Знакомясь с жизнью и деятельностью советских военачальников, нельзя не заметить многих общих черт в пройденном ими пути. Общее заключается прежде всего в том, что вышли они из толщи народной, а Советская власть сделала возможным, создала условия, при которых во всю ширь смогли развернуться их способности и талант.

Читатель, вероятно, уже обратил внимание на справедливость сказанного, познакомившись с судьбами героев нашей книги. В ней были названы советские полководцы и военачальники, чьи имена навсегда записаны в славную летопись Советских Вооруженных Сил. Читая книгу, мы узнавали, что каждый из них ведет свою родословную не от привилегированных в прошлом эксплуататорских классов, а является сыном трудового народа. Отсюда общность жизненного пути: в царской России рано познал нужду, тяжелый труд; в первую мировую войну призван рядовым, в лучшем случае прошел ускоренную подготовку военного времени, выпущен младшим офицером и отправлен служить «царю и отечеству», а когда грянула в 1917 году в России Великая Октябрьская социалистическая революция, добровольно вступил в Красную Армию, чтобы защищать интересы трудового народа.

Росла наша страна. Росли сыны и дочери рабочих и крестьян. И в том, что лучшие из них, самые способные и талантливые, поднялись до вершин руководящей деятельности, — знамение нашей советской действительности, результат благотворных перемен, которые принес в жизнь народов России Великий Октябрь.

Жизненный путь Тимофея Тимофеевича Хрюкина не представляет исключения из правила. Правда, он принадлежит уже к следующему поколению советских людей. Ко времени революции в России Тимофей только еще достиг, как у нас говорят, школьного возраста. Учиться [408] же ему довелось значительно позже. Молодому советскому читателю очень трудно будет себе представить, однако факт остается фактом: будущий известный всей стране авиационный военачальник, дважды Герой Советского Союза генерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкин до пятнадцати лет оставался неграмотным.

Родился Тимофей Тимофеевич в городе Ейске 21 июня 1910 года. И солнца много в тех краях, и лето долгое, а море Азовское ласковое. Но не тепло и ласка запомнились ему в детстве, начинавшемся в южном приморском городе. Да и было ли оно, детство? Когда-то дед его, пытаясь избавить семейство от нужды, все дольше и дольше оставался в городе на заработках, а потом и вовсе осел там, стал ломовым извозчиком. А отцу Тимофея пришлось проделать обратный путь. От зари до зари гнул он спину, работая каменщиком. И мать, потомственная рыбачка, помогала ему изо всех сил, занимаясь нелегким трудом прачки. А нужда тем не менее ходила за ними по пятам. Прокормить большую семью в городе становилось все труднее. И снова подались Хрюкины на новое место, но теперь уже из города в станицу.

С восьми лет Тимофей вместо школы стал гнуть спину на богатых казаков. Немного подрос — взбунтовался, надоело быть подневольным и получать тумаки ни за что ни про что. Сбежал из дому и два года беспризорничал. Но в стране уже свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция. Закончилась полной победой над силами внешней и внутренней контрреволюции гражданская война. Началась коренная перестройка всей жизни, ломка прежнего уклада и созидание новых начал. Вся страна — и стар и млад — училась. Слово «ликбез» — ликвидация безграмотности — прочно входило в быт трудовою народа.

Вошло оно и в жизнь Тимофея Хрюкина. И все перевернуло. К тому времени, когда новая власть помогла пареньку освоить грамоту, за его плечами были уже немалые трудовые университеты: чернорабочий, грузчик, молотобоец в железнодорожном депо... С самых первых шагов учеба пробудила в нем неуемную жажду знаний, раскрыла незаурядные способности. Продолжая работу, он закончил школу взрослых. В 1926 году вступил в комсомол. Спустя некоторое время его выдвинули на комсомольскую [409] работу. Был избран секретарем райкома комсомола. Работал и продолжал учиться на рабфаке. С 1929 года стал членом партии. По окончании рабфака в 1932 году поступил в сельскохозяйственный институт. По партийному набору был принят в Ворошиловградскую авиационную школу пилотов.

Восемнадцать месяцев напряженной учебы пролетели незаметно. Теоретические занятия по аэродинамике, воздушной навигации, бомбометанию, воздушно-стрелковой подготовке, аэрофоторазведке, авиационной технике, тактике авиации, учебно-тренировочные полеты, строевая подготовка и спорт — все это заполняло до предела учебные будни и с головой поглотило молодого, жадного к знаниям курсанта.

Казалось, совсем недавно Тимофей Хрюкин сдал последний экзамен, выполнил самостоятельный зачетный полет на учебно-боевом самолете. Совсем свежи в памяти воспоминания о выпускном вечере, на котором зачитали приказ наркома обороны, утверждавший вчерашних курсантов в почетном звании военных летчиков. Молодые летчики — командиры Рабоче-Крестьянской Красной Армии с волнением слушали добрые напутствия своих старших товарищей, школьных преподавателей и инструкторов.

 — Летной вам погоды, высокого неба, друзья!

Да, это было совсем недавно, если измерять пережитое только минувшим с тех пор временем. Но если оглянуться и прикинуть, сколько событий в него вместилось, сколько путей-дорог пройдено за немногие годы, то срок неизмеримо удлиняется.

Военный летчик Хрюкин не сгибался под самым сильным ветром, не прятался от суровых бурь. Он был все время на переднем крае. Когда генерал Франко при вооруженной поддержке фашистской Германии и Италии развязал гражданскую войну в далекой Испании, чтобы удушить республику, Тимофей Хрюкин был в числе первых, кто подал рапорт, желая отправиться туда добровольцем, чтобы бороться против фашистов. Там он получил первую боевую закалку, водил свой бомбардировщик в небе героической Испании, нанося удары по войскам мятежников. Вернулся на Родину с почетом, заслужил первую боевую награду — орден Красного Знамени.

Прошло совсем немного времени — и снова отправился Хрюкин в далекий путь. Но теперь уже не на запад, [410] а на восток, где все ярче разгорался еще один очаг, втягивавший человечество во вторую мировую войну, — в Китай. Здесь он оказался вместе с теми советскими патриотами-интернационалистами, которые по зову своего сердца выступили с оружием против японских милитаристов, помогая братскому китайскому народу в его справедливой, освободительной борьбе против империалистического агрессора. Теперь он возглавлял уже группу бомбардировщиков.

Нашим летчикам приходилось действовать порой в очень сложных условиях. Руководителям советских авиаторов-добровольцев (их командующим был П. В. Рычагов, а военным комиссаром А. Г. Рытов) стало известно, что на одном из аэродромов на острове Тайвань японцы формируют крупное авиационное соединение. Уничтожить вражескую технику на земле, не дожидаясь, пока она поднимется в воздух, было очень заманчиво. Но чтобы нанести такой удар по аэродрому противника, нашим летчикам на самолетах типа СБ надо было пролететь расстояние, практически равное предельному радиусу действия. А 120 километров маршрута пролегали над морем, которое отделяет остров от материка. Надо было преодолеть созданный вокруг базы истребительный заслон — ведь противник наверняка создал его. Надо было, наконец, отыскать нужную цель — аэродром, на котором формировалось японское авиационное соединение, прикрытый горами, что само по себе представлялось весьма нелегкой задачей. И при всем этом следует иметь в виду, что наши бомбардировщики не могли рассчитывать на поддержку своих истребителей — для них по тем временам подобные расстояния были недостижимы.

Как ни было сложно это задание, командиры групп бомбардировщиков сделали все, чтобы подготовить к его выполнению летный состав наилучшим образом. Результат этого дерзкого налета оказался необычайно эффективным, так как японцы совершенно его не ожидали. Авиационная база была разгромлена советскими бомбардировщиками, а сами они невредимыми возвратились на аэродром Ханькоу.

Т. Т. Хрюкин сражался с японцами храбро и зарекомендовал себя как умный и смелый командир, однако далеко не каждый боевой полет руководимой им группы удавался легко и просто. Генерал А. Г. Рытов рассказал в своих воспоминаниях об одном случае, когда очередной [411] полет группы Хрюкина чуть не закончился для него весьма печально. Дело было так.

Зашел в один из дней А. Г. Рытов к П. Ф. Жигареву, который был тогда советским авиационным атташе в Китае. Видиг, Павел Федорович крайне сердит и отчитывает за что-то Тимофея Хрюкина. Тот стоит, понуро склонив голову и теребя карандаш в руках.

 — Нет, ты только полюбуйся на него, — с укоризной в голосе говорит Рытову Жигарев, указывая на Хрюкина. — Растерял всех своих летчиков и сам только случайно остался живым.

Заложив руки за спину, Павел Федорович еще раз пробежал от с гола до двери и обратно, разгневанный остановился перед Хрюкиным:

 — Где теперь искать ваших летчиков, где? Потом отошел от него и, обращаясь к Рытову, распорядился:

 — Все. К чертовой матери! Отправить его в Москву.

Комиссар пока еще не понял, что же все-таки произошло, а поэтому не спешил высказывать свое мнение. Хрюкин был ему известен как очень опытный летчик и хороший командир. Слыл он за храбреца, и подчиненные его уважали. Рытов спросил Жигарева о причине гнева.

Несколько поостыв, Павел Федорович сказал:

 — Этот молодец завел двенадцать самолетов за облака и там растерял их, как беспечная наседка теряет цыплят в крапиве.

 — А куда он их собирался вести? — спросил Андрей Герасимович.

 — Разве не знаешь? Тоже мне комиссар, — переводя разговор на шутливый лад, продолжал Жигарев. — У Нанкина скучились японские военные корабли. Вот и задумали ударить по ним. А вышел конфуз...

Оказалось, Хрюкин не учел, что в этот район его летчики ни разу не ходили. Попав в облака, они растеряли друг друга. Домой нашли дорогу только три экипажа. Остальные приземлились где попало. Было от чего вскипеть Жигареву и потерять дар речи даже такому храброму человеку, как Хрюкин.

 — Тимофей Тимофеевич, — осторожно попытался заступиться за Хрюкина комиссар группы советских добровольцев, — дал, конечно, маху. «Не зная броду, не суйся в воду», — гласит народная пословица. Наказать [412] его, может быть, и следует. Но ведь сделал он это не но злому умыслу. Хотелось как лучше, а получилось...

