Сталинградский фронт был расчленен на две части, и узкий восьмикилометровый коридор, пробитый в его боевых порядках, заняли войска противника. 62-я армия оказалась отрезанной от других частей Сталинградского фронта. В образовавшийся прорыв враг ввел еще одну мотодивизию и несколько пехотных дивизий.
Вот как развивались события этого тяжелого дня.
На рассвете я вызвал начальника гарнизона — командира 10-й дивизии полковника А. А. Сараева, являвшегося в то же время комендантом городского обвода укреплений, которые проходили непосредственно по окраине города. Эти укрепления и занимала, растянувшись на 50 километров, дивизия, которой он командовал. Оборона, естественно, была очень «жиденькой». К этому надо добавить, что соединение совершенно не имело артиллерии. Ознакомившись с характером обороны, я дал ряд указаний товарищу Сараеву.
В 8 часов я позвонил в штаб 62-й армии. Начальник штаба генерал-майор Н. А. Москвин доложил, что танки противника при поддержке крупных сил авиации атакуют из района Вертячий в общем направлении па восток. Его авиация усиленно обрабатывает полосу севернее Большой и Малой Россошки. Стало ясно, что гитлеровцы перешли в наступление непосредственно на Сталинград.
В 9 часов раздался звонок.
— Докладывает начальник штаба 8-й воздушной армии полковник Н. Г. Селезнев, — послышалось в трубке.
— Я слушаю.
— Только что возвратились из разведки летчики-истребители, — сообщил Селезнев. — Они донесли, что в районе Малой Россошки идет сильный бой. На земле все горит. Летчики видели две колонны примерно по сто танков каждая, а за ними сплошные колонны автомашин с пехотой. Все это движется па Сталинград. Головные колонны проходят рубеж Малая Россошка. Авиация противника большими группами бомбит наши войска, расчищая путь своим колоннам.
Я приказал немедленно поднять всю авиацию армии — нанести мощный удар по колоннам танков и мотопехоты противника.
— Слушаюсь! — ответил Селезнев.
Такое же приказание я отдал и командующему ВВС Юго-Восточного фронта генерал-майору авиации Т. Т. Хрю — кину, обязал его увязать удары своей штурмовой авиации с авиацией Сталинградского фронта. Отдал ряд других распоряжений, диктуемых обстановкой.
Полковник Е. А. Райнин (командир корпуса противовоздушной обороны) сообщил, что в 9 часов с поста ВНОС из района Большая Россошка доложили о движении колонны танков (свыше ста машин) севернее этого населенного пункта в общем направлении на восток.
— Усильте наблюдение и будьте готовы к отражению танковой и воздушной атак, — распорядился я.
Прибыли вызванные мной начальник автобронетанкового управления фронта генерал-лейтенант танковых войск А. Д. Штевнев и начальник оперативного отдела фронта генерал-майор И. Н. Рухле. Познакомил их с последними данными обстановки и отдал приказ немедленно образовать под командованием генерала Штевнева группу из остатков двух танковых корпусов, которые предполагалось отправить на формирование. Корпуса эти имели в своем составе всего по 20–25 танков, главным образом Т-70. Группе поставил задачу не допустить танки и мотопехоту противника к Сталинграду с северо-запада и подготовить контрудар.
Наш короткий разговор прервал новый телефонный звонок.
— Между станцией Котлубань и разъездом Конный, — докладывал начальник военных сообщений фронта генерал-майор А. А. Коршунов, — танки противника разбили наш эшелон с боеприпасами, продовольствием и пополнением. Вражеские танки движутся на Сталинград.
В это время вошел вызванный мною вновь А. А. Сараев.
— Танки противника, — сказал я ему, — в 14–15 километрах от Сталинграда. Они стремительно продвигаются к северной части города.
— Мне это известно, — вполголоса ответил Сараев.
— Что вы предприняли?
— Двум полкам, занимающим оборону на северо-западном и на северном направлениях, дал команду быть в готовности к бою, — доложил Сараев. — Напомнил о том, чтобы эти полки имели связь с командирами артиллерийских дивизионов ПВО, расположенных на огневых позициях в том районе, приказал резервный полк из района пригорода Минина немедленно перебросить в район завода «Баррикады».
Только отпустил Сараева, как позвонил мой заместитель по Юго-Восточному фронту генерал-лейтенант Ф. И. Голиков или начальник штаба фронта Г. Ф. Захаров, точно я уже сейчас не помню, и проинформировал:
— Противник с 7 часов возобновил атаку и к 12 часам занял станцию Тингута и разъезд 74-й километр. На остальных участках атаки отбиты. 38-я стрелковая дивизия ведет бой в полуокружении. Принимаются меры для контратаки на Тингуту.
