но в ходе войны обстановка коренным образом изменилась.

Лозунг «Долой версальские цепи!» отпал. Сейчас германская армия, пользуясь военной слабостью ряда стран, перешла к прямому захвату и порабощению чужих территорий. Фашистская Германия ведет захват чужих территорий под лозунгом установления так называемого «нового порядка» в Европе. Этот лозунг означает подавление национальной независимости оккупированных стран, превращение их в вассальные, эксплуатируемые государства, в аграрный придаток Германии.

Завоевательный характер лозунга — установление «нового порядка» в Европе — немецкими политиками маскируется болтовней о необходимости продолжения борьбы с «международной плутократией», необходимостью «выкурить англичан отовсюду, где бы они ни появились». Однако эта маскировка плохо скрывает программу порабощения народов и широкие массы начинают все явственнее видеть и понимать грабительский характер» этого лозунга. Он, «во-первых, не встречает сочувствия и поддержки в широких массах самой Германии. Во-вторых, этот лозунг вызывает огромное недовольство и озлобление народов оккупированных стран и постепенное нарастание сопротивления захватчику. Захватническая, завоевательная политика Германии восстанавливает против нее не только народы оккупированных стран, но и лучшую часть немецкого народа. [...] Понятно, что успехи германской политики и немецкой армии под лозунгом захватнической и империалистической войны, под лозунгом покорения и порабощения других народов не могут быть сколько-нибудь прочными»27. «Германская армия — большая сила, которую нельзя недооценивать. Однако по мере затягивания войны военная мощь Германии ослабевает», — делался вывод в проекте директивы ГУПП28. Все это развенчивает миф о непобедимости германской армии.

Оценка советским руководством военно-экономического состояния Германии в целом верна. Добыча нефти и сырьевые ресурсы Германии, хотя и пополнились после разгрома Франции и определенного наращивания производства, были ограничены. Например, созданных запасов горючего и каучука могло хватить лишь до осени 1941 г., а запасы цветных металлов не покрывали даже потребления, не говоря уже о действительных потребностях29. Столь же напряженное положение сложилось в Германии с продовольствием. По данным германских исследователей, на период с 7 апреля до 29 июня 1941 г. (84 дня) каждый взрослый получил по 27 кг хлеба, 2,175 кг круп и макаронных изделий, 1,2 кг эрзац-кофе, 5,6 кг мяса, 3,233 кг жиров, 0,75 кг сыра, 0,375 кг творога, 29 яиц, 4,05 кг сахара; картофель до 2 июня продавался свободно, после — по 7 кг на взрослого (на 28 дней). Средняя калорийность ежедневного пайка на человека снизилась с 3000 калорий в 1936–1938 гг. до 2445 калорий в 1940–1941 гг.30. Экономика Германии в силу своих ограниченных возможностей не могла служить надежным фундаментом для борьбы за мировое господство в условиях затяжной войны31.

Определенное проникновение в советскую печать утверждений германской пропаганды об успехах германской экономики и мощи вермахта вызвало в мае — июне 1941 г. негативную реакцию советского руководства. Прежде всего это коснулось работ сотрудников Института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР и редакции журнала «Мировое хозяйство и мировая политика», которые, по мнению Секретариата ЦК ВКП(б) в оценке важнейших вопросов современной мировой политики и мирового хозяйства занимают «теоретически ошибочную и политически вредную позицию». Это выражалось в том, что эти сотрудники и редакция журнала «подхватили и популяризировали распространяемые фашистской пропагандой мифы об идеальной организации и непобедимости германской армии, о якобы организованном, плановом характере германского хозяйства, об улучшении продовольственного положения в Германии и увеличении в ходе войны ее экономических и военных ресурсов» и «в известной мере оказались на поводу буржуазной пропаганды». Поэтому следовало реорганизовать институт32 и устранить подобные недостатки в советской пропаганде, усилив критику идеологии фашизма и измышлений германской пропаганды33.