 — Хотел, хотел... Из добрых побуждений кафтана не сошьешь, — стоял на своем Жигарев.

 — Да ведь и мы с вами, Павел Федорович, немножко виноваты. Погоду знали, подготовку летчиков тоже. Однако вылет не запретили, наоборот, подбадривали: давай, давай...

 — А у него на плечах своей головы нет, — кивнул Жигарев в сторону Хрюкина.

 — Как нет? — заметив перемену к лучшему, Рытов уже решительнее встал на защиту Хрюкина. — Есть, да еще какая — забубенная!

 — Во-во, забубенная, — подхватил Жигарев и слегка улыбнулся...

Комиссар Рытов горячо вступился за Хрюкина, потому что не считал возможным остаться безучастным к судьбе человека, летчика, командира, который уже немалой предыдущей боевой деятельностью по праву снискал безупречный авторитет, а тут вдруг в трудных обстоятельствах допустил оплошность. Комиссар не ошибся. Тимофей Тимофеевич продолжал руководить действиями группы летчиков-бомбардировщиков и вместе с ними успешно выполнил немало ответственных боевых заданий.

Одним из самых сложных среди них было участие в уничтожении японского авианосца. За это советского командира Т. Т. Хрюкина наградило орденом китайское правительство. А 22 февраля 1939 года был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Тимофею Тимофеевичу Хрюкину звания Героя Советского Союза. 4 мая 1940 года ему было присвоено воинское звание комдива, а ровно через месяц (в связи с введением генеральских званий) — генерал-майора авиации.

Имя этого несколько сурового на вид человека с Золотой Звездой Героя на мундире стало известно всей стране уже в предвоенный период, хотя иногда ему и самому казалось, что совсем еще недавно он начинал свой путь летчика в Ворошиловградской авиационной школе. Генерал был очень молод: ему едва перевалило за тридцать в канун Великой Отечественной войны. Однако он уже имел на своем личном боевом счету около 100 боевых вылетов. Он не только умел водить в бой самолеты и [413] метко бомбить врага, но и владел искусством управления авиационными частями. Эти знания и навыки очень пригодились ему в самом недалеком будущем.

Война застала генерал-майора авиации Т. Т. Хрюкина на юге Украины. Незадолго перед тем он закончил высшие курсы Академии Генерального штаба и приказом наркома обороны от 27 мая 1941 года был назначен командующим военно-воздушными силами Двенадцатой общевойсковой армии, которая дислоцировалась недалеко от государственной границы. То, что командующий совсем недавно приступил к исполнению своих должностных обязанностей, не помешало ему проявить незаурядные организаторские способности.

Вверенные генералу Хрюкину авиасоединения и части были своевременно приведены в боевую готовность. Авиационную технику и личный состав удалось переместить на запасные аэродромы. Это уберегло ВВС Двенадцатой армии от тяжелых потерь при первом внезапном ударе врага по стационарным аэродромам. В воздухе сразу же развернулись ожесточенные бои. Уже в 4 часа 22 июня 1941 года в полосе действий военно-воздушных сил, которыми командовал Хрюкин, было сбито 13 фашистских бомбардировщиков. Свои же потери составили 8 самолетов.

Обстановка на фронте менялась быстро. В тяжелых июльских боях 1941 года авиачасти генерала Т. Т. Хрюкина причинили немалый урон танковым колоннам генерала Клейста, самоотверженно помогая наземным войскам сдерживать мощный натиск ударных группировок. Командование этой армии проявляло большое искусство, срывая все попытки врага наводить переправы через Днепр. Все имевшиеся в распоряжении командующего авиационные силы были сосредоточены для уничтожения скоплений вражеских войск перед переправами. Летчики, поддерживавшие Двенадцатую армию с воздуха, наносили непрерывные массированные удары по подходящим ударным группировкам противника и в течение месяца разрушили девять его переправ на Днепре, самоотверженно дрались с гитлеровскими стервятниками над Уманью и Киевом, за что получили пять благодарностей от Военного совета армии.

Особенность действий ВВС Двенадцатой армии заключалась [414] в том, что генерал Хрюкин использовал имевшиеся силы сосредоточенно, что было явлением довольно необычным для того времени. Общевойсковые начальники, вполне понятно, требовали, чтобы их соединения непременно имели в оперативном подчинении пусть самую минимальную часть сил авиации. А так как сил этих вообще в то время было очень мало, делить их приходилось по крохам. И без того малочисленные, они ослаблялись таким образом еще больше. Тимофей Тимофеевич Хрюкин, противоборствуя тенденции равномерного распределения авиации по всему фронту, старался добиться такого положения, чтобы она оставалась собранной в кулак. Часто по этому поводу возникали ожесточенные споры, высказывались резкие возражения. Но генерал отличался великой настойчивостью и непреклонностью. Он не раз имел возможность убедиться в преимуществе массированных ударов авиации перед действиями рассредоточенных групп самолетов, поэтому горячо отстаивал свою точку зрения, убеждал сомневающихся. Иногда по решению командующего в воздух поднималась одновременно треть или половина всех наличных сил авиации и наносила удар по наиболее уязвимому месту врага, где намечалось главное направление его наступления.

Благодаря взаимодействию авиации с наземными войсками группа Клейста, несмотря на неоднократные ожесточенные попытки, так и не смогла форсировать Днепр, как первоначально было задумано немецко-фашистским командованием, в районе Днепропетровска. Клейст был вынужден перебросить свои войска из этого района севернее, к Кременчугу. Сказать, что в этом была прежде всего заслуга авиации под командованием Т. Т. Хрюкина, — значит впасть в крайность и допустить ошибку, сбросив со счетов героическое сопротивление наших наземных войск, с беззаветной храбростью и самоотверженностью сдерживавших бешеный натиск превосходящих сил врага. Но бесспорно одно: летчики генерала Хрюкина дрались не менее самоотверженно и храбро. Они внесли свою лепту в общее дело, сумели оказать эффективную поддержку наземным войскам. И в этом была немалая заслуга их командующего — Тимофея Тимофеевича Хрюкина.

Полученный выигрыш времени в тех условиях был очень важен, ибо в конечном итоге обусловливал срыв замыслов Гитлера, делавшего ставку на «молниеносную» [415] войну. Все возраставшее сопротивление Советской Армии, в частности на направлении группы немецко-фашистских армий «Юг», спутало карты агрессоров. Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии с беспокойством писал в своем служебном дневнике о замедлении продвижения группировки Клейста.

«Моменты, беспокоящие командование группы армий «Юг«, — отмечал он в записи за 20 июля 1941 года. — ... б) Командование группы армий учитывает возможность того, что противник будет упорно оборонять промышленный район Днепропетровск — Кривой Рог и окажет сопротивление на западной границе этого района, т. е. западнее р. Днепр».

Другой деятель гитлеровского вермахта, генерал Блюментрит, с сожалением вспоминал о том, что события на советско-германском фронте уже в июле 1941 года заставили руководство немецко-фашистской армии спешно пересматривать свои планы.

«В конце июля и начале августа, — пишет Блюментрит, — мы потеряли несколько драгоценных недель, пока наше верховное командование размышляло о том, какой стратегии лучше всего придерживаться».

В жестоких боях накапливался опыт ведения борьбы с сильным и коварным врагом.

В августе 1941 года генерал Т. Т. Хрюкин получил новое ответственное назначение — командующим военно-воздушными силами вновь создававшегося Карельского фронта. Ему предстояло организовать прикрытие с воздуха Мурманска и Кировской железной дороги, соединяющей центр страны с незамерзающим портом на Севере, Это была задача огромной важности.

Вспомним, что в планах Гитлера намечалось осуществить в кратчайший срок захват Мурманска, а также перекрыть движение поездов по жизненно важной для нашей Родины Кировской железной дороге. С этой целью гитлеровцы сосредоточили здесь отборные войска. Среди них были и гренадеры-эсэсовцы, и горные егеря, штурмовавшие остров Крит, и тирольские стрелки, овладевшие Нарвиком. Эти войска победным маршем прошли по Франции, Греции, Норвегии. Сюда были направлены все силы 5-го воздушного флота Германии. В распоряжении гитлеровских летчиков была удобная аэродромная сеть, созданная немцами до войны в Норвегии и Финляндии. На север, в Баренцево море, немецко-фашистское командование перебросило значительные силы своего военно-морского [416] флота, в том числе линкоры «Тирпиц», «Шарнгорст», крейсер «Принц Евгений», десятки миноносцев, подводные лодки, вспомогательные суда.

Отборные войска ударной группировки нацеливались на Мурманск, на Советскую Карелию, на Кировскую железную дорогу. В случае успеха гитлеровские захватчики вышли бы в район Вологды и стали наступать на Москву с севера.

Совместно с наземными соединениями нашей авиации предстояло сорвать эти далеко идущие планы врага. Военно-воздушные силы Карельского фронта, которыми Ставка Верховного Главнокомандования поручила командовать генерал-майору авиации Т. Т. Хрюкину, обязаны были, помимо надежного прикрытия с воздуха всего района действий и железнодорожной магистрали, совместно с Северным флотом и его авиацией охранять и корректировать движение судов, которые шли из Англии. И все это ВВС фронта приходилось делать, испытывая острый недостаток в боевых машинах.

Генерал Хрюкин принимал самые экстренные меры, чтобы немедленно расширить самолетный парк, подобрать нужные кадры, которые могли бы правильно оценить сложившуюся обстановку и действовать энергично, проявляя максимум инициативы и расторопности.

Число трудностей отнюдь не уменьшилось, когда в результате настойчивых просьб командующего в состав ВВС Карельского фронта стали, наконец, поступать боевые машины. Дело в том, что при крайней нужде в современных для того времени скоростных истребителях потребности и заявки ВВС фронта не могли быть удовлетворены полностью, да еще отечественными самолетами. Хрюкину приказали осваивать авиационную технику, поступавшую в СССР из США и Великобритании. Понимая, что надежд на получение отечественных боевых машин в потребных количествах пока что не имеется, Тимофей Тимофеевич и его помощники горячо взялись за дело. По вскоре оказалось, что оно связано с такими трудностями, которые даже невозможно было сразу себе представить.