— Хорошо, действуйте. Отдайте приказ 56-й танковой бригаде, находящейся в резерве Юго-Восточного фронта, подготовиться к немедленному выступлению.
Доложили, что вызывает Москва.
— Кто просит?
— Заместитель начальника Генерального штаба.
Москва требовала доклада о происшедшем. Не успел я окончить разговор по «Бодо» с Москвой, как дежурный по связи сообщил, что командующий 62-й армией срочно просит к телефону.
— До 250 танков и около 1000 автомашин с мотопехотой, — сказал генерал Лопатин, — при одновременной, очень сильной поддержке авиации смяли полк 87-й стрелковой дивизии и правый фланг 35-й гвардейской стрелковой дивизии севернее Малой Россошки.
Мне это было уже известно. Приказав отбросить противника от среднего обвода и восстановить положение, я возвратился в кабинет. Новое сообщение передал полковник Райнин: в районе Орловки зенитная артиллерия ведет бой с танками противника, есть подбитые орудия. Вслед за ним полковник Сараев доложил, что 282-й полк 10-й дивизии ведет бой с танками и мотопехотой противника в районе высоты 136,0, что восточнее Орловки.
Обстановка все усложнялась. Перебрал в памяти, что и где еще можно взять, чтобы скорее перебросить в Сталинград. На особом учете мы держали замечательные части, которые не раз в тяжелые моменты выправляли положение: 38-ю мотострелковую бригаду, 20-ю истребительную бригаду, 738-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк, 33-ю танковую бригаду. Подходила 124-я стрелковая бригада. Может, их выдвинуть вперед?
Звонок телефона прервал мои мысли. Говорил В. А. Малышев. Он был тогда наркомом танковой промышленности и представителем Государственного Комитета Обороны. В этот момент Вячеслав Александрович находился на СТЗ. Это был душевный человек, прекрасный работник, мужественный, с широким кругозором, с большевистским подходом к любому вопросу. Он сообщил:
— С завода наблюдаем бой, идущий севернее города. Зенитчики дерутся с танками. Несколько снарядов уже упало на территорию завода. Танки противника движутся на Рынок. Заводу грозит опасность. Наиболее важные объекты мы приготовили к взрыву.
— Пока ничего не взрывать, — ответил я. — Завод будем оборонять во что бы то ни стало. Нужно немедленно подготовить к бою и вывести на рубежи рабочие дружины, не допустить противника к заводу. К вам уже вышла поддержка.
Малышев передал трубку генерал-майору Н. В. Фекленко, который доложил:
— Я нахожусь в танковом учебном центре завода, имею до двух тысяч человек и 30 танков; решил оборонять завод.
— Решение правильное, — ответил я. — Назначаю вас начальником боевого участка. К вам перебрасываются две бригады: одна танковая и одна стрелковая.
Прибыли начальник инженерных войск фронта генерал-майор В. Ф. Шестаков и начальник тыла генерал-майop H. П. Анисимов. Они доложили, что поставленная задача — за 12 дней построить наплавной мост через Волгу в районе Сталинградского тракторного — выполнена досрочно, за 10 дней. Общая длина моста более трех километров.
— Очень хорошо, — сказал я, стараясь казаться спокойным. — Объявите от лица службы благодарность людям, строившим мост, и командирам, которые руководили работами, в частности товарищу Н. Н. Степанову. Мост же приказываю уничтожить.
Шестаков и Анисимов переглянулись между собой. От неожиданности Шестаков сделал даже шаг назад.
— Да, да, уничтожить и немедленно, — сказал я тоном, не терпящим возражения.
Шестаков и Анисимов не знали о резком изменении обстановки и не предполагали, что только что построенный мост уже находится под непосредственной угрозой захвата противником, я объяснил им кратко создавшееся положение. Поняв его, глубоко потрясенные, инженер и начальник тыла ушли выполнять приказ.
После них явился начальник группы минометных частей генерал-майор А. Д. Зубанов. Это был способный артиллерийский начальник (в 1943 году он погиб при катастрофе). С ним пришел генерал-майор П. А. Дегтярев, посвятивший себя работе в области развития реактивной артиллерии и сделавший много полезного для нашей армии.
Им стало известно, что противник близко подошел к основным складам с боеприпасами, где хранились и реактивные мины. «Что делать?» — спрашивали они. Действительно, ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы эти виды боеприпасов попали в руки врага. Для нас они были нужны как воздух. Вместе обсудили, что надо сделать для вывозки мин в безопасное место.
Позднее прибыл полковник С. Ф. Горохов, командир 124-й стрелковой бригады.