Не подтверждается вышеприведенным материалом и версия о страхе советского руководства перед Германией и ее вооруженными силами, бытующая в отечественной историографии34. В Москве считали Германию равноценным противником, который, с военной точки зрения, не имеет ничего особенного ни в танках, ни в артиллерии, ни в авиации. По мнению Сталина, военная техника Германии «отстает не только от нашей», но в отношении авиации ее начинает обгонять Америка35. Подобный вывод отражает определенную недооценку состояния вермахта. Однако нельзя не отметить, что по качеству военной техники, за исключением самолетов старых конструкций, Красная Армия действительно не уступала своему будущему противнику36.

«Основным фактором, определяющим современное международное положение, — отмечалось в докладе ГУПП, — является война между крупнейшими капиталистическими державами, которая длится уже около двух лет и стала мировой, затяжной и тотальной. Важнейшим итогом второй империалистической войны на современном ее этапе — является значительный военный успех Германии на сухопутных фронтах, и изгнание Англии с европейского континента. В результате этого со всей остротой встал вопрос о дальнейшем направлении войны.

Англия еще далеко не разбита, продолжает сопротивление и ввиду возрастающей помощи со стороны США укрепляет свои военные силы. В этой обстановке у Германии нет перспектив в ближайшее время разбить Англию и закончить войну, так как она, располагая крупной сухопутной силой, не имеет сильного морского флота. В то же время и Англия, имея господство на море, не имеет сильной сухопутной армии и также не может рассчитывать на победу в скором времени. Все это создает обстановку бесперспективности в войне, что она не может быть закончена в ближайшее время победой той или другой стороны. [...] Время, выигранное Германией в начале войны, сейчас поворачивается против нее. По мере затягивания войны разница военного потенциала двух воюющих сторон будет выступать с неумолимой силой. [...] Поэтому особое значение приобретает для Германии позиция США. Борьба за мировое господство, дополненная жаждой военных прибылей, с неудержимой силой толкает Америку в войну. [...] Формально США еще не воюют», но фактически все более вползают в войну, что значительно осложняет положение Германии37. По мнению Калинина, «эта война на истощение принимает длительный, ожесточенный характер, который, скорее всего, будет изнурительным для обеих сторон. Предсказать же, кто из них победит, сейчас еще трудно»38.

Авторы доклада ГУПП считали, что «в правящих кругах воюющих стран растет боязнь революционных последствий затяжной войны. Особенное беспокойство вызывает у империалистов рост могущества СССР. Буржуазия империалистических стран с большой тревогой взирает на Советский Союз, который стоит вне войны, и в то время как война расшатывает и ослабляет капиталистические страны, СССР растет и крепнет, усиливая свою экономическую и военную мощь. [...], В этих условиях среди некоторых кругов буржуазии воюющих стран усиливается стремление договориться между собой с тем, чтобы заключить мир и направить острие войны против СССР. В этом смысле «бегство» Гесса в Англию — серьезное предупреждение для Советского Союза. И если в данном случае попытку сговора можно почти считать провалившейся, то почва для таких попыток в дальнейшем остается. Эта почва — бесперспективность войны, с одной стороны, и боязнь революционных последствий затяжной войны — с другой. Вот почему Советский Союз должен быть готов к любым неожиданностям со стороны империалистических держав, должен быть готов в любое время сорвать всякий сговор империалистов против нас». Хотя классовая ненависть может толкнуть буржуазию воюющих стран на мир, но Англия и США понимают, что мир сегодня — это уступка Германии, а значит, этот процесс затруднен39.

В мире наблюдается кризис буржуазной демократии, поскольку «буржуазия скучает по диктатуре... — отмечал Калинин в речи от 5 июня. — Если мы сейчас проанализируем те социальные процессы, которые наблюдаются в демократических странах мира как воюющих, так и невоюющих, то мы заметим, что там идет усиление политической диктатуры, усиление диктатуры того или иного лица. [...] Да иначе и быть не может. Во время войны все силы должны быть сконцентрированы, иначе масса средств останется неиспользованной или будет использована противником. Итак, усиление диктатуры становится характерной чертой капиталистического мира. Разумеется, сам процесс войны ускоряет созревание таких диктатур. Если бы войны не было, то капитализм двигался бы по этому пути крошечными шагами, а теперь в процессе войны он делает семимильные шаги. [...] Итак, во время войны идет усиленное созревание диктатуры во всем капиталистическом мире, концентрация материальных средств в руках государства, концентрация капитализма. Все это во время войны ускоряется и обостряется.