Американские и английские самолеты поступали крайне неравномерно. И когда они, наконец, приходили, часто оказывалось, что к ним нет сборочных механизмов или, что еще хуже, в некомплекте специальное самолетное оборудование. Затруднения возникали и при освоении [417] незнакомых типов самолетов летным составом, потому что никому из советских летчиков не приходилось летать на подобных машинах. Но медлить было нельзя.

Ряд трудностей обусловливался особенностями самого театра военных действий. Местность на Севере, как известно, малоориентирная или вообще безориентирная. Глазу летчика, как говорят, не за что уцепиться: населенные пункты редки, ландшафт однообразный. Земля надолго покрыта снегом, еще более усиливающим монотонность условий, в которых проходит полет. Это крайне утомляет летный состав. Добавьте еще долгую полярную ночь и трескучие морозы — и тогда станет ясно, в какой сложной обстановке должны были действовать летчики, штурманы, техники и младшие авиационные специалисты. К тому же аэродромов не хватало. А те, что имелись, не всегда были удобны для выполнения боевых заданий.

Командующему военно-воздушными силами Карельского фронта и его штабу приходилось решать великое множество самых неотложных дел. Генерал Хрюкин непосредственно занимался и организацией учебы летного состава, и перевооружением частей, и развитием аэродромной сети, средств радионавигации и светомаяков, и другими малыми и большими делами. Даже такой вопрос, как планирование рабочего дня для боевых частей и самого руководства, приобретал здесь особое значение. Летом день на Севере длится непрерывно, значит, нужно строго спланировать, в какие часы отдыхать командиру части и в какие — его заместителю. На каждый самолет генерал Хрюкин решил прикрепить по два экипажа летчиков: одни бодрствуют в первую, другие — во вторую половину суток. Так обеспечивалась круглосуточная боевая готовность без увеличения количества самих частей.

Удалось увеличить и число действующих аэродромов. Новые аэродромы строили в виде посадочных полос между гор и в тундре. Сооружали деревянные решетчатые полосы, превращая таким образом топкие болота в более или менее сносные аэродромы. Делали и насыпные площадки: срезали холмы и этим грунтом засыпали овраги. Через глубокие и широкие овраги перекидывали деревянные эстакады, которые, соединив два обрыва, превращались в полосы для взлета и посадки.

Командующий настойчиво внедрял в сознание своих подчиненных мысль о том, что если в авиации вообще нет [418] мелочей, то в условиях Севера эта истина во сто крат важнее. Усилия всех командиров, партийно-политического аппарата направлялись на повседневное ее разъяснение всему личному составу. В преддверии приближающейся зимы генерал Хрюкин усиленно стал интересоваться даже такими, казалось бы, деталями, как состояние водомаслогреек в авиационных частях. Все чаще приходилось слышать от него вопрос, как представляет себе инженерно-технический состав подготовку самолетов к запуску при сильных морозах. Тимофей Тимофеевич по личному опыту, как участник советско-финляндской войны 1939–1940 годов, знал, что пренебрежительное отношение к условиям подготовки и эксплуатации боевой техники зимой на Севере может обойтись весьма дорого. Вот почему с таким пристальным вниманием при выездах в части он обращался к любой детали.

На одном из аэродромов командующий однажды спросил инженера части, почему поблизости от самолетных стоянок не имеется бани. Вопрос был задан без видимой связи со всем предыдущим, и в глазах сопровождавших его командиров генерал увидел недоумение — и только. Инженер поспешил доложить, что помещение для бани у них сооружено добротное, но находится там, где размещено жилье для личного состава, а не у самолетных стоянок.

Командующий ничего больше не сказал по этому поводу. Но при подведении итогов своего осмотра аэродрома, для чего по его приказу были собраны все начальники, вплоть до командиров и техников авиационных звеньев, вновь поставил вопрос об этой злополучной бане.

 — Значит, не знаете, зачем нужна баня поблизости от стоянок? — обратился он к собравшимся. — Жаль... А есть ли среди вас участники советско-финляндской войны?

В ответ поднялось несколько рук, но очень немного. И тогда генерал рассказал, как вот в этих самых краях в морозную зиму 1939/40 года техники и мотористы нередко в течение суток не могли запустить моторы на ТБ-3. А на бомбардировщиках типа СБ не раз наблюдались случаи, когда от сильного холода лопались масляные бачки. Масло на морозе загустевало настолько, что заправить им самолет не представлялось никакой возможности. Бывало так, что самолет, моторы которого были прогреты всего лишь 15–20 минут назад, уже успевал [419] застыть, а тогда, сколько ни крути винт автостартером, — никакого эффекта.

 — Однажды, — продолжал свой рассказ Т. Т. Хрюкин, — перед наступлением надо было нанести бомбовый удар по переднему краю противника. Командующий армией Г. М. Штерн отдал приказ. Однако самолеты в воздух поднять не удалось, хотя инженерно-технический состав с самого рассвета трудился на аэродроме. Чтобы было удобнее работать, механики и техники сбрасывали рукавицы, голые руки примерзали к металлу, но моторы не запускались. Вот тогда кто-то и вспомнил про баню:

«Давайте бочку с маслом в баню закатим, да там и разогреем как следует, а потом будем заливать в моторы горячее масло».

Так и сделали, удивляясь, что раньше не додумались до такого простого решения. Подогретое масло сделало свое дело, и вскоре полк бомбардировщиков ушел на задание.

Так что подумайте насчет бани поблизости от стоянок самолетов. Точнее говоря, это будет не баня, а специальное помещение с хорошей печью и котлом для подогрева, — закончил совещание генерал Хрюкин.

Самоотверженным трудом командующего, его помощников и всего личного состава в неимоверно трудных условиях создавались военно-воздушные силы Карельского фронта. Тимофей Тимофеевич Хрюкин проявил себя как блестящий организатор и умелый военачальник, осуществлявший гибкое и твердое руководство боевыми действиями авиации. Части ВВС, действовавшие на Карельском фронте, наносили ощутимые удары по аэродромам противника, не раз неожиданно для врага с большой эффективностью штурмовали наиболее крупные из них.

Немецко-финским войскам, несмотря на большое превосходство в боевой технике и людях, так и не удалось осуществить свои планы захвата Советского Заполярья. Провалилась и фронтальная их атака на Мурманск, и попытки прорваться южнее — на Кандалакшу и Лоухи, чтобы перерезать Кировскую железную дорогу. Во всем этом сыграла свою роль авиация Карельского фронта, которой руководил генерал Хрюкин.

В бесплодных попытках к наступлению враг потерял десятки тысяч солдат и офицеров и вынужден был перейти к обороне. После этого фашисты хотели путем интенсивных налетов с воздуха блокировать железнодорожную [420] магистраль и Мурманский порт. На Карельском фронте развернулись напряженные воздушные бои, настоящие воздушные сражения, в которых одновременно участвовало по 100–200 самолетов с каждой стороны. И снова замыслы противника были сорваны. Летчики генерала Хрюкина уничтожали в небе Заполярья лучшие кадры Пятого немецкого воздушного флота. Порт Мурманск продолжал работать без каких-либо существенных перебоев, а по железной дороге шли и шли советские поезда. Бои на Карельском фронте были очень серьезной проверкой сил и способностей каждого бойца и командира. Авиационный генерал Т. Т. Хрюкин с честью ее выдержал. Он на деле доказал, что любое дело, если вложить в него душу, умение, отвагу, мужество и талант, является выполнимым.

В начале июня 1942 года Тимофея Тимофеевича вызвали в Москву. Здесь генерала ожидало новое ответственное назначение.

К весне 1942 года гитлеровское командование, оправившись после зимних поражений и пользуясь отсутствием второго фронта в Европе, стало концентрировать силы для нового крупного наступления. На этот раз Гитлер, будучи уже не в состоянии организовать наступление на всем советско-германском фронте, намеревался нанести удар на его южном крыле, захватить междуречье Волги и Дона и Кавказ. По его расчетам, в результате летнего наступления гитлеровские войска должны были не только выйти к берегам Волги, но и форсировать ее и, таким образом, перерезать важнейший путь снабжения Советской Армии и всей страны. Овладев Кавказом, Гитлер надеялся использовать советскую нефть, в которой Германия испытывала острую нужду.

С началом немецко-фашистского наступления летом 1942 года для Советской Армии сложилась весьма трудная обстановка. Гитлеровские войска вышли к Воронежу и Ростову-на-Дону. Приволжские степи стали ареной кровопролитных сражений. Именно в это время генералу Т, Т. Хрюкину Ставка Верховного Главнокомандования и приказала возглавить военно-воздушные силы Юго-Западного фронта. Как, и на Севере, командующему к сложнейшей обстановке пришлось руководить боевыми действиями авиации и одновременно решать огромный [421] круг организационных вопросов, связанных с созданием нового авиационного объединения.

Дело в том, что именно в этот период происходила реорганизация всей фронтовой авиации. Практика боевых действий показала, что существовавшая до весны 1942 года организация, при которой основная часть бомбардировочных, истребительных и штурмовых авиационных частей входила в состав общевойсковых армий, не отвечала требованиям войны, так как приводила к распылению сил. Поэтому авиационные части изымались из общевойсковых армий. Различные и по составу и по предназначению авиационные группы — резервные, ударные, маневренные — расформировывались. Вся авиация фронтов сводилась в крупные объединения — воздушные армии, состоявшие, как правило, из однородных авиационных дивизий — бомбардировочных, истребительных и штурмовых.

Соответственно этому на базе ВВС Юго-Западного фронта создавалась воздушная армия, получившая порядковый номер восьмой. Т. Т. Хрюкин с огромной энергией и желанием окунулся в работу по созданию Восьмой воздушной: это было осуществлением давней его мечты. Тимофей Тимофеевич прекрасно понимал, что проводившаяся по решению Государственного Комитета обороны реорганизация Военно-Воздушных Сил является крупнейшим мероприятием, которое позволит централизованно руководить авиационными частями и соединениями, облегчит сосредоточение авиационных сил на решающих направлениях. Короче говоря, новая организация позволяла более эффективно использовать боевую мощь ВВС.