— Прибыл с бригадой в ваше распоряжение, — доложил он.
— Ускорьте переправу бригады в район тракторного завода. Явитесь там к генералу Фекленко, от которого получите задачу.
Снова попросили к телефону. Полковник Райнин доложил:
— С запада и юго-запада на Сталинград идут большие группы немецких бомбардировщиков по 30–40 самолетов каждая. Через 3–5 минут они будут над городом. Воздушная тревога объявлена. Команда к бою дана. Истребительная дивизия поднимается в воздух.
— Правильно. Действуйте! — спокойно сказал я, а у самого заколотилось сердце, на лбу появились капли пота. Опасность громадная. «Не менее 100 самолетов — прикидываю в уме» (в действительности самолетов оказалось около 600, хотя точно подсчитать их не удалось, город очень растянут, а вражеские самолеты делали по нескольку заходов).
Ровно в 18 часов 23 августа фашисты обрушили массированный удар с воздуха на Сталинград. Одновременно их танки и моторизованные войска вышли к Волге в районе Рынка и сразу же развернули наступление на Сталинград с севера. Мощному артиллерийскому и минометному обстрелу подвергся Сталинградский тракторный завод.
Первыми вступили в бой с танками противника минометчики и зенитчики. Заняли рубеж у Мокрой Мечетки, в одном километре севернее тракторного завода, рабочие истребительные батальоны. Завязался упорный бой. И врагу, несмотря на превосходство в силах, не удалось прорваться к заводу. Ночью наши позиции севернее Сталинграда были укреплены и усилены новыми частями.
Напряженнейшая борьба носила исключительно маневренный характер и протекала в обстановке беспрерывного движения сил и средств противника и его ударов с самых различных направлений. Выдвижение войск на угрожаемые участки, организация и создание новых оборонительных рубежей, наведение порядка в самом городе — все это происходило в неимоверно трудных условиях, особенно после того, как противник начал страшную бомбардировку города.
У того, кто был в Сталинграде 23 августа, никогда не изгладится из памяти город, охваченный огненным смерчем. Враг бросил на Сталинград весь свой 4-й воздушный флот. Гитлеровские воздушные пираты буквально засыпали город фугасными и зажигательными бомбами.
Август 1942 года в Сталинграде выдался чрезвычайно знойным, два месяца стояла сухая жаркая погода, не было ни одного дождя. Густо застроенный город имел много деревянных зданий с кровлями из легковоспламеняющихся материалов. Немало в нем было нефтехранилищ. Значительные запасы сырья и топлива хранились на заводах. Не удивительно, что Сталинград сразу потонул в огне.
Бомбовый удар воздушных пиратов обрушился в основном на жилые кварталы города, на его население: стариков, женщин, детей. Войск в городе почти не было, они вели бои далеко на подступах к Сталинграду, и фашисты это, конечно, знали.
Первые бомбы разрушили водопровод. При отсутствии колодцев это страшно затрудняло борьбу с очагами огня. Нарушилась проводная связь, из строя вышли все радиостанции.
Многое пришлось мне пережить в минувшую войну, но то, что предстало нашим глазам 23 августа в Сталинграде, поразило, как тяжелый кошмар. Беспрерывно то там, то здесь взмывали вверх огненно-дымные султаны бомбовых взрывов. Огромные столбы пламени поднялись к небу в районе нефтехранилищ. Потоки горящей нефти и бензина устремились к Волге. Горела река, горели пароходы на сталинградском рейде. Смрадно чадил асфальт улиц и площадей. Как спички, вспыхивали телеграфные столбы.
Стоял невообразимый шум, надрывавший слух своей адской музыкой. Визг летящих с высоты бомб смешивался с гулом взрывов, скрежетом и лязгом рушащихся построек, треском бушевавшего огня. Стонали гибнущие люди, надрывно плакали и взывали о помощи женщины и дети. Сердце сжималось невыносимой болью, состраданием к невинным жертвам фашистских извергов.
Да, тяжело было видеть эту картину разрушения и смерти. Но мы видели и другое: решимость советских людей — военных и гражданских — в любых условиях, перед лицом самых невероятных трудностей, противостоять врагу.
По самолетам воздушных пиратов вели непрерывный меткий огонь более 500 орудий зенитной артиллерии, одновременно отбивавшей танковые наскоки фашистов. Отважно вступали в воздушный бой наши истребители. То и дело, оставляя за собой полосу черного дыма, фашистские стервятники врезались в землю.
Все гражданское население — рабочие предприятий, служащие, молодежь, домохозяйки, сплоченные и руководимые коммунистами, боролись с пожарами, отстаивали от огня заводы и фабрики с их ценным оборудованием, спасали материальные ценности, укрывали от опасностей детей и раненых.