Нужно отметить и второй процесс, который мы наблюдаем во время войны [...] идет усиление роста политического сознания масс. Во время войны ярче выявляется перед трудовыми массами эгоизм капиталистов и он скорее доходит до сознания этих масс. И надо сказать, что рост классового сознания трудовых масс безусловно ускоряется в большей степени, чем растет диктатура капитала». Сама «война должна способствовать более быстрому созреванию классового сознания вообще». Вряд ли эта война безнаказанно сойдет капиталистам Европы, поскольку «чувствуется, что эта богатая школа для трудовых масс не пропадет зря» и они «извлекут должные уроки и обрушат свой гнев на буржуазию»40.

Советское руководство довольно точно оценивало ход и перспективы Второй мировой войны, отмечая ее затяжной характер, что рано или поздно обрекало Германию на поражение. Затяжка войны действительно питала те силы в противостоящих лагерях, которые выступали за прекращение войны и создание так называемого «единого фронта империалистических держав» против СССР41. Не случайно Москва пристально следила за подобными попытками, хорошо понимая имевшиеся на пути заключения мира трудности. Документы свидетельствуют, что советское руководство было довольно хорошо осведомлено о результатах «миссии Гесса», что подтверждается и другими данными42.

Рассуждения о нарастании диктатуры и политической сознательности масс в капиталистических странах, несмотря на явный отпечаток заидеологизированности, имеют под собой определенную почву. Нельзя не признать, что война и связанный с ней кризис общества способствовали радикализации населения и тем самым расширяли социальную базу коммунистических партий, увеличивая опасность социального взрыва. Интересно отметить, что эту опасность еще в 1939 г. предвидел бывший президент Чехословакии Э. Бенеш, который, правда, считал, что подобные надежды Москвы вряд ли сбудутся в полном объеме, поскольку «Западная Европа в социально-экономическом отношении еще достаточно сильна и будет весьма решительно сопротивляться социальной революции... в то время как Польша, Германия и Центральная Европа находятся в ситуации, гораздо более опасной»43. Но в своем прогнозе Бенеш не учитывал возможность «экспорта революции» на штыках Красной Армии, что в большей степени способствовало бы свержению «ига капитала».

Значительная часть доклада ГУПП была посвящена советско-германским отношениям. «Если учесть всю совокупность экономических и стратегических факторов международного положения СССР, то совершенно очевидно, что наиболее реальную опасность для нас представляет та капиталистическая страна, которая имеет крупные сухопутные силы и наибольшую протяженность сухопутных границ с СССР. Сильная морская держава не столь опасна для СССР, как крупная сухопутная держава. Ни блокадой, ни десантом нельзя нанести сильного удара СССР, ибо Советский Союз обладает огромными пространствами, мощной армией, всеми необходимыми видами стратегического сырья, продовольствием и развитой машинной индустрией. Наиболее серьезным противником СССР является только крупная сухопутная держава. Такой страной в настоящее время является Германия. [...] В последнее время положение стало тем более напряженным, что точек соприкосновения между Германией и СССР стало значительно больше, нежели 2–3 года тому назад»44.

Хотя между Германией и Советским Союзом заключен пакт о ненападении, «было бы глубоко ошибочным питать иллюзии относительно этого пакта и считать, что столкновение между СССР и Германией невозможно и что якобы германские национал-социалисты отказались от своих антисоветских планов. [...] Никакие пакты и договоры не могут и не должны ослаблять бдительности советских граждан, создавать иллюзии о вечности наших мирных взаимоотношений с империалистическими державами. [...] События последних лет показывают нам с отчетливой ясностью, что всякий пакт может быть в любую минуту превращен капиталистическим государством в клочок бумаги. Нельзя забывать ни на одну минуту, что все без исключения капиталистические государства — потенциальные враги СССР.