Однако дел в связи с реорганизацией было, как говорится, невпроворот. Тимофей Тимофеевич был физически очень крепким человеком. Высокий, стройный, атлетически сложенный тридцатидвухлетний генерал не спал сутками. Он руководил боевыми действиями авиации и одновременно успевал познакомиться с новой материальной частью, которая прибывала в воздушную армию. На вооружение поступали истребители ЯКи и ЛАГГи, бомбардировщики ПЕ-2, штурмовики ИЛ-2. Надо было организовать переучивание летного состава на новую боевую технику в самые сжатые сроки, ибо и наземные и воздушные сражения становились все более ожесточенными.

Очень часто для летчиков, которые впервые самостоятельно [422] отправлялись в воздух на новом для себя самолете, этот учебно-тренировочный вылет вдруг превращался в боевой: где-то рядом появлялись вражеские самолеты. Недостаточная выучка, недоработка какого бы то ни было элемента летной подготовки в процессе наземной учебы оплачивались кровью.

Это была слишком дорогая цена. Вот почему командующий был так суров и непримирим к любым послаблениям в организации учебы летного состава. Теоретические занятия, поиски и отработка наилучших боевых приемов использования авиации не прекращались в Восьмой воздушной армии ни на минуту, даже в самый разгар боев. Очень часто командующий, находясь на том или ином аэродроме, сразу же после посадки самолетов, вернувшихся с задания, беседовал с летчиками. У них еще не остыл накал только что закончившегося боя. Генерал в таких случаях своими вопросами очень профессионально и тонко подстегивал летчиков к оживленному обмену мнениями. Порой начинали говорить все наперебой, дополняя один другого деталями, штрихами. Так вырисовывалась цельная картина, из которой делались надлежащие выводы.

Именно в итоге подобных бесед с летным составом, в результате умелого обобщения накопленного боевого опыта в боях на подступах к Сталинграду в Восьмой воздушной армии родился новый метод действий штурмовой авиации. До этого «Ильюшины», как правило, сбрасывали бомбы с бреющего полета, когда самолет летит у самой поверхности земли. При этом взрыватель обязательно должен срабатывать с замедлением. Почему? Да потому, что иначе от взрыва бомбы неминуемо пострадает собственный самолет. Взрыв с замедлением гарантирует безопасность экипажу, сбросившему бомбу. Но ведь и противник сумеет использовать время, которое пройдет от момента ее падения и до момента взрыва, для того чтобы спрятаться в укрытиях или удалиться на безопасное расстояние...

А нельзя ли бомбить на «Ильюшиных» с пикирования? Тогда ведь можно применить взрыватели мгновенного действия (бомба взорвется сразу же при соприкосновении с целью).

Командующий поставил этот вопрос перед специалистами. Получив от них положительный ответ, генерал сам выехал к штурмовикам, снова и снова говорил с летчиками, [423] обсудил в частях, как же практически лучше всего осуществить задуманное. Затем, взвесив все «за» и «против», генерал Хрюкин приказал применить новый метод действий штурмовиков в бою. В результате эффективность штурмовых ударов «Ильюшиных» при поддержке наземных войск значительно возросла.

В летних сражениях 1942 года командующий Восьмой воздушной армией, используя накопленный опыт борьбы, особенно последовательно и твердо осуществлял принцип массированного применения сил на направлениях главного удара. Под Купянском, например, Клейст бросил в сражение против наших войск около полутысячи танков. С воздуха их прикрывала отборная эскадра немецко-фашистской авиации. Чтобы противодействовать этому мощному танковому удару, с нашей стороны в бой было введено до 180 истребителей. Противник в итоге завязавшихся в воздухе ожесточенных схваток потерял не менее 90 самолетов. Эскадра «Питкус» практически потеряла боеспособность, и гитлеровское командование вынуждено было отвести ее в тыл на переформирование.

С середины июля 1942 года генерал Хрюкин возглавил воздушную оборону города-героя на Волге. В оборонительный период Сталинградской битвы наша авиация численно уступала противнику. Вспомним хотя бы самое общее количественное соотношение сил борющихся сторон. На сталинградское направление немецко-фашистское командование бросило отборные полевые войска, насчитывавшие в общей сложности до трех десятков дивизий. С воздуха их поддерживали эскадры Четвертого воздушного флота в составе 1200 самолетов. В дальнейшем силы врага непрерывно наращивались.

Войска Сталинградского фронта почти вдвое уступали противнику в танках, орудиях и живой силе. По фронтовой же авиации численное превосходство врага было еще большим. Достаточно сказать, что на 12 июля 1942 года в Восьмой воздушной армии, поддерживавшей этот фронт, в строю было немногим более 300 самолетов. На поддержку Сталинградского фронта привлекались, кроме того, до 150–200 бомбардировщиков авиации дальнего действия да еще одна истребительная дивизия ПВО, имевшая 50–60 самолетов. В общей сложности советская авиационная группировка насчитывала 500–580 самолетов.

Как известно, 26 июля немецко-фашистским войскам [424] удалось прорваться в тыл нашей Шестьдесят второй армии. Часть ее войск оказалась в окружении в районе Верхне-Бузиновки. Наше командование предприняло контрудары соединениями Сталинградского фронта. Для поддержки их с воздуха генерал Хрюкин поднял все имевшиеся в его распоряжении силы авиации. Наступление противника было приостановлено, наши войска вышли из окружения.

31 июля танковые соединения врага, форсировав Дон, устремились к Волге вдоль железной дороги Котельниково — Сталинград. Немецкая авиация, обеспечивая их продвижение к Сталинграду, ежедневно совершала до 700 самолето-вылетов. Фашистские бомбардировщики, надежно прикрытые истребителями, свирепствовали. Главная опасность теперь угрожала Сталинграду с юго-запада. В связи с этим по приказу Т. Т. Хрюкина около сотни самолетов для борьбы с вражескими танками были сосредоточены на ближайших аэродромах. Отлично действовали, прикрывая наши наземные войска в районах Абганерово и Тингута, истребительные авиадивизии, которыми командовали полковники Б. А. Сиднее и И. П. Ларюшкин, летчики штурмовых авиадивизий под командованием полковников В. А. Срывкина и М. И. Горлаченко, бомбардировщики из дивизии под командованием полковника А. С. Егорова. Летчикам этих соединений ежедневно приходилось совершать по 3–4 боевых вылета. Командующий армией для повышения эффективности боевых действий снова и снова требовал от подчиненных командиров массированных действий частей и соединений. Не только истребители, но и бомбардировщики и штурмовики стали практиковать удары крупными группами. Такая тактика полностью себя оправдала: противник нес большой урон в танках, орудиях и живой силе, темпы его продвижения сокращались, наши потери в самолетах снизились.

Однако, решительно и смело маневрируя имевшимися силами и средствами, сосредоточивая почти все, что возможно, на направлениях, где возникла наибольшая опасность для обороны, генерал Хрюкин именно в самые тяжелые дни и недели Сталинградской эпопеи осуществил давнюю свою мечту: он создал специальную авиационную истребительную часть для борьбы с авиацией противника. Летчики ее не должны были связываться решением каких-то задач по прикрытию определенных наземных [425] объектов или сопровождению своих бомбардировщиков. Их основное, главное дело — появляться на наиболее вероятных направлениях полетов вражеских самолетов, вести непрерывный поиск воздушного противника, а обнаружив его, вступать в бой с ним и уничтожать. Это был тот самый метод ведения борьбы за завоевание господства в воздухе, который стал известен затем как метод свободной охоты. Объектами атак охотников могли быть и другие цели — железнодорожные эшелоны, колонны машин, склады и т. д.

В разгар оборонительного сражения на Волге немецко-фашистское командование, как известно, перебросило к Сталинграду одну из лучших своих эскадр, считавшуюся ударной мощью германской авиации. Ее костяк составляли ветераны воздушного флота, матерые воздушные стервятники. Имена многих из них были знакомы Т. Т. Хрюкину еще по Испании. Тогда они помогали мятежнику Франко утопить в крови народ, боровшийся за республику.

События 23 августа 1942 года показали, что гитлеровцы не только намерены превратить Сталинград в руины, но и пытаются навести страх и ужас на защитников города. В тот день фашистские воздушные пираты подвергли город варварской бомбардировке, произведя в течение суток свыше 2 тысяч самолето-вылетов.

Против отборных фашистских вояк требовалось создать не только надежный щит, но и разящий меч. Тимофей Тимофеевич по своему испанскому опыту знал, что у гитлеровцев заметно поубавится спеси и бахвальства, если они встретят надлежащий отпор.

Вполне понятно, что авиационная часть, которую начал создавать командующий, должна была комплектоваться из отборных летчиков, прекрасно подготовленных тактически, безукоризненно владеющих техникой пилотирования, умеющих вести снайперский огонь из самолетного оружия. Это должны быть воздушные асы в полном смысле слова, готовые в критическую минуту умереть, нежели изменить воинскому долгу. Только тогда они справятся со сложнейшими задачами в любых условиях, а часть в целом оправдает свое назначение.

Прежде всего Тимофей Тимофеевич стал подбирать полк в составе Восьмой воздушной, на базе которого можно было бы организовать нужную ему часть. Он остановил свой выбор на Девятом гвардейском истребительном [426] авиационном полку. О славных боевых делах его летчиков генерал Т. Т. Хрюкин слышал с самых первых дней Великой Отечественной войны. В 1941-м Тимофей Тимофеевич командовал ВВС Двенадцатой армии. А по соседству, на Южном фронте, воевал полк майора Л. Л. Шестакова, именовавшийся тогда Шестьдесят девятым истребительным авиационным. Его летчики в самых первых боевых схватках проявили высокое мастерство, отвагу и героизм. С начала войны и по 3 сентября авиаполк Л. Л. Шестакова произвел около 2 тысяч боевых вылетов.

Следующей блестящей страницей в его боевой деятельности стала героическая эпопея обороны Одессы. Лишь один этот истребительный авиационный полк был оставлен оборонять город вместе с наземными частями. Его аэродромом стали четыре небольшие площадки, удаленные от переднего края всего на 8–12 километров. Эти площадки подвергались систематическому артиллерийскому обстрелу. Но, несмотря на это, летчики полка ежедневно совершали по 4–7 боевых вылетов. На весь фронт гремела боевая слава авиационного командира Л. Л. Шестакова и комиссара полка Н. А. Верховца, увлекавших своими смелыми действиями на подвиги всех летчиков полка. Вот только один пример: 9 августа 1941 года группа истребителей, возглавляемая майором Л. Л. Шестаковым, после штурмовки вражеских войск в районе Катаржино вступила в бой против дюжины «мессершмиттов». Семь из них были сбиты. А группа Шестакова со своей стороны потерь не имела.