Советские люди не пали духом, не спасовали. Они противопоставили свою несгибаемую волю фашистским варварам, сохранили спокойствие, не поддались панике и укрепили свои силы для дальнейшей победоносной борьбы.
Овладеть Сталинградом с ходу врагу не удалось. Фашисты продвинулись лишь там, где имели огромное количественное превосходство, где им удавалось полностью вы — вести из строя защитников того или иного участка обороны.
День 23 августа был для сталинградцев беспредельно тяжелым, но вместе с тем он показал врагу, что стойкость и героизм наших людей, их выдержка и беспримерное мужество, воля к борьбе и вера в победу не могут быть поколеблены ничем.
Это было результатом той большой воспитательной работы, которую вела Коммунистическая партия с советскими людьми в мирные годы, которую в дни тяжелых испытаний вели партийные организации, наши командиры и политработники. Сталинградские коммунисты показывали пример железной стойкости и бесстрашия в бою, энтузиазма и самоотверженности в труде.
К 9 часам вечера на наш КП приехали секретарь Сталинградского обкома А. С. Чуянов, В. А. Малышев. Здесь уже был начальник Генерального штаба А. М. Василевский. Настроение у всех тяжелое. Городу нанесен огромный ущерб. Погибли плоды многолетнего вдохновенного труда десятков тысяч советских людей. Имеется много жертв среди мирного населения. Противник достиг немаловажного тактического успеха.
Прежде всего были подведены итоги разведки, поставлены задачи авиации на ночь и на завтрашний день. По окончании этой работы обсудили вопросы подготовки предприятий к обороне, формирования новых рабочих дружин и т. д. В 23 часа мы с начальниками штабов обоих фронтов рассмотрели данные для боевых донесений Ставке, направлявшихся в 24 часа ежедневно. В боевом донесении по Юго-Восточному фронту излагался ход напряженного боя в районе станции Тингута и разъезда 74-й километр. Этот документ почти ничего не говорил о происшедших в Сталинграде грозных событиях. При составлении же донесения по Сталинградскому фронту все мы вновь пережили страшные события истекшего дня. Теперь, когда все они были сведены вместе и излагались лаконичным языком оперативного документа, значение их, казалось, стало еще более отчетливым.
Содержание донесения, которое направлялось Ставке, сводилось к следующему.
Противник прорвал оборону Сталинградского фронта на его левом фланге в районе х. Вертячий, с. Песковатка и стремительным ударом на восток в районе Латошинки вышел к Волге, разрезав таким образом фронт на две части.
Противник вплотную подошел к северной окраине Сталинграда, где был остановлен, и начал обстрел Сталинградского тракторного завода. Перерезаны две железнодорожные линии, подходящие к Сталинграду с севера н северо-запада. Таким образом, оказались серьезно нарушенными наши коммуникации: волжский водный путь, по которому шло снабжение горючим не только армии, но и страны, и железнодорожные линии, питавшие войска обоих фронтов.
В 24.00 мы с болью в сердце подписали это донесение Верховному Главнокомандованию.
Сразу же после этого мы составили обращение: одно к войскам и другое к населению Сталинграда. В них было указано, что Государственный Комитет Обороны требует вернуть захваченную врагом узкую полосу сталинградской земли, окружить находящихся здесь гитлеровцев и истребить их. С этой целью необходимо усилить контратаки на этом участке с тем, чтобы закрепиться вновь на внешнем сталинградском обводе, мобилизовать все силы на отпор наглому врагу.
День 23 августа для нас заканчивался, когда уже заалело небо за Волгой. И день этот оставил в нашей памяти глубочайший след, который не может стереть время.
В последующие дни фашисты продолжали беспрерывно атаковать Сталинград с севера, но быстро принятыми мерами этот участок фронта был укреплен.
К юго-западу от Сталинграда врагу также удалось прорвать оборону наших войск и выйти в район села Тундутово. Но в развернувшемся ожесточенном бою нам удалось его остановить. Однако положение Сталинграда в связи с выходом противника к Волге оставалось чрезвычайно тяжелым, и с каждым днем оно еще больше усугублялось.
Известно, как события развивались дальше. Вермахт увяз в боях тактического характера, его командование просмотрело подготовку нашего контрнаступления. И три фронта сталинградского стратегического направления, блестяще оснащенные и вооруженные, благодаря беспримерному трудовому подвигу всего нашего народа, вдохновленного Коммунистической партией, начали то грандиозное наступление, которое в конечном итоге привело к полному разгрому фашистской Германии.