Внешняя политика СССР — это классовая политика. Борьба двух систем является решающим моментом в наших взаимоотношениях со всеми без исключения капиталистическими странами. Эта борьба делает все и всякие пакты и договоры СССР с империалистическими государствами временными, неустойчивыми. То или иное капиталистическое государство, идущее по целому ряду причин на заключение договоров с СССР, не отказывается от своих антисоветских планов, а лишь откладывает их осуществление до наиболее благоприятного момента. Развитие наших отношений с Германией показывает это совершенно недвусмысленно именно сейчас.

Раньше Советский Союз непосредственно не граничил с Германией, а теперь граничит. От Нарвика и до Черного моря мы в настоящее время имеем только одного соседа — Германию. Раньше СССР отделял от Германии ряд мелких «буферных» стран, которые теперь либо совершенно исчезли с политической карты Европы как самостоятельные государства, либо, сохранив призрачную независимость, подверглись германской оккупации. На протяжении последнего года Германия, фактически нарушая пункт советско-германского договора о консультациях, без всякого согласования с нами предприняла ряд мер на Северо-Западе и Юго-Востоке, которые не могли не затрагивать жизненные интересы СССР в этих районах Европы. На границах с Литовской ССР, в Польше Германия концентрирует большое количество войск, разумеется, не для мирных целей. В Финляндию, которая в последнее время значительно подпала под экономическую и политическую зависимость Германии, также введены германские войска. Кроме того, в самой Финляндии, а также и в Швеции немцы ведут усиленную антисоветскую пропаганду.

В целях насаждения на нашей территории шпионских и диверсионных групп Германия широко использует против нас враждебные нам элементы польского, украинского и белорусского населения оккупированной Польши, молдавского населения Румынии, литовского населения Сувалкской области» и других националистических групп эмиграции.

«Изредка, особенно в провинциальной печати, все же помещаются явно враждебные нам статьи. В своей устной агитации и пропаганде национал-социалисты полностью сохранили наглый антисоветский тон. Населению и солдатам внушается, что дружба с СССР — временная, что Германия обязательно должна воевать против СССР.

В Юго-Восточной Европе, на Балканах, Германия в последнее время предприняла меры, идущие вразрез с интересами СССР. [...] Германия, нарушив пункт договора о консультации с СССР, ввела свои войска в Румынию, Болгарию и разожгла пожар войны на Балканском полуострове. Захват Германией Балканского полуострова несомненно затрагивает наши важнейшие интересы [...]

В целом ряде последних заявлений Наркоминдела по поводу балканских событий, советское правительство ясно продемонстрировало свою крайнюю заинтересованность в разрешении вопросов Юго-Восточной Европы и Ближнего Востока. [...] Всеми этими актами советское правительство фактически осудило политику Германии, направленную к втягиванию в войну Балканских государств и давало недвусмысленно понять, что действия Германии идут вразрез политике СССР. Тем самым советское правительство фактически заявляло, что оно не признает «новых порядков», устанавливаемых державами оси на Балканах и сохраняет за собой свободу рук в этом отношении [...]

Политика Германии на Ближнем Востоке, в особенности по отношению к Турции, также идет вразрез с государственными интересами СССР. [...] Безопасность в районе проливов — Босфора и Дарданелл — играет для нас огромную роль, ибо это единственный выход для великой черноморской державы, какой являемся мы. Свою крайнюю заинтересованность в безопасности черноморских проливов советское правительство еще раз продемонстрировало последним заявлением турецкому правительству», которым «СССР дал понять, что будет всячески препятствовать разжиганию войны на Ближнем Востоке и втягиванию Турции в войну»45.

Вышеприведенный материал показывает, что советское руководство весной 1941 г. считало Германию основным противником. Версия о чрезмерной вере Сталина в силу пакта о ненападении, распространенная в отечественной историографии46, не подтверждается, поскольку в Москве хорошо знали, что ни на какие договоры полагаться нельзя. Документы лишний раз показывают, что советское руководство знало о сосредоточении германских войск у границ Советского Союза, но, судя по общей тональности документов, не опасалось скорого германского наступления. Перечисление антисоветских акций германского руководства имеет не только пропагандистское значение, но и свидетельствует, по нашему мнению, о реальных узлах советско-германских противоречий. Война между Германией и СССР была порождена борьбой за господство в Европе, ускорили же ее столкновения советских и германских интересов по конкретным политическим вопросам.