Когда генерал Хрюкин знакомился с боевой биографией летчиков полка Шестакова, он обращал особенное внимание именно на такие факты. Они свидетельствовали не просто об отваге и героизме, но служили показателем безупречного профессионального мастерства, высокого тактического умения, морально-политической стойкости. Этими качествами в полной мере обладали и командир эскадрильи старший лейтенант П. В. Полоз, и военный комиссар эскадрильи старший политрук С. А. Куница, и командиры звеньев старший лейтенант А. Т. Череватенко, лейтенанты А. А. Маланов и В. А. Серогодский, и рядовые тогда еще летчики лейтенанты А. В. Алелюхин, И. Г. Королев. Все они были затем удостоены звания Героя Советского Союза. Коммунист-политработник С. А. Куница за короткое время в боях за Одессу успел совершить 150 боевых вылетов, сбив при этом шесть вражеских [427] самолетов. Советское правительство присвоило ему звание Героя Советского Союза. А всего к тому времени, когда с полком познакомился Т. Т. Хрюкин, высокие звания Героя Советского Союза были уже присвоены двенадцати его летчикам. Коммунистическая партия и Советское правительство высоко оценили боевые действия этой части в период обороны Одессы, наградив ее орденом Красного Знамени. Одной из первых вошла она в славные ряды советской гвардии.

У командующего Восьмой воздушной армией были все основания полагать, что выбор им сделан правильный. По его распоряжению в Девятый гвардейский полк стали отбирать наиболее подготовленных летчиков из других истребительных авиационных частей. Тимофей Тимофеевич сам окончательно решал вопрос о пригодности того или иного летчика и лично с ним беседовал. Если кандидат казался ему подходящим, тогда Хрюкин задавал вопрос, не без умысла оставляемый на самый конец разговора: согласен ли он пойти в полк на меньшую должность, нежели занимаемая им к тому времени?

Генерал сам всегда почитал прежде всего интересы дела. И в других умел ценить то же самое. Он, например, с первого знакомства проникся симпатией к будущему прославленному советскому асу Амет-Хану Султану. И не последнюю роль в этом сыграло, пожалуй, то обстоятельство, что Амет-Хан, когда Хрюкин предложил ему, к тому времени уже командиру эскадрильи, должность командира звена, сразу же согласился, не оговаривая для себя никаких особых условий и не спрашивая, сохранят или не сохранят ему денежное содержание по прежней должности. Кстати, командующий заблаговременно позаботился и об этом в отношении всех летчиков, согласившихся перейти в полк на низшие должности. Он добился того, что их материальные интересы не были ущемлены.

Созданный по инициативе Т. Т. Хрюкина истребительный авиационный полк мастеров воздушного боя полностью оправдал свое предназначение. Его летчики стали широко и активно практиковать перехват вражеских самолетов путем вылета из засад. Они смело вступали в бой против больших групп воздушного противника и наносили ему ощутимый урон. Так, В. Д. Лавриненков, ставший впоследствии дважды Героем Советского Союза, только за один месяц боев на Волге уничтожил 16 немецких [428] самолетов. Быстро рос счет одержанных воздушных побед и у других летчиков полка.

Многое было сделано генералом Т. Т. Хрюкиным в период Сталинградской битвы и для улучшения управления боевыми действиями авиационных частей и подразделений. Еще в период боев за переправы в районе Калача по его распоряжению был организован наземный пункт управления истребителей. С него осуществлялось наблюдение за воздушной обстановкой и оповещение истребительных авиачастей, находившихся на аэродромах, и летчиков в воздухе о действиях самолетов противника. Отсюда же стали наводить наши истребители на воздушные цели командами по радио и управлять ими в зоне видимости. Появилась возможность планомерного наращивания сил в воздухе за счет вызова групп истребителей в нужный район. На пункте наземного управления находился заместитель командующего воздушной армией, поочередно бывали там командиры авиационных истребительных соединений и частей. Это способствовало более оперативному руководству боевыми действиями авиации, повышало их эффективность.

В дальнейшем организация наземных пунктов управления, выделение авиационных представителей на командные пункты общевойсковых армий стали правилом. Кроме того, генерал Т. Т. Хрюкин приказал организовать недалеко от командного пункта командующего войсками фронта вспомогательный пункт управления воздушной армии (ВПУ). 01 сюда сам командующий или его заместитель лично руководили боевыми действиями авиации, согласовывая ее удары с задачами сухопутных войск.

В конце октября соединения Восьмой воздушной армии и авиации дальнего действия провели специальную воздушную операцию, утвержденную Ставкой Верховного Главнокомандования, по уничтожению самолетов противника на аэродромах. Эта операция, которой руководил Т. Т. Хрюкин, отличалась тщательной подготовкой и четким планированием.

Днем 28 октября части бомбардировочной и штурмовой авиадивизий атаковали пять аэродромов в тылу противника. А в ночь на 29 октября к операции подключились еще одна ночная бомбардировочная авиадивизия и дальние бомбардировщики трех соединений. Удару подверглись еще восемь вражеских аэродромов. В общей [429] сложности нашей авиацией было произведено 502 боевых вылета, в результате которых противник потерял несколько десятков своих самолетов. На ряде аэродромов были повреждены взлетно-посадочные полосы, что вынудило немецкую авиацию в ряде случаев перебраться на тыловые аэродромы и снизило ее активность.

В ходе контрнаступления советских войск под Сталинградом Восьмая воздушная армия сосредоточила основные свои усилия на поддержке ударной группировки Сталинградского фронта — Пятьдесят седьмой и Пятьдесят первой общевойсковых армий. Заслуга командующего генерала Т. Т. Хрюкина и штаба воздушной армии, возглавляемого полковником Н. Г. Селезневым, опять-таки заключалась в том, что тщательно была продумана каждая деталь в предстоящих боевых действиях авиации. Генерал Хрюкин в ходе войны не раз выступал как руководитель-новатор. Контрнаступление не было исключением в этом смысле. В нем впервые в наступательной операции фронта боевые действия Восьмой воздушной армии были спланированы в форме авиационного наступления. План предусматривал непрерывные действия авиации при подготовке атаки, в ходе ее и в период наступления наземных войск в глубине вражеской обороны.

Решение командующего воздушной армией, утвержденное Военным советом Сталинградского фронта, предусматривало проведение авиационной подготовки в ночь перед наступлением общевойсковых армий. Для этого привлекались ночные бомбардировщики ПО-2. Перед атакой были намечены также удары штурмовиков по вражеским штабам и узлам связи. Прикрытие своих войск намечалось осуществить патрулированием истребителей, содействие вводу в сражение механизированных и кавалерийских корпусов — ударами штурмовой авиации по огневым точкам и резервам противника. Кроме того, для воздействия по вражеским резервам была специально выделена одна бомбардировочная дивизия. А для лучшего взаимодействия с мехкорпусами после взвода их в прорыв генерал Хрюкин придал каждому из них по одному штурмовому и по одному бомбардировочному авиационному полку. Не забыл командующий предусмотреть применение части сил авиации в интересах легендарной Шестьдесят второй армии, непосредственно оборонявшей Сталинград, в случае перехода противника в наступление в ее полосе. [430]

В первые дни контрнаступления боевые действия авиации были ограничены крайне неблагоприятными условиями погоды. Туман и низкая облачность совершенно исключали действия больших групп самолетов. В воздух поднимались только самые подготовленные летчики, и действовали они на малой высоте преимущественно отдельными самолетами. Летчики Восьмой воздушной произвели для поддержки своих наземных войск 340 самолето-вылетов. Много это или мало? Много, если иметь в виду, что немецкие самолеты в те дни практически вообще не летали. Вылет в подобных метеорологических условиях сам по себе являлся подвигом. Однако в полной мере намеченный план погода позволила осуществить начиная с 24 ноября. В каждый из последующих дней совершалось большее количество самолето-вылетов, нежели за все первые пять дней операции.

В декабре гитлеровское командование предприняло отчаянную попытку деблокировать свою попавшую в котел под Сталинградом группировку. Разгорелись ожесточенные сражения на земле и в воздухе. Соединения и части Восьмой воздушной армии днем и ночью наносили удары по танковым и пехотным дивизиям Манштейна, рвавшимся к Сталинграду.

В критический момент, когда коридор, отделявший окруженную группировку Паулюса от пробивавшейся к ней извне группировки Манштейна, сузился до 40–50 километров, Тимофей Тимофеевич Хрюкин обратился с приказом к подчиненным войскам.

«20 декабря, — говорилось в нем, — день решающих боев по уничтожению прорвавшейся танковой группировки противника. Военный совет Сталинградского фронта требует от всего личного состава Восьмой воздушной армии особо напряженной работы по уничтожению врага с воздуха в тесном взаимодействии с войсками фронта. Каждый вылет штурмовика, бомбардировщика должен нанести как можно больше поражений врагу».

И летчики Восьмой воздушной в ответ на призыв своего командарма в течение четырех дней произвели 758 боевых вылетов. Непрерывные их удары с воздуха, наносившиеся с 20 по 23 декабря, помогли войскам Второй гвардейской армии остановить врага на реке Мышкове.

Не менее успешно действовала Восьмая воздушная и в последующий завершающий период Сталинградской битвы. Ее летчики, выполняя боевые задачи по осуществлению [431] блокады окруженных немецко-фашистских войск с воздуха во взаимодействии с Семнадцатой воздушной армией, авиацией дальнего действия и частично ВВС Северо-Кавказского фронта, день за днем уничтожали фашистские самолеты на аэродромах Тацинской, Морозовского, Сальска, Зверева, Шахт, Ворошиловграда, Новочеркасска и Ростова.

Отмечая личные заслуги командующего Восьмой воздушной армией в Сталинградской битве, командующий Сталинградским фронтом генерал А. И. Еременко писал в боевой характеристике:

«Товарищ Хрюкин хорошо массировал действия авиации и решительно громил мотомеханизированные войска противника, умело сочетал различные способы боевых действий. Благодаря четко организованной воздушной блокаде его летчики уничтожили 480 транспортных самолетов противника...»

После того как Сталинградский фронт с 30 декабря 1942 года был преобразован в Южный, Восьмая воздушная армия переключилась на поддержку его соединений, перешедших в наступление на ростовском направлении. Воздушная блокада всецело стала осуществляться Шестнадцатой воздушной армией, входившей в состав Донского фронта.

* * *

2 февраля в районе Сталинграда смолк последний выстрел. Советские Вооруженные Силы торжествовали одну из выдающихся своих побед в борьбе против немецко-фашистских захватчиков. И в час великого торжества Военный совет Шестьдесят второй армии генерала В. И. Чуйкова — той самой, на чью долю выпали наиболее тяжелые испытания с первого и до последнего дня Сталинградской битвы, — Военный совет этой героической армии обратился со словами признательности к летчикам Восьмой воздушной:

«Празднуя победу, мы не забывали, что она завоевана также и вами, товарищи летчики, штурманы, стрелки, младшие авиационные специалисты, бойцы, командиры и политработники объединения тов. Хрюкина. Те восторженные отзывы о нашей победе, которыми пестрят страницы газет, в равной мере относятся и к вам... С самых первых дней борьбы за Сталинград мы днем и ночью беспрерывно чувствовали вашу помощь с воздуха... В невероятно трудных и неравных условиях борьбы вы крепко бомбили и штурмовали огневые позиции врага, истребляли немецкую авиацию на земле и в воздухе... За это [432] от имени всех бойцов и командиров армии выносим вам глубокую благодарность».

Тимофей Тимофеевич, когда ему вручили это письмо, несколько раз с глубоким волнением перечитывал его вместе со своим заместителем по политической части бригадным комиссаром А. И. Вихоревым. А потом распорядился, чтобы его прочли всему личному составу армии при проведении митингов в соединениях и частях: генерал очень хорошо понимал силу мобилизующего воздействия на массы воинов проникновенного слова, тем более что шло оно от братьев по оружию. К организации партийно-политической работы он всегда относился с большим вниманием.

Восьмая воздушная во главе с Т. Т. Хрюкиным с честью выдержала сложнейший боевой экзамен и по праву заслужила высокую оценку своих действий. За боевые подвиги, отвагу и героизм свыше 3 тысяч ее воинов-авиаторов были награждены орденами и медалями. 17 летчиков удостоились звания Героя Советского Союза. Девять авиационных дивизий были преобразованы в гвардейские. Два авиационных корпуса, 12 дивизий и 21 полк получили почетные наименования. Заслуги самого командующего были отмечены присвоением Т. Т. Хрюкину воинского звания генерал-лейтенанта авиации и награждением полководческим орденом Суворова.

А впереди были новые бои и операции: освобождение Ростова-на-Дону, прорыв на реке Миусе, разгром гитлеровцев в Донбассе, борьба за освобождение Крыма. В этих сражениях продолжала расти боевая слава авиаторов Восьмой воздушной армии, которые под командованием генерала Хрюкина показывали образцы высокого боевого мастерства и отваги, вызывая восторг у воинов наземных войск. Соединения и части, входившие в ее состав, накопили богатый боевой опыт, в них сложились замечательные традиции.

По всему фронту гремела слава о летчиках Третьего истребительного Никопольского авиационного корпуса, которым командовал генерал-майор авиации Евгения Яковлевич Савицкий. Столь же блестящими боевыми успехами отличался летный, состав Седьмого штурмового авиационного корпуса, Первой гвардейской штурмовой Сталинградской, Краснознаменной, Шестой гвардейской [433] бомбардировочной Сталинградской, Шестой гвардейской истребительной Донской авиационных дивизий и ряда других соединений и частей.

Мы уже рассказывали о том, как в разгар Сталинградской битвы был создан полк мастеров воздушного боя, который генерал Хрюкин по праву считал своим детищем. Отборные асы Девятого гвардейского полка во главе со своим командиром Л. Л. Шестаковым буквально наводили ужас на гитлеровцев в небе Сталинграда. Осенью 1943 года Л. Л. Шестакову было поручено сформировать и подготовить к боевым действиям второй особый полк асов, и в начале 1944 года он уже участвовал в боях за освобождение Украины. К сожалению, нелепый случай весной 1944 года оборвал жизнь храбрейшею из храбрых авиационных командиров — Льва Львовича Шестакова. 13 марта над станцией Давыдковцы, неподалеку от Хмельницкого, гвардии полковник Шестаков и его ведомый обнаружили в воздухе группу из двух десятков фашистских бомбардировщиков.

Это нисколько не смутило Шестакова. И он сам и его подчиненные давно уже били врага не числом, а уменьем. Передав по радио команду своему ведомому, Лев Львович устремился в атаку на лидера вражеской группы. Одна короткая очередь из пушек, и ведущий бомбардировщик, загоревшись, пошел к земле. Новый заход в атаку — еще один факел вспыхнул в воздухе. Но тут и случилось непоправимое. Снаряды, выпущенные из пушек твердой рукой Шестакова, попали, видимо, в бензобаки. Бомбардировщик от взрыва разлетелся на куски. Взрывная волна поразила и истребитель. Самолет Шестакова перевернулся и, потеряв управление, тоже упал на землю.

Так погиб первый командир гвардейского истребительного авиационного полка, который вошел в боевую летопись советской авиации под именем созвездия Героев. Двадцать шесть его летчиков удостоились высшего отличия — звания Героя Советского Союза, четверо из них — А. В. Алелгохин, Амет-Хан Султан, П. Я. Головачев, В. Д. Лавриненков — дважды были награждены медалью «Золотая Звезда».

Тимофей Тимофеевич Хрюкин при первой возможности выезжал в подчиненные ему соединения и части, стремился почаще бывать с летчиками и авиационными специалистами. А в Девятом гвардейском полку бывал особенно часто. Он знал здесь всех по именам вплоть до [434] рядового летчика. Бывало, сам проводил занятия с летным составом, иногда лично ставил или уточнял боевую задачу, присутствовал на летно-тактических разборах. Находясь на командном пункте, генерал очень часто узнавал летчика в воздухе, как говорят, «по почерку», ему даже не нужно было спрашивать позывной.

Однажды на Миусфронте командующий, подъезжая к пункту управления, увидел, как пара наших истребителей атаковала большую группу «юнкерсов», которые приближались к переднему краю. Ведущий и ведомый врезались в гущу вражеских бомбардировщиков, стремительно пикируя сверху. Ведущий с ходу один за другим поджег два самолета. Остальные пошли наутек. А пара наших истребителей свечой устремилась вверх, чтобы затем, используя преимущество в высоте, снова найти себе объект для неотразимой атаки. Генералу Хрюкину не нужно было спрашивать, что это за летчик. По дерзости и орлиной повадке он уже узнал его. Поэтому, когда подъехал на пункт управления, то, пожалуй, не спрашивал, а лишь уточнял:

 — Амет-Хан?

 — Так точно, товарищ генерал, — последовал ответ от офицера наведения.

Назавтра командующий попросил послать в полк самолет ПО-2 и привезти к нему Амет-Хана и его ведомого. Командующий тепло принял летчиков, расспрашивал о деталях боя, поздравлял с очередной победой и, пожелав им новых успехов, наградил ценными подарками.

Среди плеяды храбрых Тимофей Тимофеевич особенно любил и выделял Амет-Хана, этого бесстрашного летчика-истребителя, чей талант раскрылся в Девятом гвардейском полку во всем неповторимом своем блеске. Скромный, даже застенчивый на земле, он совершенно преображался в воздухе и мало имел равных себе по дерзости и упорству в бою даже среди самых известных асов. Амет-Хан командовал в Девятом гвардейском авиаэскадрильей, самолеты которой имели отличительный знак — окрашенные в желтый цвет конусы винтов, а на фюзеляже силуэт орла. Командующий считал, что этот символ был удивительно под стать манере ведения боя самого комэска. От его стремительного удара сверху врагу очень редко удавалось уйти безнаказанно.

Неотразимость орлиного удара Амет-Хана Султана [435] Тимофею Тимофеевичу вновь довелось увидеть в один из горячих дней сражения осенью 1943 года. Генерал Хрюкин руководил действиями своей авиации, находясь непосредственно на КП командующего фронтом. Вместе с Ф. И. Толбухиным здесь же был и член Военного совета фронта Н. Е. Субботин.

Наши наземные войска прорывали оборону на реке Молочной. Операция развивалась тяжело. Враг сопротивлялся с упорством обреченного. Гитлеровское командование любой ценой стремилось удержать за собой выгодные оборонительные рубежи на подступах к Крыму. Не менее ожесточенные схватки происходили и в воздухе.

...Вот на горизонте показалась очередная партия немецких самолетов, направляясь к переднему краю. Двенадцать Ю-88, сопровождаемые четверкой «мессершмиттов». А наших истребителей в этот момент поблизости — только два звена во главе с Амет-Ханом Султаном.

 — Эх, Тимофей Тимофеевич, испортят нам сейчас эти бомбардировщики всю обедню, — хмурится Федор Иванович Толбухин.

 — Полагаю, товарищ командующий, — отвечает Хрюкин. — наши истребители не позволят им этого.

 — Посмотрим...

Не успел генерал Хрюкин взять в руки микрофон, чтобы подать по радио команду, как наши истребители, как бы угадав его мысль, с набором высоты пошли навстречу врагу. Ведущий группы приказал одной четверке связать боем истребители прикрытия. Затем негромко скомандовал остальным:

 — Атакуем!

Его самолет стремительно пошел вниз, за ним ведомый и другая пара...

С первой же атаки наши истребители нарушили строй вражеских самолетов, а Амет-Хан меткой очередью сбил бомбардировщик. Опасаясь новых атак и видя, что истребители сопровождения уже закружились в стремительной карусели, экипажи других бомбардировщиков поспешили неприцельно сбросить бомбы и начали разворачиваться на обратный курс.

 — Лихо он его, — с удовлетворением проговорил Толбухин. — Надо наградить героя...

Генерал Хрюкин, тут же назвав позывной Амет-Хана по радио, [436] сказал:

 — Поздравляю вас с награждением орденом Красного Знамени.