Наиболее остро интересы обеих стран сталкивались на Балканах, в Финляндии и на Ближнем Востоке. Если в 1939 г. Берлин и Москва смогли согласовать свои территориальные устремления и к осени 1940 г. в основном осуществить эти договоренности, то с конца 1940 г. экспансионистские устремления Германии и Советского Союза пришли в столкновение, и урегулировать их на основе компромисса не удалось, что и продемонстрировали переговоры между ними в ноябре 1940 г.47. Германия, победив Францию, считала себя гегемоном Европы и не собиралась идти на уступки. Со своей стороны, СССР, очень легко присоединив новые территории, считал Финляндию, Балканы и черноморские проливы теми регионами, где он имеет преимущественные интересы, и тоже не уступал. Компромисс был затруднен тем, что стороны уже не нуждались в нем. рассчитывая достичь своих целей военными средствами. С июля 1940 г. Германия стала разрабатывать план войны с СССР, который, в свою очередь, занимался планированием войны с Германией еще с октября 1939 г.48. С ноября 1940 г. советско-германские отношения вступили в новую фазу — непосредственной подготовки к войне. О намерении Германии вести наступательную войну, нацеленную на молниеносный разгром Советского Союза, широко известно. О подобных же намерениях СССР, на наш взгляд, свидетельствуют нижеследующие выдержки из документов кануна войны.

«СССР живет в капиталистическом окружении, — писал Щербаков. — Столкновение между миром социализма и миром капитализма неизбежно. Исходя из неизбежности этого столкновения, наше первое в мире социалистическое государство обязано изо дня в день, упорно и настойчиво готовиться к решающим боям с капиталистическим окружением с тем, чтобы из этих боев выйти победителем и тем самым обеспечить окончательную победу социализма. Внешняя политика Советского Союза ничего общего не имеет с «пацифизмом», со стремлением к достижению мира во что бы то ни стало»49.

«Противоречие между миром социализма и миром капитализма является наиболее острым противоречием нашей эпохи, — отмечалось в докладе ГУПП. — Внешняя политика СССР исходит из того непререкаемого положения, что столкновение между миром социализма и миром капитализма неизбежно. Основная цель внешней политики СССР — своими особыми средствами обеспечить все необходимые предпосылки для победоносного решения вопроса «кто кого» в международном масштабе. Нам далеко не безразлично, в каких условиях произойдет неизбежное столкновение СССР и капиталистического окружения. Мы кровно заинтересованы в том, чтобы эти условия были для нас максимально благоприятными.

Главный успех ленинско-сталинской внешней политики мира состоит в том, что благодаря ей уже удалось отсрочить войну между империалистическими странами и СССР, во-первых, до того как в нашей стране победил социализм [...] и, во-вторых, до того, как сами империалистические державы передрались между собой из-за мирового господства [...] Тем самым ленинско-сталинская политика мира успешно разрешила стоявшие перед ней задачи. Неверно было бы, однако, расценивать нашу мирную политику как вечную и неизменную. Это — временная политика, которая вызывалась необходимостью накопить достаточные силы против капиталистического окружения. Теперь мы такие силы накопили и вступили в новый, наступательный период внешней политики СССР, который возлагает на нас большие и ответственные обязанности [...].

Не исключена возможность, что СССР будет вынужден в силу сложившейся обстановки взять на себя инициативу наступательных военных действий [...]. В современной исключительно напряженной международной обстановке СССР должен быть готов ко всяким неожиданностям и случайностям и держать порох сухим против каждого империалистического государства, несмотря на наличие пактов договоров с этим государством». При анализе ближайших перспектив мирового капитализма следует исходить из нарастания «революционного кризиса», при этом отчетливо «вырисовывается роль СССР как вооруженного оплота мировой; социалистической революции. [...] Это, разумеется, не исключает того, что возможны наступательные действия СССР против отдельных империалистических стран, угрожающих нашей безопасности в обстановке, когда еще нет налицо революционной ситуации в капиталистических странах. Но и в том, и в другом случае СССР может перейти в наступление против империалистических держав, защищая дело победившего социализма, выполняя величайшую миссию, которая возложена историей на первое в мире социалистическое государство рабочих и крестьян по уничтожению постоянно угрожающего нам капиталистического окружения»50.