Т. Т. Хрюкин умел требовать с подчиненных, но умел он по достоинству оценить и их заслуги, заботился о них всегда по-отцовски.

В этой связи стоит воспроизвести еще один эпизод из воспоминаний генерала А. Г. Рытова, который с осени 1943 года вновь стал служить вместе с Т. Т. Хрюкиным, но теперь уже в качестве его заместителя по политической части.

Когда весной 1944 года началась непосредственная борьба за изгнание гитлеровских захватчиков из Крыма, командующий Восьмой воздушной, как и всегда, тщательно продумывал план предстоящих действий. И вот за пять дней до начала нашего наступления возникла идея — сделать упреждающий налет на вражеские аэродромы, чтобы обезвредить вражескую авиацию. Ведь у противника имелось до 300 самолетов — сила, с которой нельзя было не считаться.

На следующий день Хрюкин вылетел к командующему фронтом Ф. И. Толбухину и вскоре позвонил оттуда Рытову:

 — Все в порядке. Замысел одобрен.

Удар оказался неожиданным для противника и, безусловно, способствовал безраздельному господству в воздухе нашей авиации. И в период наступления наземных войск Четвертого Украинского фронта в Крыму эффективные действия ее произвели благоприятное впечатление на представителя Ставки Верховного Главнокомандования Маршала Советского Союза А. М. Василевского. Наблюдая с КП командующего фронтом, как под прикрытием истребителей наши штурмовики наносят удары по переднему краю, он похвалил:

 — Молодцы летчики!

Когда войска, прорвав вражескую оборону, продвинулись вперед и шум сражения начал несколько стихать, А. Г. Рытов подошел к Василевскому и представился:

 — Заместитель командующего воздушной армией по политчасти полковник Рытов.

 — А давно присвоено вам звание полковника, товарищ Рытов? — спросил Василевский. Вместо Рытова маршалу ответил Тимофей [437] Тимофеевич:

 — Он, товарищ маршал, еще до финской войны был полковым комиссаром. В начале Отечественной войны ему присвоили звание бригадного комиссара, а когда ввели единые звания — почему-то опять сделали полковником.

Василевский рассмеялся и пообещал разобраться.

Вскоре после этого поступил приказ о присвоении А. Г. Рытову звания генерал-майора авиации, а в газете был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении его орденом Суворова.

С 19 апреля войска Четвертого Украинского фронта начали готовиться к штурму Севастополя. Авиачасти Восьмой воздушной армии по решению командующего перебазировались на передовые аэродромы (к этому времени в ее состав были переведены и соединения Четвертой воздушной армии, поддерживавшие Отдельную Приморскую армию). За шесть суток до начала штурма в дело вступили авиация дальнего действия и фронтовые бомбардировщики. В ходе предварительной авиационной подготовки они сбросили на укрепления, порт и скопления гитлеровских войск свыше 2 тысяч тонн крупнокалиберных и примерно 24 тысячи мелких противотанковых бомб.

С 5 мая, когда началось наступление на Севастопольский укрепленный район, авиация, руководимая генералом Хрюкиным, непрерывно и надежно обеспечивала действия своих наземных войск. Одним из самых напряженных дней в этой операции для авиации стало 7 мая. Гул моторов ни на минуту не смолкал в воздухе. Враг упорно сопротивлялся на Сапун-горе и высоте Сахарная Головка. Туда и устремлялись группы штурмовиков, а над ними шли пикирующие бомбардировщики. Летчики огнем пушек и бомбами выкуривали гитлеровских солдат из укрытий и траншей, подавляли огонь артиллерии и минометов, располагавшихся на обратных скатах. В течение одного этого дня они совершили три тысячи боевых вылетов, уничтожили в воздушных боях 53 вражеских самолета. К вечеру 7 мая победное Красное знамя заалело на Сапун-горе. А 9 мая 1944 года город-герой Севастополь полностью был освобожден от фашистов. Для овладения им немецко-фашистские войска затратили двести пятьдесят дней. Разгромили же их в Крыму советские войска за тридцать пять дней. И в этом немалая заслуга авиаторов. [438]

На имя Тимофея Тимофеевича Хрюкина в те дни пришло немало благодарственных отзывов о героических действиях летчиков Восьмой воздушной армии.

«Прошу передать мою искреннюю благодарность, — писал в одном из них командир стрелкового корпуса генерал-майор П. К. Кошевой, — летчикам вашей армии за отличную поддержку с воздуха в боях от Сиваша — Каранки до Севастополя... Во время штурма Сапун-горы авиация поддерживала пехоту и артиллерию корпуса волей летчиков и силой мотора».

«Работу штурмовой авиации, взаимодействовавшей с 55 ск (стрелковым корпусом), — писал командир другого стрелкового корпуса гвардии генерал-майор П. Е. Ловягин, — оцениваю отлично. Объявляю благодарность всему личному составу».

«Неоценимую помощь пехоте оказала штурмовая, ночная и дневная бомбардировочная авиация. Ее удары точно согласовывались по месту и времени с действиями пехоты», — так писал командующий Пятьдесят первой армией генерал-лейтенант Я. Г. Крейзер, особо выделяя последней фразой искусство командующего воздушной армией и его штаба.

11 мая 1944 года Тимофею Тимофеевичу Хрюкину было присвоено воинское звание генерал-полковника авиации, чем подчеркивалось признание его заслуг как военачальника и зрелого руководителя крупного авиационного объединения. Многим отличившимся в боях соединениям и частям воздушной армии было присвоено почетное наименование Севастопольских. И вновь тысячи воинов-авиаторов Восьмой воздушной удостоились высоких правительственных наград. Командир Третьего истребительного авиационного корпуса генерал Е. Я. Савицкий, командир эскадрильи гвардейского штурмового авиаполка старший лейтенант Л. И. Беда и другие стали Героями Советского Союза, а командир эскадрильи Девятого гвардейского истребительного авиаполка майор В. Д. Лавриненков вторично был удостоен этого высокого звания. Памятник на Малаховом кургане навсегда увековечил ратный подвиг воздушных воинов армии генерала Хрюкина, символизируя их высокое мастерство, отвагу, героизм и беспредельную преданность Родине.

Не успел стихнуть грохот ожесточенных сражений в Крыму, как Тимофей Тимофеевич загорелся выдвинутой в Политуправлении фронта идеей использовать наступившую [439] передышку для того, чтобы восстановить превращенную фашистскими варварами в руины и щебень всесоюзную детскую здравницу — пионерский лагерь «Артек». Командующий сам ездил осматривать «Артек», затем вместе со своими помощниками горячо обсуждал, какие конкретно силы и средства можно выделить от армии для восстановительных работ вместе с другими частями фронта. И какой же радостью светились глаза Тимофея Тимофеевича, когда некоторое время спустя в один из восстановленных корпусов приехали первые отдыхающие! Это были детишки из Ленинграда, пережившие вместе со взрослыми нечеловеческие лишения вражеской блокады. Генерал был полон счастьем солдата и отца за всех этих вихрастых, худых, не по возрасту серьезных мальчишек и девчонок...

Через несколько дней он покинул Крым и отправился к новому месту службы, чтобы вступить в командование Первой воздушной армией.

Среди наступательных операций второй половины 1944 года особое место занимает Белорусская операция, для участия в которой привлекались войска Первого Прибалтийского и трех Белорусских фронтов и корабли Днепровской военной флотилии. Регулярным войскам активно помогали белорусские партизаны. Важная роль отводилась Военно-Воздушным Силам: в составе советских фронтовых объединений находились пять воздушных армий, насчитывавших 5700 боевых самолетов.

Первая воздушная армия обеспечивала с воздуха наземные войска Третьего Белорусского фронта, которыми командовал талантливый советский полководец Иван Данилович Черняховский. Они очень быстро сработались друг с другом — самый молодой командующий войсками фронта и его заместитель по авиации — самый молодой командующий воздушной армией.

Сразу же после первого знакомства Иван Данилович имел возможность убедиться, что Хрюкин — человек дела, отличающийся кипучей энергией и настойчивостью в достижении поставленной цели.

В подготовительный период к операции очень большую работу в войсках выполняли представители Ставки Верховного Главнокомандования. Координацию действий Третьего Белорусского и Первого Прибалтийского фронтов [440] осуществлял Маршал Советского Союза А. М. Василевский. И он сам и руководящий состав фронта изо дня в день совершали перелеты в полосе фронта, а то и за его пределы. Командующему воздушной армией было поручено обеспечить безопасность этих перелетов, организовав надежное сопровождение транспортных самолетов истребителями. Т. Т. Хрюкин решил возложить выполнение ответственной задачи на один из полков истребительной авиадивизии, которой командовал генерал-майор авиации Г. Н. Захаров. Самого ее командира Тимофей Тимофеевич хорошо знал еще по довоенным временам: вместе служили добровольцами в Испании и Китае. Это был прекрасный боевой летчик и вдумчивый командир-воспитатель. Познакомился командующий и с частями соединения Г. Н. Захарова. Все полки имели богатый опыт и хорошо зарекомендовали себя в боях. С весны 1943 года в состав этой дивизии входила и эскадрилья французских добровольцев, реорганизованная затем в полк «Нормандия».

В конце мая генерал Захаров возглавил перелет полка «Нормандия» на фронтовой аэродром Дубровка из Тулы, где французские летчики провели зиму, отдыхая после летних сражений 1943 года и обучая вновь прибывшее пополнение.

В первые же дни прибытия «Нормандии» на фронт генерал Т. Т. Хрюкин прилетел в Дубровку и лично познакомился с французскими летчиками. Состав полка «Нормандия» в то время был самым большим с момента прибытия в ноябре 1942 года первой группы французских летчиков-добровольцев на советскую землю. К началу Белорусской операции он имел в своем составе четыре эскадрильи («Руан», «Гавр», «Шербур», «Кан»), 61 летчика и 249 человек советского инженерно-технического состава. На вооружении полка находились 55 советских самолетов-истребителей ЯК-9. По докладу командира полка подполковника Пуйяда и его заместителя майора Дельфино, 51 экипаж был полностью подготовлен к боевым действиям.

Однако командующий воздушной армией посоветовал французским летчикам не спешить с вылетами на боевые задания, получше отрабатывать слетанность пар, звеньев и эскадрилий, налаживать четкое взаимодействие между ними.

 — Надо, чтобы французские летчики постепенно втягивались в воздушные бои, — говорил он генералу [441] Захарову. — Начинайте с дежурств в готовности номер один. С заданиями за линию фронта пока не посылайте...

Вместе с французскими добровольцами на аэродроме Дубровка базировался и наш Восемнадцатый гвардейский истребительный авиаполк, которым командовал подполковник А. Е. Голубов. Генерал Захаров давал самую лучшую аттестацию гвардейцам. Охрану перелетов представителей Ставки ВГК и руководящего состава фронта он также предложил поручить летчикам этого полка.

 — Голубов со своими орлами, товарищ командующий, отлично справится с задачей.

Хрюкин согласился и в последующие дни с удовлетворением убедился в прекрасной боевой выучке и высоких морально-боевых качествах летчиков Восемнадцатого гвардейского и их командира. Поставленную задачу они выполняли отлично.

Не менее ответственным делом для всей воздушной армии в канун нашего наступления была борьба с вражескими воздушными разведчиками. Командующий фронтом генерал И. Д. Черняховский строжайше потребовал не допустить возможности наблюдения противником с воздуха перегруппировок и сосредоточения наших наземных войск перед началом операции. Штаб воздушной армии разработал необходимые мероприятия, которые генерал Хрюкин изложил в специальном приказе.

И надо же было так случиться, что вскоре после издания этого приказа немецкий самолет-разведчик пролетел в наш тыл и возвратился за линию фронта, прежде чем дежурная группа истребителей А. Е. Голубова успела его перехватить, хотя и поднялась она в воздух после получения команды без промедления.

Генерал Хрюкин немедленно вызвал к себе на КП командира полка.

 — Я вас весьма ценю, — сказал он. — Однако от должности отстраню, если еще хоть один воздушный разведчик безнаказанно будет летать в районе, за который вы отвечаете.

 — Товарищ командующий, оправдываться не буду. Но прошу вашего распоряжения, чтобы сигналы от радиолокаторов и постов ВНОС поступали прямо к нашему оперативному дежурному, а не по лестнице: штарм — дивизия — полк. На это уходит слишком много времени. [442]

Разобравшись в том, как передаются сигналы о воздушном противнике на аэродромы, где находятся дежурные подразделения истребителей, и убедившись в справедливости сказанного командиром полка, генерал Хрюкин изменил порядок оповещения: сначала сигнал передавать дежурным истребителям, а затем уже дублировать его для вышестоящих штабов.

На другой день, а было это 14 июня 1944 года, как рассказал мне Анатолий Емельянович Голубов, он поднялся с утра пораньше в воздух. Сам хотел проверить, насколько быстро и точно смогут обнаружить самолет в воздухе наши радиолокаторы. Дело это было тогда еще новое, непривычное. И вот стал он резко менять высоту и направление полета, а затем запрашивал у расчетов, где находится самолет. На каждый запрос ответ следовал без промедления. Сверившись по карте с местностью, Голубов убеждался, что координаты дают ему точные.

...Вот снова на очередной его запрос последовал быстрый ответ с земли. Точно названа высота полета — 6000 метров, район, где он находился, и курс. Но почти сразу же вслед за этим в наушниках шлемофона снова раздался теперь уже встревоженный голос, говоривший о том, что в воздухе обнаружены два самолета противника — бомбардировщик Ю-88 в сопровождении истребителя МЕ-109.

Сориентировавшись по карте, Голубов увидел, что самолеты противника уже успели проникнуть за линию фронта на 15–20 километров и приближаются к Дубровке. «А вдруг сейчас развернутся на обратный курс... — подумал летчик. — Не хватало только, чтобы и эти ушли, как вчера». И мгновенно отжав ручку управления от себя, он перевел самолет в пикирование. Информация по радио помогла своевременно обнаружить оба самолета. Немецкий истребитель находился ближе к нему и выше «юнкерса». Но Голубов, не задумываясь, ринулся в атаку на бомбардировщик, ибо именно он вел разведку и фотографирование и ему никак нельзя было дать уйти. Немецкий истребитель бросился было на выручку своему подопечному, думая преградить путь советскому ЯКу. Между тем «юнкере» уже запылал от меткой очереди и пошел к земле. Его экипаж выбросился с парашютами.

Теперь «мессер» решил убраться восвояси, уклонившись от боя. Однако краснозвездный истребитель не дал [443] ему такой возможности. Почуяв опасность и видя, что ЯК настигает его, фашист заметался из стороны в сторону. Не тут-то было. С короткой дистанции двумя очередями из пушек и пулеметов А. Е. Голубов покончил и со вторым вражеским самолетом. Он упал и разбился вместе с летчиком недалеко от аэродрома Дубровка.

* * *

Спасшийся на парашюте летчик самолета Ю-88, переодевшись в гражданский костюм, пытался скрыться в лесу. Но к месту его приземления вовремя подоспел командир дивизии генерал Захаров, летевший на связном самолете. Он и пленил этого перепуганного обер-лейтенанта, который тут же был доставлен в штаб, где дал ценные показания.

Финал этого боя был такой. Еще не зная фамилии летчика, одержавшего блестящие победы в воздушном бою в районе аэродрома Дубровка прямо на глазах у всего личного состава, Тимофей Тимофеевич Хрюкин приказал немедленно доставить его в штаб воздушной армии.

Прибыл подполковник А. Е. Голубов.

 — А я вас не вызывал... — начал было Хрюкин.

 — Вы вызывали летчика, сбившего два самолета над Дубровкой.

 — Так это вы?! — Глаза командующего озорно заблестели, а обычно суровое лицо озарилось приветливой, доброй улыбкой. — Поздравляю и беру свои слова обратно...

Вызвав начальника отдела кадров, Тимофей Тимофеевич дал указание подготовить наградной лист на подполковника А. Е. Голубова и тут же вручил ему орден Красного Знамени. Тем самым командующий пунктуально выполнял требование собственного приказа от 30 мая 1944 года. Он назывался «Об организации борьбы с разведчиками противника» и содержал, в частности, пункт, в котором говорилось: «Уничтожение разведчика противника и особенно пленение экипажа считать высоким боевым отличием. Летчика, сбившего самолет противника, немедленно представлять к правительственной награде».

С самого первого дня Белорусской стратегической операции летчики генерала Т. Т. Хрюкина активно содействовали успеху своих наземных войск. Хотя утром 23 и 24 июня наличие туманов сильно затрудняло действия авиации, 160 бомбардировщиков ПЕ-2 перед началом атаки нанесли удар на южном участке Третьего Белорусского [444] фронта. А с началом атаки наши наступавшие войска мелкими группами непрерывно поддерживали штурмовики ИЛ-2. Летчики Первой воздушной бомбовыми ударами помогли сломить сопротивление узла обороны противника на оршанском направлении. Они оказали самую активную поддержку в разгроме и окружении немецко-фашистских войск в районе Витебска, в освобождении Орши, Минска и других больших и малых населенных пунктов Белоруссии. Столь же активно и успешно действовала авиация под командованием Т. Т. Хрюкина, поддерживая дальнейшее стремительное наступление сухопутных войск Третьего Белорусского фронта в направлении на Даугавпилс, Вильнюс.

Восточно-Прусская операция и штурм Кенигсберга венчали славный боевой путь Тимофея Тимофеевича Хрюкина в годы Великой Отечественной войны. В первый ее год ему пришлось отражать бешеный натиск врага, который пытался штурмовать жизненные центры нашей страны на Севере. А на заключительном ее этапе он штурмовал Кенигсберг — вражескую крепость, которую гитлеровцы считали неприступной.

* * *

На второй день операции по овладению Кенигсбергом перед авиационными соединениями была поставлена задача наращивать удар, чтобы ускорить продвижение наземных войск. С этой целью части авиации должны были бомбить вражескую крепость днем. Впервые такая задача поручалась тяжелым бомбардировщикам. И генерал-полковник авиации Хрюкин сделал все, чтобы надежно обеспечить их помощью своих истребителей и штурмовиков, Небо над Кенигсбергом было очищено от фашистских самолетов.

Непрерывно, днем и ночью продолжался этот всесокрушающий штурм. В ночь с 9 на 10 апреля остатки гарнизона крепости и города Кенигсберг капитулировали.

После окончания героического штурма десятки и сотни отличившихся воинов всех родов войск были отмечены высокими правительственными наградами. Их удостоились и многие летчики Первой воздушной армии. 19 апреля 1945 года прилетела весть из Москвы о том, что Указом Президиума Верховного Совета СССР Тимофею Тимофеевичу Хрюкину присвоено звание дважды Героя Советского Союза. Этому сообщению радовались все его боевые друзья и товарищи, все авиаторы, с которыми он добывал победу над врагом.

В годы Великой Отечественной войны имя генерала Тимофея Тимофеевича Хрюкина слышал, пожалуй, каждый советский человек. Неоднократно упоминалось оно в приказах Верховного Главнокомандующего, где назывались имена военачальников и полководцев, части и соединения, отличившиеся в боях. Генерал-полковник авиации Хрюкин — военачальник советской закалки, коммунист-боец — все свои силы, талант, творческую энергию неутомимого организатора отдал своей Родине. В послевоенные годы Т. Т. Хрюкин занимал ряд ответственных должностей в Военно-Воздушных Силах, окончил Академию Генерального штаба. Партия и правительство доверили ему высокий пост заместителя главнокомандующего ВВС по военно-учебным заведениям. Он находился в расцвете сил, был полон больших творческих планов. Однако трагический случай решающим образом подорвал его здоровье. Находясь на учениях, генерал Хрюкин ехал в штаб на автомашине. Неожиданно на дороге показалась группа женщин, Водитель уже не успевал предотвратить несчастье. Мгновенно оценив обстановку, Тимофей Тимофеевич решительно взялся за руль автомашины и направил ее в кювет, чтобы избежать столкновения и спасти людей... Врачи спасли жизнь генерала путем сложнейшей операции. Могучий организм, казалось, справился с тяжелой травмой. Но это была только временная отсрочка. 19 июля 1953 года Тимофей Тимофеевич умер, так и оставшись навсегда в памяти народной самым молодым авиационным генералом, который благодаря своему таланту достиг вершин руководящей деятельности в Советских Военно-Воздушных Силах.