«Если вы — марксисты, — говорил Калинин в речи от 20 мая, — если вы изучаете историю партии, то вы должны понимать, что это основная мысль марксистского учения — при огромных конфликтах внутри человечества извлекать максимальную пользу для коммунизма»51. 5 июня он сформулировал эту мысль более кратко: «ведь война — такой момент, когда можно расширить коммунизм»52. «Ленинизм учит, — писал Щербаков, — что страна социализма, используя благоприятно сложившуюся международную обстановку, должна и обязана будет взять на себя инициативу наступательных военных действий против капиталистического окружения с целью расширения фронта социализма.

До поры до времени СССР не мог приступить к таким действиям ввиду военной слабости. Но теперь эта военная слабость отошла в прошлое. Опираясь на свое военное могущество, используя благоприятную обстановку, СССР освободил Западную Украину и Западную Белоруссию, вернул Бессарабию, помог трудящимся Литвы, Латвии и Эстонии организовать советскую власть»53. «Если бы, конечно, присоединить Финляндию, то положение еще более улучшилось с точки зрения стратегии», — откровенно заявил 20 мая Калинин54. «Таким образом, капитализму пришлось потесниться, а фронт социализма расширен. Международная обстановка крайне обострилась, военная опасность для нашей страны приблизилась как никогда. В этих условиях ленинский лозунг «на чужой земле защищать свою землю» может в любой момент обратиться в практические действия», — предупреждал Щербаков55.

Как свидетельствуют документы, «миролюбивая политика СССР» трактовалась в Москве довольно своеобразно. «Большевики — не пацифисты, — отмечалось в тезисах к речи Калинина от 20 мая. — Они всегда были и остаются противниками только несправедливых, грабительских, империалистических войн. Но они всегда стояли, стоят и будут стоять за справедливые, революционные, национально-освободительные войны. Пока социализм не победит во всем мире или по крайней мере в главнейших капиталистических странах, до тех пор неизбежны как те, так и другие войны. Капиталистический мир полон вопиющих мерзостей, которые могут быть уничтожены только каленым железом священной войны.

Нельзя безотчетно упиваться миром — это ведет к превращению людей в пошлых пацифистов. [...] Если мы действительно хотим мира — и не зыбкого, не кратковременного, не как момента войны, а прочного и надежного, то для этого мы должны изо всех сил готовиться к войне. Мы должны готовиться не к такой войне, какая идет сейчас, — ведь это же не война, а игра в бирюльки, — а к такой войне, в которой капиталисты уже не остановятся ни перед какими, самыми дьявольскими средствами в борьбе за свое существование. Чтобы представить себе хотя бы приблизительное представление об этой войне, достаточно вспомнить, например, войну с Финляндией. Вот к какой войне мы должны готовиться»56.

Подобные идеи перекликаются с запиской Запорожца на имя Жданова от 22 февраля 1941 г., содержащей «некоторые соображения о военной пропаганде среди населения», в которой четко определено, «что наша партия и советское правительство борются не за мир ради мира, а связывают лозунг мира с интересами социализма, с задачей обеспечения государственных интересов СССР»57.

Все это лишний раз подтверждает тот факт, что так называемая «миролюбивая внешняя политика СССР» являлась не более чем пропагандистской кампанией, под прикрытием которой советское руководство стремилось обеспечить наиболее благоприятные условия для «сокрушения капитализма» военным путем. Эти условия, судя по приводимым документам, заключались в создании военно-промышленного комплекса, способного обеспечить наступательные действия Красной Армии, и в возникновении войны между остальными великими державами. В этих условиях можно было под прикрытием лозунгов о «миролюбии СССР» начать «экспорт революции» в страны Европы, первым этапом которого стала агрессия Советского Союза против своих западных соседей и аннексия территорий в Восточной Европе в 1939–1940 гг. Только в силу сложной международной обстановки Москве не удалось захватить Финляндию58, которая рассматривалась как стратегический плацдарм для действий в Скандинавии и на Балтике.

Интересно отметить, что вопрос о новом расширении «фронта социализма» встал именно в мае — июне 1941 г. Как заявил 15 мая Жданов на совещании работников кино в ЦК ВКП(б), «если обстоятельства нам позволят, то мы и дальше будем расширять фронт социализма»59. Однако в 1941 г. расширять «фронт социализма» далее на Запад можно было, лишь сокрушив Германию, которая, по мнению советского руководства, являлась главным противником СССР и его единственным западным соседом. Для этой цели был готов достаточно серьезный инструмент — Красная Армия, которая уже в январе 1941 г. была удостоена эпитета «армия-освободительница»60.

«Мудрая внешняя политика партии и советского правительства обеспечила народам СССР вот уже на протяжении 20 лет мирный труд, — писал Щербаков. — На этой основе наша страна добилась дальнейшего неуклонного роста политического, экономического и военного могущества. [...] Красная Армия, широко использовав достижения отечественной и мировой военно-технической мысли, перестроилась организационно и серьезно перевооружилась на основе опыта современной войны»61. «Она располагает могучей артиллерией, мощными танками и скоростными самолетами в количестве, превосходящем любую капиталистическую армию, — отмечалось в докладе ГУПП. — Перестройка в методах обучения всех родов войск с максимальным приближением к боевой обстановке значительно подняла боеспособность Красной Армии. Значительно укрепилась и воинская дисциплина. Красная Армия крепка своим политико-моральным состоянием, своей преданностью Родине, своей готовностью не щадить свои сил и самой жизни во имя торжества коммунизма»62.

Красная Армия действительно представляла собой летом 1941 г. гигантский военный инструмент, что давало советскому руководству уверенность в успехе удара по Германии. В 1939–1941 гг. была проведена колоссальная работа по совершенствованию советских вооруженных сил. Только прямые военные ассигнования возросли с 25,6 % в 1939 г. до 32,6 % в 1940 г. всех бюджетных расходов. В 1938–1940 гг. рост военных расходов в 2 раза превысил общий рост расходов63. В 1940 г. на военные нужды было израсходовано 26 % годового объем промышленной продукции (к примеру, в США этот показатель составлял 10,8 % а в Германии в 1939 г. — первом военном году — 23 %)64. Ежегодный прирос военной продукции в 1938–1940 гг. составлял 39%, втрое (!) превосходя прирос всей промышленной продукции65. Производство боеприпасов только в первом полугодии 1941 г. выросло на 66,4 %, а принятым 6 июня мобилизационным планом на вторую половину 1941 г. и 1942 г. предусматривались его дальнейший рост и военная перестройка промышленности «на случай войны»66.

В первой половине 1941 г. советская промышленность выпускала 89 % танков и 45 % самолетов новых типов, завершая переход на выпуск только этих образцов67. Всего за 1939-й — первую половину 1941 г. войска получили от промышленности 92,4 тыс. орудий и минометов, 7,4 тыс. танков и 17,7 тыс. боевых самолетов68. Советские вооруженные силы, рост которых показан в таблице, действительно превосходили армию любой другой страны по количеству боевой техники.

Правда, советское руководство преувеличивало боеспособность Красной Армии. Вместе с тем имеющиеся в отечественной историографии69утверждения о якобы низкой боеспособности Красной Армии в 1941 г. представляются недостаточно обоснованными. Этот вывод основывается на неудачах начала Великой Отечественной войны, но при этом не учитывается тот факт, что советским войскам пришлось вести оборонительные бои, к которым они не были подготовлены, что, естественно, не могло не сказаться на их результатах. К тому же войска не успели завершить сосредоточение и развертывание, провести мобилизацию и были захвачены германским нападением врасплох, что также отрицательно сказалось на их боеспособности70. Думается, вопрос о реальной боеспособности Красной Армии накануне войны еще ждет своего изучения.

«Советский Союз сейчас сильнее, чем прежде, а завтра будет еще сильнее, — отмечалось в проекте директивы ГУПП. — Красная Армия и советский народ, обороняя нашу страну, обязаны действовать наступательным образом, от обороны переходить, когда этого потребуют обстоятельства, к военной политике наступательных действий»71. По мнению авторов доклада ГУПП, «современная международная обстановка является исключительно напряженной. Война непосредственно подошла к границам нашей родины. Каждый день и час возможно нападение империалистов на Советский Союз, которое мы должны быть готовы предупредить своими наступательными действиями. [...] Опыт военных действий показал, что оборонительная стратегия против превосходящих моторизованных частей [Германии. — М. М.] никакого успеха не давала и оканчивалась поражением. Следовательно, против Германии нужно применить ту же наступательную стратегию, подкрепленную мощной техникой [Подчеркнуто мной. — М. М.] [в журнале подчёркиваний нет; по смыслу же выделена должна быть «наступательная стратегия» — прим. публикатора]. Задача всего начсостава Красной Армии — изучать опыт современной войны и использовать его в подготовке наших бойцов. Вся учеба всех родов войск Красной Армии должна быть пропитана наступательным духом [...]

Германская армия еще не столкнулась с равноценным противником, равным ей как по численности войск, так и по их техническому оснащению и боевой выучке. Между тем такое столкновение не за горами». Интересно отметить, что Александров сделал к этому предложению следующее примечание: «Этакой формулировки никак нельзя допускать. Это означало бы раскрыть карты врагу»72.

Подобные рассуждения в директивных документах ЦК ВКП(б) наряду с данными о непосредственных военных приготовлениях Красной Армии к наступлению73, по нашему мнению, недвусмысленно свидетельствуют о намерении советского руководства совершить летом 1941 г. нападение на Германию. Подобные замыслы, естественно, приходилось держать в строгой тайне, чем и объясняется вышеприведенное примечание начальника Управления пропаганды и агитации ЦК. В этом контексте понятна резко негативная реакция ЦК ВКП(б) на публикацию 21 мая 1941 г. в «Комсомольской правде» статьи полкового комиссара И. Баканова «Учение Ленина-Сталина о войне», в которой в несколько смягченной форме изложены некоторые идеи вышеприведенных документов о борьбе с пацифизмом, подготовке молодежи к службе в армии, усилении оборонной мощи и боевого наступательного духа советского народа, постоянной подготовке к войне, поскольку только уничтожение капитализма приведет к миру без войн, а пока этого не случилось, большевики выступают за прогрессивные, справедливые войны74.

В связи с этой публикацией Политбюро в своем постановлении указало на необходимость более жесткого контроля со стороны Управления пропаганды и агитации за статьями на внешнеполитические темы, а непосредственные виновники ее появления в газете были сняты с работы75. Единственно, что позволялось прессе, были туманные намеки «Правды» на возможность «всяких неожиданностей» в современной международной обстановке76. Одновременно планировалась серия публикаций в антигерманском духе во всех основных изданиях77. Режим строгой маскировки распространялся даже на Коминтерн, которому было отказано в публикации воззвания к 1 мая 1941 г. с обстоятельным анализом международного положения, поскольку это «могло раскрыть наши карты врагу»78. Вообще, в апреле-июне 1941 г. советское руководство вело столь осторожную внешнюю политику, что это дало ряду авторов повод говорить об умиротворении Германии79. Однако известные сегодня материалы не подтверждают эту версию.

Вышеприведенные выдержки из документов мая-июня 1941 г. позволяют из первых рук получить сведения о взглядах советского руководства накануне войны с Германией. Еще раз повторим, что основной целью СССР являлось расширение «фронта социализма» на максимально возможную территорию. По мнению Москвы, обстановка благоприятствовала осуществлению этой задачи. Оккупация Германией большей части континента, затяжная, бесперспективная война, рост недовольства населения оккупированных стран, распыление сил вермахта на разных фронтах, близкий японо-американский конфликт — все это давало советскому руководству уникальный шанс внезапным ударом разгромить Германию и «освободить» Европу от «загнивающего капитализма». Этой цели и была, на наш взгляд, посвящена вся деятельность советского руководства в 1939–1941 гг.